Время драконов

Между тем гостью заметили.

— Кто здесь? — раздался из-за ворот неприветливый человеческий голос, с трудом перекрывающий собачий лай. Яси пискнула как можно жалобнее:

— Люди добрые, пустите сироту обогреться!

Калитка чуть приоткрылась, в щёлочку выглянул дядька весьма угрюмого вида. Даже убедившись, что за порогом всего лишь стучащий зубами от холода подросток, он не распахнул дверь, а сказал строго:

— Выдь на свет, чтоб я тебя видел!

Яси попятилась. Во дворе вздохнули с облегчением.

— Да нормальная она, не пустая, — сказал бабий голос. — Отворяй, не доводи до греха.

Яси шагнула в открывшуюся калитку и оказалась среди людей, в ухоженном, чистом дворе. Хозяйкой здесь была тщедушная, сгорбленная тяжелой работой тётка, а кроме неё и хозяина, что впустил Яси, в доме жили трое рослых и плечистых парней, две румяные, толстощёкие девки и ветхая, седенькая бабушка.

Для начала Яси позволили только шагнуть через порог. Потом бабушка принесла закопчёный образ, настолько старый, что изображение на нём невозможно было толком рассмотреть, и хозяин грозно приказал:

— Целуй лик.

Яси осторожно коснулась образа губами и… ничего не произошло. И все сразу вздохнули с облегчением.

Убедившись, что бродяжка не опасна, женская половина семейства немедленно обступила её и окружила заботой.

Яси позволили снять сапожки и мокрый плащ, а потом увели в избу, за занавеску, на женскую половину. Там её усадили на лавку, дали в руки большую кружку с горячим взваром и ломоть серого хлеба. Увидев, с какой жадностью девочка накинулась на еду, одна из хозяйских дочек лишь покачала головой и вздохнула:

— Ох, бедная, благодатью не осенённая…

— Это она вдруг бедная? — тихо фыркнула другая. — Сапожки-то, вон, смотри, новёхоньки, и одета подобрее нас. А жрать на дармовщину все горазды.

Сестра её возмущённо махнула рукой и забормотала скороговоркой молитву. Но девка не угомонилась.

— Зря ты, Лишка, именем Единого кого попало благословляешь, — шепнула она с упрёком. — Это ж дичка узкоглазая, из тех, что родятся в лесу, молятся колесу.

— И пускай, — ответила Лишка твёрдо. — Единый всем живым тварям Отец.

— Никшните обе, — строго оборвала их мать.

Наконец, проглотив хлеб, Яси поспешила сама вступиться за себя:

— Мой род жил в Северной степи, а вовсе не в лесу. И мы тоже знаем Единого: он убил Предвечного Оленя, из шкуры сделал землю с травой, из костей — скалы, а зверей слепил из помёта. Те из них кто вышли ладнее, превратились потом в людей. А кто похуже — в злых абаасы.

— Тёмные вы там, у себя в степи, — сказала ей хозяйка назидательно. — Слушай и запоминай, — и затянула речитативом на одной ноте: — Единый, Вечный, Несотворенный, мир за пять дён породил из мысли Своей, и воздвиг человека, дабы тот возделывал землю, во славу Ему и во укрепление Истинной веры, Своим повеленьем воздвиг, по образу Своему и подобию…

Все вокруг были готовы внимать дальше, затаив дыхание и кивая в такт, но Яси громко воскликнула:

— Ну да, я примерно это и имела виду: сам слепил, из оленьего помёта! А говорить «несотворённый», между прочим, грубо.

Хозяйка сбилась на полуслове, Лишка покраснела, как свёкла, а Лишкина сестра захихикала в рукав. Бабушка же сказала с улыбкой:

— Видно, вас, кочевых, не переучишь. А уж кто прав, узнаем, когда все явимся к порогу Чертога Единого.

— К порогу Звёздного Чертога? — спросила Яси.

Этот вопрос почему-то напугал всех присутствующих куда больше, чем вмешательство в чтение молитвы.

— Что ты, что ты! — замахали на неё руками со всех сторон. — Так только эльфы говорят.

А бабушка подошла и осторожно пощупала кончики ушей Яси.

— Вы боитесь эльфов? — удивилась та.

— В храме в ту неделю жрец сказал: эльфы от Истинной веры отпали, и волшба их — грех, — ворчливо сказала хозяйка.

— А ещё они малых деток по ночам едят, — испуганно прошептала Лишка.

— Ну уж это точно глупости, — заявила Яси. — Почти все эльфы, которых я знаю, едят хлеб с сыром. Да и волшебников среди них…

Бабушка промолвила очень тихо:

— Есть средь них магусы дивной силы. И воины дельные есть. Зря их от храма отлучили. Вот придут деревяницы, куда побежим защиты искать?

— В храм, — ответила хозяйка строго. — Там нынче и лыцарей хватает, и жрецы благословением Единого обрели великую силу.

Но бабушка только мотнула головой и сказала со вздохом:

— Что те лыцари, Нетушка? Оне ж все пустые. Страшно, милые мои, страшно. Прежде, когда я ещё молодайкой была, разладу-то у нас с эльфами не водилось. Ихние магусы деревяниц в узде держать могли, а лекари не чурались пользовать простой народ. И на праздниках, бывало, все пели-плясали вместе… Теперь не то…

— Мать, уймись, — остановила её хозяйка. — Не дури девкам головы. Лучше пусть гостьюшка, коль поела, расскажет нам, что в мире творится. Правда ль, что в Дубравки пришло пустое поветрие?

Яси удивлённо захлопала глазами:

— Я не знаю. А пустое поветрие — это как?

— Это когда люди делаются пустыми, совсем без души. Кто захворал, остаётся, вроде, с виду человек, как человек: ходит, смотрит, делает, что обычно, только без толку и смысла, будто во сне. И слов человечьих не разумеет. А чуть почует рядом живую душу — накинется и порешит. Людей, нелюдей, зверя вольного или скотину — всех. Это их пустота мучает, вот и ищут, чтоб чужую душу из тела забрать. Да только не могут: отлетает душа убитого прочь, а пустой дальше идёт другим на беду.

— Так у вас тоже… — разом побледнев, прошептала Яси.

— А при эльфах того не было, — вставила бабушка. — Жили-то ведь скромно, по храмам не таскались. Жрец всех сам в очередь обходил, наставлял, требы правил. Нынче ж что ни неделя — прут целыми весями в храм уши греть да реликвийки слюнявить…

Хозяйка поморщилась:

— Мать, не нуди. Так что, гостьюшка, и у вас в степи, никак, поветрие ходило?

— Мои все опустели, — непослушными губами с трудом выговорила Яси. — Осталась только я.