Вписаться в поворот

— Деметрий! — взвилась я, готовая стукнуть шутника чем-нибудь тяжелым по голове.

— Ну, хорошо. Тебе про вампирскую любовь или про нас с Хайди? О, только не проси подробностей, Белла. Я не расскажу — стесняюсь.

— Ну, да, — фыркнула я и рассмеялась.

Ах, вот оно что! Деметрий заметил напряжение во мне и решил развеселить. Стоит выразить ему признательность. Это помогло. Такой уж он вампир. И, если сначала он до жути напоминал мне Эмметта, то потом я поняла, что они совершенно разные. Дело в том, что Каллен является шутником, весельчаком по натуре. Он такой, и этим все сказано. Но натура Деметрия гораздо глубже. Я бы сказала, что он, несмотря на напускную веселость, все же очень серьезный человек. Философия, размышления о жизни, психологическая поддержка и помощь — это по его части. Вся соль в том, что Деметрий любит печальное и совершенно невеселое сдобрить порцией шутки или сарказма, это уж зависит от конкретного случая. И это всегда незаметно разряжает обстановку, делает ее легче, приятнее. Я бы сказала, что Деметрий тоже умеет манипулировать настроением, только не при помощи вампирского дара, а вот так — юмором и шутливыми подколами. Вот такая волшебная шкатулочка с двойным дном. Стоит только догадаться заглянуть за ширму цирка, и увидишь весь механизм чуда в становлении… Увидишь Деметрия, настоящего Деметрия, серьезного, умного, понимающего.

Жаль, что он с Хайди. В такого и влюбиться не грех!

— Расскажи мне, как ты полюбил Хайди? Что это такое «вампирская любовь». Все вокруг говорят, говорят… А все равно не понятно.

— И не поймешь, пока сама не почувствуешь, — усмехнулся он.

Я внутренне передернулась. Нет уж, не надо мне никакой любви. Уже наелась этого дерьма! Запомню надолго.

Я села в кресло и уставилась на Деметрия в поисках ответов.

— Я впервые увидел Хайди, когда вернулся с очередного задания. В мое отсутствие произошло много нового. В частности — Аро привел в клан мою будущую жену. Не скажу, что это была любовь с первого взгляда. А может, и она… Мы определенно выделили друг друга из общей массы. Хайди показалась мне невероятно красивой, грациозной, как кошка, страстной, но такой стервозной. Она посчитала меня заносчивым эгоистом и женоненавистником. Я добивался ее больше десяти лет! — он улыбнулся своим воспоминаниям, а потом продолжил. — Сначала я отрицал свои чувства, Хайди — тоже. Но ничего поделать с этим мы не могли. Мы старались укусить друг друга побольнее, поддеть… Чего только не было… Даже стыдно сейчас, — он покаянно покачал головой. — Уж я-то, мужчина, а вел себя хуже любой самовлюбленной истерички! Когда я понял, что люблю ее, то вместе с тем понял, насколько сильно это чувство. Я осознал вдруг, что не смогу уже без нее прожить ни дня! Я мучился и терзался, метался от одного противоречия к другому. И решился, наконец, на серьезный разговор и признание. Только Хайди пошла дальше… Она не высмеяла меня, не прогнала. Она приняла все с холодной благосклонностью, дав при этом понять, что я — лишь развлечение. И хотя я знал, точно видел, что она страдает не меньше моего, ничто не могло заставить ее отступить. Истинная стерва! — с восторгом и восхищением процедил он. — Мы и были вместе, и не были. И купались в страсти и обожании, и рвали друг другу сердца и души. Так продолжалось бы еще долго, если бы не один случай. Около двухсот лет назад я, Алек, Джейн и Феликс попали в стычку. Нас подставили. Силы были неравны, даже не смотря на силу Феликса и дары близнецов. Мы выжили буквально чудом. Это не стало секретом ни от кого в замке. С этого дня мы с Хайди многое осмыслили и поняли. Мы поговорили и признали, наконец, что наслаждаться разделенной вампирской любовью так прекрасно… — он загадочно улыбнулся и погладил указательным пальцем свои губы, — гораздо лучше, чем урывать кусок счастья, боясь, как бы не предъявили счет. Мы так боялись признать чувства, озвучить их, но не боялись проиграть, и оттого проигрывали друг другу и самим себе, проигрывали нашей любви…

Деметрий на минуту замолчал, что-то вспоминая или обдумывая. Я же не решалась прервать тишину.

— В общем, уже давно мы с Хайди играем открыто, и ни разу никто из нас не пожалел об этом. Мы играем на одной стороне. На нашей. Потому что мы оба — победители. Вот уже почти двести лет я не могу оторваться от нее. Люблю каждый день, как в первый! Вот, что значит вампирская любовь, — вместе и навсегда, и уже никак иначе. Для вампира гораздо проще умереть, чем быть в разлуке с любимым…

Деметрий замолчал, окончив свою исповедь, а я еще минуты две находилась под впечатлением, не зная, что и сказать. Мы с парнем, конечно, подружились и доверяли друг другу, но я и не думала, что он будет настолько откровенен.

— Спасибо… — прошептала я, сама не понимая до конца, за что я его благодарю.

За то, что постарался объяснить мне, как сильно это чувство, за то, что честно рассказал о себе, не обелив себя, не приукрасив. Или за то, что открыл душу и дал заглянуть в самые потаенные уголки. Туда, куда, сказать честно, я вряд ли имела права заглядывать.

— О, Белла, опять за свое! Все прекрасно, перестань грустить!

Деметрий улыбнулся и шутливо толкнул меня в бок.

— Да. Я и не грущу. Просто восхищаюсь, — честно ответила я.

— О, я польщен. Ну, что еще ты хотела узнать? — он тут же перешел от одной темы к другой.

— Ну, даже не знаю… Расскажи что-нибудь еще! — почти капризно протянула я: эх, разбаловали меня!

— Шел одна тысяча… — заунывно начал он.

— Нет, нет-нет, только не это. Я больше не выдержу! — рассмеялась я. — Лучше поведай мне, почему ты сбежал от Розали и Джейн?

— Ну, с ними было скучно… А завтра хоть на охоту пойдем!

— На охоту? — забеспокоилась я.

— Не волнуйся, все жители Форкса ее переживут. У нас договор с оборотнями, помнишь? Мы тут на их земле, так что… — ответил он, и мое сердце успокоилось, — Розали завтра станет главарем нашей банды… Покажет классные места и все такое. До десятого придется потерпеть.

Я улыбнулась и облегченно выдохнула. Конечно, называя Вольтури друзьями, я вроде бы помнила и вполне понимала, чем, вернее, кем они питаются. Но это совсем не то, что обсуждать это с кем-то из них. Я уже усвоила это правило клана. Не то чтобы правило, а так, способ сожития: никто не навязывает никому своего мнения. Мне грустно оттого, что мои друзья пьют кровь людей, но высказать это я не решусь. Кому это нужно? Это правило работает в первую очередь на меня: меня не будут заставлять поступать так же. Я вольна выбирать. Каждый волен делать свой выбор. Аро был прав. Не то чтобы мне не жаль людей. Как раз-таки наоборот. И это мой выбор, который диктует мне мою «диету».

Выбор Деметрия другой. И я не имею никакого права лезть в чужую жизнь!

Я решила не углубляться в размышления, осознавая их тщетность. К чему рассуждать о том, что остается только принять, как данность? Я вернулась к нашему диалогу:

— А я обещала Чарли ужин приготовить. Сделаю что-нибудь особенное. Хочу его порадовать перед отъездом, — призналась я.

— Правильно, — Деметрий кивнул, — дам совет, Белла: наслаждайся жизнью, каждым ее днем. Никогда ведь не знаешь, когда закончится твоя вечность. Даже если ты вампир, ты все равно многим рискуешь. Наши отцы — это завидное исключение из правил. Вообще, мало кто переживает пятисотлетний рубеж. Вампиров мало. Подумай сама, если бы все жили, как Аро, нас было бы гораздо, гораздо больше. Просто большинство умирает. Но с Вольтури твои шансы повышаются. Мало какой идиот вздумает напасть на могущественный правящий клан. И каждый день мы делаем все возможное, что бы таких идиотов стало как можно меньше. Желательно, чтоб их не стало вообще, — честно ответил он.

— Да, я понимаю… — немного подумав, согласила я.

Если рассматривать все под таким углом, то Вольтури, выходит, даже правы!

— Но даже у нас, бывает, убивают постоянных членов клана… — печально произнес он.

— Ох…

— А ты думала, почему у нас такая большая стража?

— Действительно… — кивнула я. — Я все равно ничего не понимаю, Деметрий, я такая глупая. Объясни мне, зачем вампирам воевать, их ведь и так очень мало. Я не могу принять войны среди людей. Ну, там понятно, борьба за власть, за ресурсы, ограниченность пищи и воды, огромное население мира… Но вампирам-то что делить? — искренне возмутилась я.

— О, Белла, ты так наивна, — он усмехнулся, — ты только что перечислила все эти причины.

— Не понимаю, — удивленно ответила я.

— Вся проблема в том, что вампир — это бывший человек. Человек, который раньше был одним из нескольких миллиардов или миллионов. Смотря когда он родился. Эту тягу к власти, обладанию, накоплению зачастую совершенно ненужного вампир приносит в новую жизнь из своего человеческого сознания. Тело меняется, способности меняются, привычки, какие-то черты, но все твои человеческие проблемы, комплексы, твое мировоззрение, какие-то глобальные идеи… — все это остается с тобой. Ты становишься другим, но остаешься все тем же! — убедительно произнес он, а потом, немного помолчав, продолжил. — Вампиров мало, и все мы знаем друг друга. И боимся. Нет никого сильнее нас. Но другой из нас может быть сильнее! И пока у нас есть власть, мы можем контролировать других, можем защищаться, прикрываясь этой властью. По-сути, сама по себе она не так важна. Те же деньги — важнее, а для вампира тем более, можно просто скитаться, быть кочевником! Мы не нуждаемся практически ни в чем. Тогда, спросишь, зачем нам власть? — Деметрий невесело усмехнулся. — Это просто. Являясь королями вампирского мира, мы добавляем еще несколько процентов к уверенности в том, что завтра на нас не набросится какой-нибудь другой клан и не перебьет всех нас. Власть стала для нас просто вопросом выживания. А все эти замки, золото, антиквариат и предметы роскоши — лишь наш трон. Прочная заявка, которая является фундаментом нашей власти. Она говорит пришедшим: «Я богата, я обладаю многим, я есть, меня не подвинуть… Лучше уходи». И вампиры, которые в мозгах — те же люди, покупаются на это. И наша слава идет впереди нас. Достаточно казнить одного за тяжкое преступление — за углом скажут, что ты караешь без разбора. Но я не пытаюсь обелить нас. Иногда бывает и наоборот, — честно признался он с хитрой улыбкой на красивых тонких губах, — иногда мы принимаем слишком жесткие меры, устрашаем, запугиваем. Мы даем понять, что нас все еще нужно бояться. Если мы перестанем так себя вести, то через столетие от великого клана Вольтури останутся только полузабытые имена. И миром вампиров будут править другие. Может — такие же, может — еще хуже. Но для нас конкретно гораздо лучше, чтобы правили мы. Какими бы мы ни были монстрами, мы хотим жить, раз мы уже есть, раз мы уже созданы, — с наигранной скромностью улыбнулся он.

— Неужели вампиры не могут жить в мире… Никогда?!

— Увы, — протянул он, а потом добавил: — ну, если останется только один клан — тогда, наверное, да.

— Ужас! — воскликнула я.

— Ты привыкнешь! — Деметрий рассмеялся и махнул рукой, словно показывая, что мои страхи — ерунда. — В конце концов, сейчас ты живешь не лучше, просто сейчас ты в массовке. А когда станешь вампиром, станешь Вольтури — резко окажешься одной из главных героинь. И это не для всех. Это действительно тяжело. Но дает больше шансов счастливо и долго жить, — философский рассудил он и пожал плечами.

— Нет, Деметрий, все так сложно. Неужели больше никак? Вечная борьба и есть жизнь вампира? — разочарованно спросила я.

Действительно, глупо как-то выходит. Получаешь вечность, чтобы жить, а в итоге вся жизнь становится очередным полем боя. Бред какой-то…

— Что-то вроде того. Это не сложно, Белла. Ваша человеческая жизнь — та же борьба, просто теперь ты становишься сильнее, а ставки возрастают.

— Наверное, — неуверенно проговорила я.

— Ну, вот, я хотел развеселить тебя, а вышло все как всегда, — смущенно улыбнулся он.