Вредители

– Глотай быстрее!..- рявкнул Юкио. И добавил, уже более мягким голосом:- Кстати, наша несравненная медицина установила, что смертельная доза соевого соуса - пять с половиной го на шестнадцать каммэ живого веса. Так что до конца ты у нас не умрёшь…

Последним глотком Сакураи захватил воздух и закашлялся. Юкио оторвал бутылку от его губ и швырнул прочь.

Сакураи продолжал кашлять, брызгая соевым соусом. Потом вдохнул, задрожал - и уже не мог остановиться.

Его трясло так сильно, что Кимитакэ уже был не в силах его удержать. Сакураи дёрнулся так сильно, что вырвался - и теперь его трясло уже на свободе.

С каждым вдохом одна из частей тела начинала трястись по отдельности. Сперва тресялось только туловище, потом руки, потом и колени стали ходить ходуном, и кисти рук, и голова затряслась, а рот изрыгал сплошное умами.

– Это печень,- констатировал Юкио,- В соевом соусе много соли. Печень просто не успевает её перерабатывать. По своей воле, столько, конечно, не выпьешь. Так что приходится пить для пользы государства.

– Меня… я…- Сакураи пытался что-то сказать, но фиолетовый от соуса язык просто его не слушался.

– Тебя призывная комиссия ждёт,- напомнил Юкио. Схватил призывника за шиворот и потащил обратно в домик, словно тяжёлое пальто.

В тесном коридорчике ничего не изменилось. Только теперь Сакурая трясло и ему не хватало места, даже чтобы просто стоять.

– Что это вы с ним сделали?- спросил тот призывник, что стоял ближе всех.

– А это наш давний товарищ,- сообщил Юкио,- Ему плохо стало, старые болячки обострились. Мы ему помогаем прийти в себя перед призывной комиссией.

– Что-то он от вашей помощи и поддержки только хуже стал выглядеть.

– Ну значит плохо мы ему помогаем!

Сам Сакураи молчал - только трясся и изредко облизывал посиневшие губы.

– А всё-таки, я боюсь фронта. Так и погибнем, ни разу не взобравшись на Фудзи,- заметил кто-то в голове очереди.

– А зачем туда забираться?- осведомился Юкио.- Нет никакой необходимости взбираться на Фудзи. С каких мест её лучше всего видно, и так известно со времён Хокусая. Приехал в какую-нибудь Канагаву, посмотрел со стороны, полюбовался - и дальше пошёл. А можно и не любоваться, потому что она и так в учебнике для пятого класса изумительно нарисована… Да держись ты, дохлятина!- вдруг рявкнул он на младшего гончара и отвесил тому звонкий подзатыльник.

Сакурай покачнулся, но ровнее стоять не стал.

– Он, походу, по-серьёзному у вас болеет,- заметил громадный парень, который подпирал стенку немного в стороне. Он был одет в потёртую школьную форму, которая чудом не лопалась на его здоровенном, как у сумоиста, туловище, а левое ухо - в бинтах,- Странно, что до этого сам смог прийти и стоял вроде нормально.

– Болезни бывают коварны. Но не следует их бояться. То, что сейчас с ним происходит - не заразно,- заявил Юкио,- Это напротив - патриотично. Мы лично привели его, чтобы показать: мы ничего не прячем, у него действительно настолько всё плохо и к защите страны он полностью непригоден. Спазм и приступы настигают внезапно! Так что у предателей не останется повода распускать свои грязные языки!

– У нас в деревне тоже предателям места нет,- назидательно произнёс громила,- Вот ещё в начальной школе один у нас ездил к тётке в город, наслушался там коммунистической пропаганды, а потом прямо в классе как ляпнет, что его императорское величество якобы - “пожиратель налогов”. Ну, мы конечно его переубедили и в полицию сдавать не стали. Да и что ему полиция могла сделать - он же малолетний...

– А как переубеждали?- поинтересовался Кимитакэ.- По учебникам или у вас в деревне есть какие-то свои предания об императорской династии?

– Мы сильно не заморачивались. Пару раз башкой о парту треснули - и оттудова мигом вся коммунистическая дурь повылетела.

Кимитакэ был вынужден признать, что способ действенный - но к внедрению в Гакусуине не годится.

– А что это у тебя с ухом? Тоже с кем-то политику обсуждал?

– Нет, это из-за азартных игр. Мы на перемене в спички играли и подрались. У вас в Гакусуине в спички не играют?

– Нет. У нас другие игры.

– А какие? Расскажите! Может, мы тоже играть в них будем.

Кимитакэ уже открыл рот, но потом решил, что рассказывать про игру в Похабника не следует. Не готовы ещё плебеи к забавам имперской аристократии. Надо рассказать про что-то более мирное, что можно через министерство образования протолкнуть.

– Ну мы в поло играем,- ответил он, а потом спохватился и пояснил:- В смысле, верхом на лошади мяч гоняем. Кэндо популярно. Есть ещё другие кружки. А у вас есть в школе кружки?

На лице провинциала отразилось значительное умственное усилие

– Кружки может и есть. Не знаю. Всё равно мы туда не ходим. У нас многие вообще приходят в школу только до обеда. Поели за счёт государя-императора - и можно домой идти, по хозяйству всегда есть что делать… У вас, городских, жизнь, конечно, другая. А ты вот сам - в каком кружке?

Юкио многозначительно посмотрел на Кимитакэ. Пришлось отвечать.

– Я в литературном,- признался Кимитакэ.

– А что вы там делаете? Стихи наизусть учите?

– Нет, зачем?

– Ну на уроках же учим. Про бегемотиков там, про лягушонка, который отдал жизнь за родное болото…

– Нет. Мы занимаемся более серьёзной литературой.

– А чем серьёзная от несерьёзной отличается? Это на обложках как-то пишут специально.

– Какая вам разница, в деревне?

– Ну, для начала, я уже можно сказать не в деревне, а на фронте. И хочу перед героической гибелью, чтобы меня кормили, как городского. Ну и читать, само собой, лучшее. Чтобы не хавать всякую дрянь.

– Чем отличается высокая, серьёзная литература от обычной, сказать на самом деле очень сложно,- признался Кимитакэ,- Вот в древности написал какой-нибудь придворный послание некой даме, в стихах и каллиграфически, чтобы показать, что он весьма образован и пальцами ловко орудует - для них это была литература обычная, а для нас уже высокая и серьёзная. Потому что оказался в этих стихах некий югэн.

– Вот насчёт придворного очень интересно! Я бы сам, если было время, каллиграфией занялся, если это так работает, насчёт того же югэн. Есть у нас в деревне несколько дам…

– Приятно слышать,- тактично заметил Юкио,- Культура распространилась настолько, что в наше время самые изысканные придворные понятия прошлого легко находят отклик в душе у самого простого населения.

– …Так что я соглашусь с мнением одного европейца,- продолжал Кимитакэ,- Не то, чтобы европейцы были умнее нас, но раз уж человек удачно сказал, то надо использовать. Так вот - высокая литература повествует о любви и смерти. А обычная - о сексе и насилии. То есть примерно о том же, в ней только иероглифов меньше и ещё имена фуриганой подписаны.