Враг народа. Академия красных магов

Нина, внезапно повернувшись, сверкнула глазами — такими же синими, как и недавнее сияние на моей ладони — и скрылась за спинами других студентов.

— Если так хочется, Сашу целуй, — хмыкнула Роза рядом. — А то он в облаках где-то застрял, — ехидно добавила она, — хоть на землю вернется.

— Между прочим, — вернул я подкол, — могла бы его и поцеловать. Это, если хочешь знать, очень приятно.

— И я о том же, — согласился Генка.

— Вот же нашла друзей на свою голову, — закатила глаза Роза. — Нас сейчас убивать будут, а у вас одно на уме!

— Ну так уж и убивать, — усмехнулся я.

Она внимательно посмотрела на меня.

— А ты знаешь, в чем измеряется боевая мощь?

Я пожал плечами.

— В БЭМах?

— В людях… — со вздохом сказала Роза.

Совсем скоро, едва успев прийти в себя, мы вместе с толпой будущих первокурсников вернулись на зрительские скамейки. На арене теперь было пусто: и стол, и манекен хозяйственники уже уволокли обратно. С каждой секундой трибуны гудели все оживленнее, ожидая второй части экзамена — молча и напряженно сидели лишь те, кому ее сдавать. Наконец в воздухе прогремела бодрая маршевая музыка, под которую на арену снова вышел Федор Рогозин. Он взмахнул татуированной ручищей, и над рядами скамеек повисла тишина.

— Вторая часть практического экзамена, — заговорил он, — на измерение боевой мощи. Она равна суммарному урону жизненным силам противника, который можно нанести с помощью магической силы. Проще говоря, боевая мощь определяет, сколько противников маг может устранить в одиночку. Обычных солдат, — в загустевшей тишине добавил он, — не одаренных магической силой. Традиционная единица измерения для боевых учений и показательных соревнований — взвод…

Я просто обалдевал от их единиц измерения. Маг — это что, машина для убийств?

— Но разумеется, — продолжил Рогозин, — сейчас этот экзамен пройдет в упрощенном виде. Без оружия у вас и солдат. Так что при всем желании никто никого не убьет, — шрам расплылся по его щеке вслед за ухмылкой.

Определенно, мне не нравилось его чувство юмора.

— Зато на старших курсах мы будем практиковаться по-настоящему, — пообещал он.

— Он что, у нас преподавать будет? — спросил я.

— Будет! — отозвался Генка, не сводя с него восторженных глаз. — Лучше него магическому бою никто не научит!..

— К тому же сейчас, — продолжал на арене Рогозин, — никто не выставит вас против целого взвода…

Роза, сцепившая руки в напряжении, облегченно выдохнула.

— Вам надо справиться с половиной взвода, — снова ухмыльнулся он.

Роза мигом напряглась, а трибуны, наоборот, возбужденно загалдели, глядя на арену. Сквозь открывшиеся ворота туда вышли двадцать солдат в сверкающих похожих на доспехи пластинах на спине и груди — точь-в-точь как у манекена в первой части экзамена. На голове у каждого был такой же шлем.

— Как видите, — Рогозин показал на солдат, — на них специальная защита, которая оградит их от любых ударов, в том числе магических. Однако защита будет подсчитывать урон и сама выведет из строя тех, кто с учетом полученного урона больше не смогут продолжать.

Он коротко кивнул, и один из солдат выступил вперед. Сжав руку в кулак, Рогозин резко ударил его в грудь. Броня мгновенно залилась краснотой, напоминая раскаленное железо — словно по груди треснули не один раз, а пробили насквозь. Миг — и солдат рухнул на землю, целый и невредимый, но при этом будто парализованный.

— И это я еще без магии, — усмехнулся Рогозин.

Следом засмеялись и трибуны — тем громче, чем дальше сидели от студентов, которым сдавать.

— На каждом из вас, — он неспешно обвел глазами наш ряд скамеек, — тоже будет такая же защита, которая выведет из строя вас, когда полученный вами урон окажется слишком большим. Так что не тратьте энергию на покровы и стихийные щиты, — добавил он. — Для успешного прохождения экзамена сосредоточьтесь только на атаках.

Это хорошо: потому что даже при всем желании я бы и не потратил энергию ни на покровы, ни на щиты — сначала стоит узнать, что это вообще такое. Пока он говорил, из открытых ворот вновь появились хозяйственники и деловито вынесли на дальний край арены вместительный ящик со сверкающими пластинами внутри. Последним неспешно вышел мужчина со списком и бородкой, который вызывал студентов в первой части экзамена.

— Зачем я на это подписалась… — пробормотала рядом Роза, теребя пальцами свои колени.

— Не нервничай, — шепнул я.

Она, казалось, даже не услышала. Да и Генка рядом подрагивал одновременно от волнения и нетерпения.

— Скажу честно, — Рогозин приложил огромную ручищу к груди, — за все годы, что проводился этот экзамен, еще никто не справился со всеми противниками. Так что ваша цель — продержаться как можно дольше и вывести из строя как можно больших, пока не выведут вас. Вы в любом случае окажетесь на песке, постарайтесь оказаться там в большой компании, — шрам снова растянулся по всей его щеке. — Ограничений по времени нет, — добавил Рогозин. — Ну, начинаем!

На этот раз он не ушел на преподавательские места, а направился к ящику с броней. Трибуны загудели еще взбудораженнее. Солдаты на арене, напротив, хранили невозмутимость.

— К сдаче экзамена приглашается, — торжественно начал мужчина со списком, — Голицын Станислав.

Видимо, пошли в той же последовательности, что и раньше. Голицын, заметно нервничая, спустился на песок и быстрым шагом направился к Рогозину, который без лишних слова достал из ящика сверкающую броню и ловко закрепил ее вокруг спины и груди студента. Закончив, он протянул Голицыну шлем, и уже в полном облачении тот прошествовал к центру арены. Солдаты неподвижно стояли в десятке метров от него, как вражеская армия с превосходящей численностью, и ждали команды атаковать.

В воздухе вдруг раздался громкий хлопок, похожий на выстрел. Стрелка секундомера тут же побежала, и солдаты кинулись к Голицыну, нападая все разом, словно пытаясь взять массой. Он мигом выставил руки им навстречу и полыхнул мощным потоком огня. Уловители вокруг арены яростно загудели, где-то на трибунах захлопали, а солдаты отшатнулись. У четверых, самых близких к нему, мгновенно покраснела броня — двое из них стали двигаться совсем медленно, будто безумно устали, а двое и вовсе свалились на песок как парализованные. С механическим треском на табло прокрутился последний ноль и остановился на цифре “2”, ведя теперь учет не БЭМов, а вынесенных противников.

— Валет, — довольно прокомментировал голос за спиной, — а то и выше…

— Ну Голицын же, сразу видно! — подхватил другой.

Один из голосов показался знакомым, и я покосился туда. На соседнем ряду, чуть правее и выше нашего, сидели два метателя ножей из столовой и увлеченно наблюдали за ареной.

Тем временам, разделившись на группы, солдаты атаковали Голицына сразу со всех сторон, заставляя его вертеться, как волчок, и пускать повсюду волны огня, от которых они как могли уворачивались. Уловители гудели все слабее, намекая, что его силы заканчиваются, а кольцо окружавших противников сжималось все теснее. Наконец, пока Голицын отбивался с одной стороны, к нему прорвались с другой. Он резко развернулся, однако, опережая его магию, подскочивший опасно близко солдат с силой саданул его в грудь. Броня заметно заалела. Слегка качнувшись, Голицын вызвал пламя и ответил огненным ударом ему в шлем. Противник упал на арену, невредимый, но неподвижный. В следующее мгновение к Голицыну подскочил другой солдат и энергично пробил ему по ребрам. Броня щедро залилась краснотой, будто ее раскрасили кровью, и Стас, как подрубленный, рухнул на песок, завершая свой экзамен. Остановившийся следом секундомер показывал две минуты двенадцать секунд, а табло сообщало о восьми поверженных противниках из двадцати.