Вперед в прошлое 9

Трель звонка раздалась в три минуты девятого. Мама вскочила, скомандовала:

— Боря, Вася, ждите в зале, чтобы не пугать продавцов количеством людей. Мы с Пашей будем на кухне.

Продавали акции, двадцать штук, две женщины: пожилая невысокая мать и ее длинная дочь с лошадиным лицом и вечно отрытым ртом, будто беднягу мучали аденоиды. Обе владели десятью акциями.

Едва переступив порог, мать заявила:

— Сразу предупреждаю: наши мужчины ждут в машине во дворе. Только попробуйте чего!

Мама развела руками:

— Марья Ильинична, мы же свои! Что вы такое говорите!

Не разуваясь, женщины прошли на кухню, отказались от кофе (вероятно, боясь, что их наклофелинят), и продали ценные бумаги двумя траншами по десять штук. Сто пятьдесят тысяч долларов плюс столько же.

Получив деньги, довольна Марья Ильинична сунула их в сумку и ретировалась. Знала бы она, сколько эти бумажки будут стоить через тридцать лет — ее взял бы Кондратий.

А вот гостей с шестью акциями мы прождали до девяти, но они не явились.

— Неужели Юлька донесла, — наморщив лоб, вслух рассуждала мама. — Она казалась такой милой! Мы же дружили!

Алексеич, перекочевавший на кухню, проворчал:

— Змеюка подколодная твоя Юлька. Крыса завистливая.

— Обидно, — покачала головой мама.

Мне если и было обидно, то самую малость. Двадцать восемь акций я заполучил, да плюс четыре маминых! Этого более чем достаточно. Пусть лежат. Придет время, буду думать, как применить доставшуюся мне землю, правда, придет оно не через десять и даже не пятнадцать лет.

После минутного молчания Алексеич спросил:

— Деду вашему еще акции нужны? Я с мужиками поговорю, может, кто не продал.

— Нужны, — закивал я.

— Все равно увольняться, — вздохнул он, посмотрел на маму с тоской и не удержался, провел пальцами по ее щеке. — Поехал я.

Ну, слава богу, что не переедет к нам на ПМЖ! Мама вскочила, сжала его руку.

— Останься! Я… мне страшно одной!

Дверь распахнулась, в квартиру ворвалась Наташка, увидела Алексеича и оцепенела, уронив:

— Здрасьте! А че за кипеш?

— Все в порядке, Наташа. — Алексеич полез в сумку, достал пакет вафель, вытащил две и протянул Натке, а остальное убрал. — Держи, съешь к чаю.

— Спасибо. — Нааташка смотрела на вафли с таким видом, словно ожидала от них какой-то подлости.

Мама отправилась провожать Алексеича, и ее долго не было, а я гадал, что там у них, ведь раньше он к нам в гости не хаживал, а теперь — давайте чай попьем, поговорим. Точно почву для интервенции готовит.

Для мамы это вроде как неплохо, у нее появится мужчина, способный защитить и позаботится о ней. А для нас — просто вилы: чужой мужчина с нами на сорока квадратах квартиры со смежными комнатами — мечта просто. К тому же у нас свой уклад, у него свой, мы по-любому будем конфликтовать, и этот конфликт может разгореться до небес. Особенно, когда Наташку выселят на кухню. Или, когда Боря захочет смотреть боевик, а Алексеич — футбол или что он там любит.

В итоге, как бы ни было все гладко и красиво у них с мамой, все разрушится из-за нас. Я-то понятливый, могу потерпеть или промолчать, а Боря и Натка терпеть не будут. «Ты кто такой, чтобы в моем доме порядки наводить?» — самая частая и вполне обоснованная претензия к отчиму.

Умный мужчина не станет к нам селиться, понимая, чем это грозит. Мужчина развитый, даже если поселится, не станет лезть в дела чужих взрослых детей и поучать их. Может, конечно, мне показалось, но Алексеич не оставил впечатление умного человека.

Видя, что мама успокоилась, выслушав, что завтра же она напишет заявление на увольнение, я попросил ее присутствовать при вручении задатка Надежде и намекнул, что покупаю землю в Проезде Липовом. Мама голову руками сжала и воскликнула:

— С ума сошел? То дача, теперь, вот, земля. Зачем тебе?

— Если у тебя все будет хорошо, скоро узнаешь, — улыбнулся я. — Нам тесно здесь.

Прошлый я не знал, как бывает и должно быть, просто чувствовал дискомфорт в тесноте. Но благодаря памяти взрослого ощутил, что такое своя хорошая квартира с новым ремонтом. Она являлась мне во сне — белоснежные стены, ровная красивая плитка в ванной и на полу, изящная мебель, просторная кухня с гостиной, гарнитур с подсветкой, белая ванна с ручками…

И мама, и брат с сестрой должны ощутить, как это — жить по-человечески, иметь по собственной закрывающейся на ключ комнате. Или, если Алексеич таки переедет сюда, мы переселимся урезанным составом. Наташка, возможно, летом уедет в Москву, но что-то рвения за ней я не замечал.

Будто предчувствуя свою судьбу, Наташка весь вечер молчала, кусала губу и поглядывала на меня, не желая говорить при Боре.

Когда он перекочевал в зал и прилип к телевизору, сестра захлопнула дверь в кухню и выдала:

— Похоже, придется переезжать к Андрею.

Я сделал вид, что не понял причину ее беспокойства.

— Почему?

— Потому что этот к нам намылился — задницей чую. — Она сжала голову руками и выдала неожиданно взрослую мысль: — Я, конечно, рада, что у мамы все хорошо, желаю ей счастья и все такое. Но как она будет жить? Т***аться они как будут, когда вы за стенкой?

— Ты права, — кивнул я. — Будем надеяться на их благоразумие.

Сестра закатила глаза и выдохнула:

— Да какое там благоразумие? Он тупой, как валенок! — Она постучала костяшками по столу. — Просто животное! Да, понимаю, мама у нас тоже не профессор, но он — просто за гранью тупизны.

— Ну, если бы было так, он уже переехал бы. Может, никуда он не намылился? Просто приехал маму поддержать. — Я накрыл руки сестры ладонями. — Рано паниковать.

Глава 19 Почти член семьи

Слова Наташки, что мамин возлюбленный тупой, как валенок, меня насторожили. Ну да, простой работяга, но клиника вроде не просматривается. Наверное, Натка преувеличивает, как обычно.

Весь вечер мы провели в напряжении, ожидая, что мама соберет нас за столом и поставит перед фактом, что отчим будет жить с нами, но она молчала, как и не стала раскрывать причины визита Василия Алексеевича. Правда, такой довольной я давно ее не видел.

Утро тоже сюрпризов не принесло, за исключением одного: когда я обувался и собирался в школу, позвонил Игорь-боксер и попросился на тренировку. Я дал добро и поинтересовался, все ли у него в порядке. Жаловаться он не стал, а я понял, что все не в порядке. Пока он в интернате, его жизнь — бой, выживание среди агрессивных животных, которые видят в развитом парне чужака, выродка. Жаль Игоря, но поселить его некуда, и надежды, что найдется отец, тоже нет. Скорее всего, его уже где-то закопали, иначе он нашел бы способ связаться с сыном.