Вперед в прошлое 11
Шрифт:
И ведь если спорить, доказывать что-то, он просто разозлиться и начнет быковать. Есть люди, у которых своя правда, своя логика, а то, что не укладывается в желаемое — ересь. Они способны любую подлость оправдать, чтобы обелить себя в своих глазах.
А может, Василий действительно не понимает, потому что тупой? Мне ни разу не легче от факта, что почти все подлости делаются не потому, что этот человек злодей, а потому, что ему так удобно, а ты стоишь на пути и мешаешь.
Но я все-таки не удержался, спросил:
— Если бы мы не поехали на мукомольный завод,
— Ну ты шо, мы ж поехали.
Он зябко повел плечами и закашлялся. Я покосился на него и подумал, что бог шельму метит. Похоже, отчим заболевает. И как бы ни хотелось разругаться с ним вдрызг — не стоит ни сейчас, ни потом. Он пытается проехаться на моей смекалке и моих знаниях. А я попытаюсь проехаться на его машине.
— Действительно, чего это я.
Василий не уловил в моих словах сарказма. Он и правда тупой и считает, что, когда найдет кучу точек без моего участия, то будет иметь полное право меня подвинуть и забыть. Еще и я с этим рассказом о интересующемся нами неизвестном чуть не отпугнул его от завода, на котором пока еще мне можно зарабатывать.
Теперь я ехал и мечтал, что вот-вот вырулит группа захвата, скрутит отчима… Да, я много потеряю, но зато какой красивый урок!
Ну а чего я хотел? Бартер — не мое изобретение, им может заниматься каждый, у меня нет монополии на этот род деятельности. Отчим не обязан пахать на меня всю оставшуюся жизнь.
Совесть, как оказалось, у Василия резиновая. И тут мне на ум пришла интересная идея. Отчим меня решил кинуть, теперь это точно. Что будет, если внушить ему весь товар продавать пятьдесят на пятьдесят, вне зависимости от того, чьи это точки? В конце концов, моя способность развивается, я даже по площади работать умею!
Но, если на отчима внушение не подействует, он, как человек небольшого ума, не умеющий контролировать порывы, набросится с кулаками. Пожалуй, подожду. Тем более, эффект от внушения появляется только на следующий день.
— Вы не заболели? — спросил я, борясь с искушением прогнуть его прямо сейчас.
В конце концов, это будет восстановлением справедливости.
— Куда поедем? — спросил отчим как ни в чем не бывало. — Вы в Черкесовке были, да? Поедем дальше, там тех курортных сел — ух!
Ехали мы молча, я наблюдал за отчимом и отмечал, что он клюет носом и постоянно вздрагивает, а еще он начал сморкаться и чихать. Точно от Бори заразился, глаза, вон, красные, как у рака.
— Как вы себя чувствуете? — спросил я.
— Да шо-то не очень. — Отчим шмыгнул носом.
— Давайте температуру померяем, — предложил я.
— У тебя градусник есть? — удивился отчим.
— По пульсу, — воспользовался я знаниями взрослого. — Каждый градус прибавляет приметно по десять ударов сердца. Если у вас температура тридцать восемь, пульс будет в района восьмидесяти.
— И шо — работает?
— Еще как. Только часы нужны с секундомером.
Отчим поверил, мы нашли широкую обочину и остановились. Я достал свои часы из рюкзака, потыкал кнопку сбоку, чтобы появились секунды, и отчим протянул руку
запястьем вверх, я нащупал пульс. Сердце у него тарабанило бешено, и так было ясно, что он заболел. Но я все равно сделал замер и озвучил результат:— Частота сердечных сокращений — девяносто два. Соответственно, у вас жар под тридцать девять, и, если не сбить температуру, последствия могут быть печальными.
Отчима доконало недомогание, он не стал спорить, молча посчитал свой пульс. Задумался и сделал вывод, что я прав.
— И шо делать?
— Гайцов тут нет? Нет. Я сяду за руль, роста я уже одного с вами, и поведу машину. В ближайшем селе пробегусь по домам, найду вам аспирин…
— Какой за руль? Ты рехнулся? — взвился отчим, но как-то вяло. — Не пущу.
А я не поеду с человеком, который может вырубиться в любой момент или, хуже того — помереть! Бац — и все. И отек легких. Вот, у Наташкиного Андрея недавно было.
— Кто тебя научил водить…
— Алексей…
— Эту машину? Ах он…
— Да не сейчас! Уже давно. Я за один день не научился бы. Сил у меня много, с рулем справлюсь. А до села тут недалеко.
— Я в порядке, — уперся отчим и завел мотор.
Я закрыл лицо руками. С другим человеком можно было бы договориться, надавить на то, что не поеду с человеком, который на грани обморока. Вылез бы из салона — и он сдался бы. Этот же — нет. Если уперся, это всерьез и надолго, и до победного конца, даже когда он — собственная кончина.
В бедненькое село мы въехали минут через пять. Отчим остановился и закашлялся, упершись в руль. Я побежал к ближайшему дому. Старушка, которая ко мне вышла, прониклась и вынесла пластинку аспирина. Поблагодарив ее, я вернулся в кабину, отдал таблетки отчиму, который съел сразу две и запил чаем из термоса.
— Предлагаю ехать домой, — сказал я. — Товар у нас не портится, он разве что мороза боится, но его быть не должно.
Отчим откинулся на спинку, закрыл глаза и запрокинул голову.
— Нет. Сейчас станет полегче, и дальше поедем, продадим все. А иначе как?
Вот же баран упертый. И за руль не пустит! И не отдохнет, потому что мужик же ведь! Деревья умирают стоя. Вся злость на этого дурака сразу ушла. Он же реально умереть может! Это уже прямая угроза жизни, потому я решился на внушение:
— Василий, сейчас вы уступите мне водительское место…
Его лицо перекосило от ненависти, он рванулся ко мне, как бешеная собака в последнем порыве, но все-таки взял себя в руки.
— Ни за что! Это тебе не игрушки!
Ясно, внушение на него не действует, даже когда он ослаблен. Как я ни пытался его убедить, что умею водить грузовики, он не слушал и доказать не позволял. Через полчаса таблетка подействовала, отчим расправил крылья и полетел.
Два поста ГАИ нам снова помогла избежать табличка «Пустой». А в поселке большая часть торговли легла на меня. И мешков я натаскался, и наорался так, что охрип. Отчим тоже пытался геройствовать, но я его отгонял от кузова. Василий, конечно, тот еще бык и скотина, но не хотелось бы, чтобы мама овдовела раньше срока.