Вперед в прошлое 9

Но она меня будто не слышала, бормотала:

— Уволят меня с работы — и что? Куда я пойду?

— Да куда угодно! — всплеснул руками я. — Хочешь — в поликлинику. Хочешь — в свой бизнес, а стартовый капитал я найду. Придумай только, что тебе близко. Хочешь?

Мама посмотрела испуганно, но решимости отдать акции директору винзавода у нее поубавилось. Как же хотелось просто внушить ей, чтобы она сделала, как правильно, но хотелось, чтобы сама поняла и осознала.

— А Василия твоего, — сказал я, — если он тебя любит, смена места твоей работы не остановит, только коллеги меньше будут языки чесать.

— Как же я туда пойду? Ну, на работу заявление писать? Страшно.

— Пойди в отдел кадров, напиши заявление по собственному желанию. Купи больничный, в конце концов, связи-то остались. С директором видеться необязательно.

Упершись в стол локтями, мама спрятала лицо в ладонях: я в домике, не трогайте меня, пожалуйста! Я не хочу ничего решать, решите и сделайте за меня!

Бесполезно требовать от нее взрослых поступков. Неспособная на это, она всегда найдет тех, кто готов взять ответственность за нее на себя, вот только сделают это не в ее пользу.

Видя, что мама колеблется, я сказал:

— С тобой же вином расплатились? Я его выкуплю в течение недели — зарплата за месяц у тебя в кармане. Потом, пока ты придумаешь, чем хочешь заниматься, заплачу столько же… Да пойми же, что ты не одна! Если я попросил купить акции, значит, компенсирую все неудобства.

Она вздохнула так тяжко, что аж настроение испортилось.

— Ма. — Я взял ее руки в свои. — Пожалуйста, не отменяй сделку. Если заполучу акции, считай, что ты обеспечила будущее и мое, и Борино, и Наташино, и свое. Дай мне телефон этих людей.

— У них его нет.

Она смотрела в мои глаза и молчала, утекали драгоценные минуты, ведь мне надо было ехать на рынок к валютчику, потом — на участок, я не мог быть рядом и контролировать ее действия. Может, ее перемкнет, и она побежит к желающим продать акции, скажет, что отбой тревога…

— Пообещай мне, что не отменишь сделку! — попросил я. — Если выгорит, с меня акция «МММ» и огромное человеческое спасибо! Обещаешь?

Мама молчала, боясь шелохнуться. Как же ее убедить?

— Я обещаю, что тебе найдется не только интересное, но и денежное занятие. Ну? Это важно!

Иногда кажется, что метания другого человека — блажь, высосанная из пальца. Потому что в моем мире это проходная ситуация. Но в его мире под воду уходят континенты и исчезают цивилизации, гибнет старое и зарождается новое.

— О… обещаю, — уронила она и съежилась, ссутулилась.

Второй раз в жизни, пусть под давлением, но мама сделала не то, что хочется или проще сделать, а сложное — для других, в частности, для меня.

— Спасибо! — Я обнял ее. — Ты не пожалеешь о своем решении.

Глава 17 К нам гость

— Спасибо, но пока нет, — отрезал валютчик, наблюдая, как двое рабочих стеклят окна пассажа, выбитые ураганом. — Я никому не продам твой кофе. Иностранцы им затарились, нашим пока не до того. С прошлого раза две пачки остались, у самого выручка упала: торговцы зализывают раны и за товаром не ездят, не нужна им валюта, только бабки старье несут да иногда — золото. Но это ведь не живые деньги, а траты.

— Жаль, — вздохнул я. — Ну да ладно.

Ну не просить же у него в долг под проценты, когда есть Каналья, который копит на мотоцикл, и бабушка что-то может подкинуть, а я за неделю с ними расплачусь.

Если не выручат, продам акции «МММ». Жаба квакнула и навалилась пузом. Ша, зеленая! Из-за тебя столько людей прогорело в той реальности и прогорит в этой. Надо будет — поменяю.

Жаба квакнула, что до нового года осталось три недели, то есть трижды акции прибавят в цене! И если прибавка будет составлять хотя бы 5000, я потеряю два миллиона!

Так, жаба, уймись. Семьдесят тысяч я потеряю с трех акций, и то как посмотреть, приобрету-то гораздо больше: миллионов шестьдесят.

От мысли о таких деньжищах в зобу дыханье сперло. Но память напомнила, как я с приятелем поехал в Зареченский парк, и он устроил мне экскурсию по рублевке, показал строящиеся коттеджи по пятьсот миллионов, и пыл остыл.

— Видно, что тяжко вам пришлось, — посочувствовал мне валютчик. — Раз так расстроился, значит, деньги срочно нужны. Могу посоветовать одного товарища, он под проценты занимает…

Вспомнилась история Игоря-боксера, как обворовали его отца, а потом эти же воры требовали деньги. Я мотнул головой.

— Спасибо, не мой вариант. Выкручусь.

— Ну, как знаешь.

К валютчику подошла старушка со свертком, начала его разворачивать, я помахал рукой, прощаясь, оседлал мопед и поехал к Каналье. Терпеть не могу никого ни о чем просить. Вроде понятно, что ничего предосудительного в этом нет, я ж ненадолго возьму деньги, ничьи планы не нарушу. К тому же близкие люди всегда рады помочь, особенно бабушка, так она чувствует себя нужной. А все равно стремно.

Гараж Канальи был виден издали. Точнее, виднелось скопление покореженных машин на обочине, раз, два… шесть штук! Три «жульки». Два «Москвича» и «Волга-24» без стекол, со смятой крышей. Остальные машины были повреждены меньше: где крыло, где капот.

В гараже грохотали «Роллинги», что-то лязгало.

Спешившись, я обогнул старый «ушастый» «запорожец» и древний праворульный «ниссан», заглянул в гараж и увидел за станком усатого Олега кунг-фу. Возле ямы, над которой стояла «двойка», на корточках сидел… узбек Алишер! И держал ключ, готовый его подать, надо полагать, Каналье.

Жени-космоса поблизости не наблюдалось.

Прислонив мопед к стене, я подошел к яме, чтобы вызвать Каналью на диалог. Заметив движение за спиной, узбек обернулся и расплылся в улыбке.

— Павел! — Выпрямившись, он протянул мне руку, но сразу же опустил ее, перепачканную маслом, объяснил свой жест: — Увы, не получится: грязная. Видишь, я работаю. Ты не против, если я тебе деньги завтра отдам? А то поиздержался.

Он выглядел, как узник Бухенвальда, аж почернел бедолага, скулы заострились, глаза ввалились.