Вредители

И ты, пропитавшийся паром,

В конце исчезаешь, как мрамор.

И адрес внизу. Не указано даже имя автора.

– Мне нравятся эти стихи,- сообщила Ёко,- они непонятные. Во французском стиле. Мне папа рассказывал, что с такими стихами раньше в ресторанах выступали. Они хорошо сочитаются с белым вином и кальмарам. Но вот что ещё непонятней, чем содержание этих стихов - зачем их печатать в разделе рекламы? Автор решил так прорекламировать своё творчество? Или решил, что у литературных журналов тираж настолько маленький, что его талант туда не поместится?

– Наш великий поэт Масаока Сики как-то заметил,- заговорил Кимитакэ,- что короткие стихи не могут передать течение времени. Поэтому поэт, который пишет хайку, изображает не время, а лишь место. И в этом случае он ясно указал на то самое место, которое мы ищем.

– Звучит многозначительно. Но тут двенадцать строчек. Я, конечно, предпочитаю авангардную поэзию, но это что угодно, только не хайку.

– Да это и не совсем стихотворение. Если называть своими именами, - это реклама.

– Какая-то хитрая реклама. Непонятно, что именно рекламируют.

– Просто она для знающих людей, способных её расшифровать. Примерно как шпионы бедных держав обмениваются секретными сообщениями на страницах с куплей-продажей и брачными объявлениями.

– Если так, то расшифровать их будет непросто.

– Не будет. Я их уже расшифровал.

– И что же значит первая строчка?

– Сама по себе ничего не значит. А стихотворение целиком означает, что компания занимается логистикой и оказывает услуги по “испарению”.

– Это что такое? Огонь под домами разводят, чтобы просохли?

– Нет, это как грузовые перевозки, только ночные и без лишних вопросов. Иногда человеку необходимо исчезнуть - когда он наделал долгов, перешёл дорогу якудзе, вынужден жениться, а очень не хочется. И такая компания помогает ему снять новое жильё подальше от этого места, и под покровом ночи переехать туда вместе с имуществом. Конечно, если речь идёт об уклонении от призыва, то они сообщат куда следует, но во всех остальных случаях вопросов не задают.

– А если кредиторы будут того, кто испарился, через полицию искать?

– Наша полиция будет кого-то искать, только если есть основания думать, что человек похищен, убит или сговорился тайком с коммунистами. Это у неё прямо в уставе прописано. А если попросту ушёл и не сказал родне, когда вернётся - то это его дело.

– Похоже, полиция не особенно против таких контор по “испарению”.

– Кто действительно не против - так это частные детективы. Их обычно и нанимают, на поиски испарившихся. Второй по популярности запрос в таких конторах, сразу после слежки за женой или мужем.

– Звучит убедительно. Но откуда ты всё это знаешь?

– У нас в классе не у всех ребят семейной богатство унаследовано,- заметил Кимитакэ,- Кое-кто - первый в семье, кто поступил в Гакусуин. Вот и рассказывали всякое о семейном бизнесе.

– Повезло. У меня в классе все девочки либо из военных, либо от торговцев каким-нибудь лесом. И ничего полезного не рассказывают!

– А может быть, они просто скрывают от тебя всё полезное?- предположил Юкио.

– Это было бы обидно. Неужели я такая неинтересная?

– Это зависит не от тебя - а от того, как спрашивать,- произнёс длинноволосый таким тоном, что сразу отпало всё желание уточнять, что он имеет в виду.

Ёко было пора ехать домой - успокаивать родителей и задумывать очередную проказу. К тому же, вечером предстоял урок музыки.

А ребята поехали по указанному адресу. Конечно, никто не мог гарантировать, что Кимитакэ разгадал правильно и что контора по прежнему существует и никуда не переехала.

Но в наше время вообще мало кто может хоть что-нибудь гарантировать.

Ехать оказалось недалеко. Это был типовой деловой особняк с конторой на первом этаже и комнатами хозяина и слуг на второй, каких в те времена было полно за Гинзой. Даже директора первых универсальных магазинов предпочитали селиться в таких, чтобы не потерять респектабельности.

Парадная дверь оказалась заперта. Юкио хмыкнул, сошёл с крыльца и, прищурившись, оглядел здание с тротуара.

– Что скажешь?- спросил Кимитакэ.

– Там внутри кто-то точно есть. И контора скорее всего работает.

– Как же она работает, если войти нельзя.

– Видимо, по случаю военного времени - украдкой.

– Почему ты так уверен?

– Потому что рядом проспект, где пыль и лошади, а все стёкла в доме тщательно помыты. В заброшенных домах такого не бывает.

– Получается, нам предстоит угадать, как попасть внутрь…

– Ну, давай разгадывать. Стихотворение ты уже разгадал.

Они начали обходить дом, ощупывая стены в поисках тайного хода или какой-нибудь магической хитрости - вроде того дома, что несколько дней назад вырос на пути их трамвая. Но ничего подозрительного так и не не обнаружили.

Наконец, они оказались с тыльной стороны дома. Разглядеть отсюда улицу было уже невозможно, а с другой стороны тоже была глухая стена.

А вот стена дома, который был указан в газетном адресе, отличалась. Там была калитка с колокольчиком. Перед войной была определённая мода на такой чёрный ход - чтобы угольщики и прочие люди низких профессий не натыкались на гостей возле входа парадного.

Кимитакэ, не задумываясь, позвонил. В ответ не было ни голоса, ни шагов - но калитка щёлкнула и отворилась сама собой, словно приглашая в крошечный сад, сдавленный между домом и оградой..

– Раз приглашают - надо идти,- заметил по этому поводу Кимитакэ и смело зашагал по едва заметной дорожке.

Дорожка подвела их к двери, которая вела вела в подвал. Она была не заперта.

Когда они спустились на первую ступеньку, за их спиной звонко захлопнулась калитка.

В на удивление просторном подвале обнаружилась деревянная стойка через всю комнату, с двумя фонарями, а за ней - уже знакомые котлы и миски, от которых пахло варёным мясом пополам с домашним уютом. Это была типовая уличная раменная, только переехавшая под землю. Единственный посетитель лет сорока в дорогом пальто и мягкой шляпе при виде ребят швырнул палочки и бросился наружу, оставив после себя миску с недоеденным супом-мисо.