Вредители

– Законы природы определили мой облик, установления небес сформировали мне тело,- ответил Кимитакэ,- Ребёнок, которого создали такой отец и такая, может пойти на восток и запад, на север и юг - и всё у него получится, пока он не пойдёт против воли родителей.

Он, конечно, не надеялся, что слова древнего мудреца заткнут коробочку. Но был некоторый шанс, что они её озадачат.

Однако ехидный голосок продолжал:

– Ты всю жизнь слушался. Сначала бабушку. Потом отца. Твой отец человек знающий: советует тебе направить твои таланты на физику или химию. Он знает, что это очень перспективные науки, в которых легко преуспеть и прославиться - потому что сам он никогда ими не занимался. Был ещё Старый Каллиграф, - без него ты до сих пор бы думал, что каллиграфия мертва и во всей стране не осталось ни одного подлинного мастера, а значит и нечего им становиться. Быть единственным мастером - это для тебя слишком низко, тебе нужно поклониться до земли и разрешить наставнику потоптать себя, словно коврик, чтобы дозволили написать хотя бы один иероглиф. Я думаю, что тебе надо поскорее жениться. Чтобы всегда был рядом человек, который сможет тобой помыкать, а ты скакал вокруг, угадывая его желания.

– Ты не можешь повлиять на мою жизнь, сколько бы ты не болтал,- заметил Кимитакэ,- А вот я - могу. Но по своей воле и без твоих советов.

– Но сделаешь это потом. Когда доделаешь все дела, которые поручают тебе другие.

Какое всё-таки это жуткое дело - ехать в людном трамвае и спорить с коробочкой, чтj обита красным бархатом.

– Я сделаю это, когда сам решу,- ответил Кимитакэ,- Потому что в коробке - не я, а ты.

– Но ты можешь это изменить! Достаточно меня выпустить!

– …Однако я этого не сделаю,- Кимитакэ старался говорить как можно невозмутимей, чтобы другим пассажирам быстро надоело прислушиваться,- Потому что не собираюсь тебе подчиняться!

– Какие мы грозные! Ты боишься отца больше, чем неизвестности.

– А ты боишься опять попасть в руки кого-то, кто твёрдо знает, что ты такое и почему тебя нельзя выпускать?

– А ты тоже боишься!

– Все боятся,- заметил Кимитакэ,- Война идёт.

– Ещё больше, чем погибнуть под бомбами,- продолжала коробочка.- ты боишься встретить выпускной девственником. Особенно будет забавно, если ты окажешься лучшим учеником, к чему всё идёт. Может даже император на выпускной явится, всё-таки сам эту школу заканчивал. Директор вручит серебряные часы, как положено, а император молча смотреть. И может даже вспомнитб, как особо тебя отметил. Когда утверждали список учеников, чтобы изготовить положенное количество серебряных карманных часов (хотя такие часы давно-давно никто не носит), твоя школа, как самая престижная, окажется в списке первой. Его императорское величиство прочтёт её, потом твоё имя и скажет: “Надо же, никогда не думал, что в наше время бывают люди с такими дурацкими именами”.

– Ты, похоже, уже и за императора думать научилась.

– Да мне и за тебя думать достаточно, чтобы всё это угадать. Всё видно на много лет вперёд, словно стоишь на горе лицом к морю. Придётся тебе ночью перед выпуском в бордель со всех ног бежать. Если что, выбирай самую некрасивую. И обойдётся дешевле, и такие обычно старательные.

– Ты говоришь некрасивые вещи.

– Ты будешь не в том положении, чтобы услаждать чувство прекрасного. Живут же коты без чувства прекрасного. Живут и вполне размножаются.

– А может я не хочу только этого?

– А может у тебя и обычной потребности нет? Конечно, это удобно. Экономия денег и больше времени для учёбы…

– Ты можешь знать моё имя, но не можешь знать моих потребностей.

– Как же, как будто мужчинам что-то другое надо…

– Мужчинам иногда просто интересно,- нравоучительно произнёс Кимитакэ,- Утолить интерес - вот подлинная победа в любви. Точно так же национальные интересы движут целыми государствами. Европейцу интересны японцы, японцы интересуются европейцами. Мужчинам интересны женщины, женщинам интересны мужчины. В последнее время дошло до того, что всё больше жителей Земли интересуются внеземными цивилизациями. Потому что опасаются, что прилетят какие-нибудь марсиане - и покорят, как это описано в известной книжке “Война миров”.

– А зачем европейцы стремятся покорить вас, японцев? И зачем мужчины стремятся покорять женщин?

– Ну, с женщинами, скажем, можно поразвлечься.

– Поразвлечься с женщиной можно и за деньги.

– Поразвлечься - но не покорить. Это разные вещи.

– Ну, вот покорить-то тебе и не светит. Ты слишком послушен. Смирись!

– Это тебе, госпожа коробочка, предстоит смириться - с тем фактом, что мы приехали!

Тоненький павильончик остановки почти терялся среди пёстрых реклам.

Ухватив коробочку покрепче, Кимитакэ всё глубже уходил в переулки Дайканъямы. Не то, чтобы он помнил маршрут - но знал примерное направление. И сам не понял, как оказался между парковой оградой и глухой стеной вонючей фабрики - а прямо ему навстречу подтягивалось человек десять из местной молодёжи. Они его определённо заметили и приближались, зажимая в кольцо.

Выглядели они куда беднее, моложе и опасней тех ребат с чёрного рынка - какие-то немыслимые клетчатые пальто, кепки с дырками, мрачный взгляд исподлобья.

Похоже, эти ребята собирались тут, поблизости, в парке Сагояма - но вовсе не для того, чтобы при случае полюбоваться на Фудзи.

– Привет всей честной компании,- произнёс Кимитакэ и посмотрел на коробочку. Но коварная собеседница не издала не звука.

Похоже, это не то оружие, которым получится сражаться.

Но из другого оружия у меня есть только газета.

– Ну, типа, привет,- усмехнулся тот, кто уже подошёл и встал ближе всех.

Каллиграф поискал взглядом среди них вожака - но не нашёл. Да уж, искать ключ в иероглифе куда проще…

– Вам что-то от меня надо?- спросил он.

– Мы так, посмотреть, что делать будешь.

Клетчатые подходили всё ближе.

– Пожалуй, я сделаю журавля,- ответил Кимитакэ. Едва заметным движением опустил коробочку на асфальт. Развернул газетный лист, потом сложил по диагонали, потом ещё раз по диагонали. Снова развернул и принялся складывать.

Он знал нужные движения с детства, но почти никогда не делал их на таком большом масштабе. Да уже в окружении ребят, у которых были даже не бамбуковые палки для установления порядка, а ножики и заточки.

Наконец, гигантский журавль был готов. Оставались два последних штриха. Кимитакэ выхватил из кармана деревянную коробочку с набором для каллиграфии, вытряхнул ещё влажную кисточку и одним махом поставил на крылья и голову журавля едва заметные и неодинаковые значки.

Потом подхватил журавлика, поднял над головой - и толкнул его вверх. Журавлик полетел вперёд, забираясь всё выше, а потом лихо сделал круг над очумелыми дырявыми кепками и полетел в парк, ловко лавируя среди деревьев.

– Ловите!- закричал Кимитакэ, размахивая кистью, словно дирижёрской палочкой,- Видите - улетает.

И вся клетчатая толпа ломанулась следом. Ловко и бесшумно, словно обученные солдаты, они перемахивали через кованую ограду и устремлялись в погоню за коварной бумажной птицей, которая планировала где-то впереди. Не прошло и минуты - а на заасфальтированной площадке под фабрикой никого не осталось.

Так что Кимитакэ продолжил свой путь и спустя каких-то пятнадцать минут добрался, наконец, до фонарей на воротах особняка семьи Накамото.

22. Дочь банкира