Все лестницы ведут вниз

И опять Аня не успела открыть рот, чтобы хоть что-то сказать, как запищал мелкий:

— Я! Я! Я скажу, — стал он теребить рукой рукав смуглого, не сводившего свой левый глаз с Ани. — Сам видел, недавно. Собственными глазами видел. Со второго на третий пробирался! Улизнуть хочет, сука, — возбужденно говорил он. — Спрыгнуть, падла, хочет! Так я ему не дал. Ты скажи спасибо, что не дал, — толкнул он смуглого.

— Кто хочет? — спросила Аня. Она немного подалась вперед.

— Ты что, тугая? — протянул смуглый.

— Совсем не въезжаешь? — пропищал мелкий.

— Не слушай ты их, — вмешался рослый. — Они все наркоманы. Это еще ничего. Вчера они о каком-то тощем всаднике бредили. Наркоты… — и невнятно выругался. — Я их вообще только вчера встретил. Они мне не друзья. Даже не знакомые. Наркоманы они, одним словом! Что с них взять? Ты сама подумай! Видишь, они даже не понимают, что ты нам принесла.

— Придурок, — оскалился мелкий, а смуглый затрясся в молчаливом смехе.

— Я ничего не принесла…

— Как не принесла! Ты же добро нам принесла. Я же говорю: с женщин только начинается зло… А может ты…

— Мне кислота нужна, — перебила его Аня. — Две марки.

Смуглый снова затрясся. Мелкого прорвало хохотом, а рослый, словно получив невероятное удовольствие от слов Ани, еще более оживился. Начав переминаться с ноги на ногу, он, не сводил с Ани своих красных глаз, потом заходил по комнате из стороны в сторону — быстрыми, широкими шагами. Аня, все более волнуясь, не сводила с него взгляд. После он сел на пол около двух друзей, как это и было, когда Воскресенская только зашла в комнату. Рослый судорожно схватился обеими руками за голову что-то очень напряженно обдумывая. Опустив голову, он замахал руками, громко восклицая:

— Ну нет у меня этой дряни! Ты понимаешь, нет! Ну нет у меня ее! Нет этой дряни! — Он явно был расстроен.

— Где можно ее достать? — сохраняя видимое спокойствие спросила Аня.

— Достать не проблема… — размышляя сказал он. — Ну нет у меня ее! Нет! Как же так! Ты понимаешь, нет у меня ее! Постой, — сообразил он. — Ну а чего ты мне мозг выносишь, женщина? У нас же есть свое. Мне не жалко. Ты будешь нашим счастливым амулетиком. Так и быть! Цветок жизни, так сказать, на нашей сухой почве, — обрадовался рослый.

— Он ведь стихи пишет, — сказал мелкий, засмеялся, а за ним смуглый.

— Молчи чернь! — ответил рослый. — Ну что, будешь нашим амулетиком среди этих бесстыдных рож?

— Мне только кислота нужна, — сказала Аня. Привыкая, она стала успокаиваться. Все это казалось даже забавным, особенно рослый с его манерой говорить.

— Да будет тебе! — ответил он. — Достану. Нет-нет-нет, ничего не надо, — опередил он Аню. — Только одно: стать на сегодня нашим амулетом, рыжим цветочком. Это же твой натуральный? Вот это да-а, — протянул он. Все это время Аня молчала. Рослый говорил как сам с собой. — Да в тебе бесенок засел, — всматривался он одурманенными глазами в волосы Ани.

— Никаким амулетом я становится не буду, — раздражилась она. — Ты просто скажи, когда принесешь. И сколько выйдет. Не нужны мне ни чьи подачки!

Мелкий, разинув рот начал тыкать рослого в бок локтем.

— А ты — судьба.

— Ты не так поняла, — не обращал он внимание. — Дунешь с нами, пять минут посидишь, и ты уже амулетик. После, иди куда хочешь, хоть на свой четвертый этаж. Ты же иначе амулетиком не станешь, а как тогда я тебе принесу марочки? Я только рыжим цветочкам марочки ношу, и то не всем. Да ты… ты же первая будешь! И не нужны мне твои деньги. Ты же добро нам принесла, забыла? Ну соглашайся, рыжий бесенок, — сделал он умоляющую физиономию. — Как же ты не видишь, — развел он руки, — нам здесь скучно.

Аня молчала — не знала что и ответить. Рослый — было видно — ждал. Остальным же, похоже, было все равно: согласиться Аня, или нет; здесь она, или уже ушла.

— Колоться я не буду, — выкинула Аня.

— Да ты что! — вскричал рослый. — Как ты могла подумать? Хотя ты права. Низкие мы люди, — играючи поник он головой. — Это ты! Ты амулет! Женщина одним словом! Мы же чернь презренная. Особно этот наркот, — ткнул он мелкого.

— Пошел ты… — и выругался.

Аня молчала.

— Как для тебя осталось, судьба моя, — продолжил рослый. — Пробовала это? — Вытащил он комок газеты и слегка протянул, будто сквозь него можно было разглядеть, что внутри. — Тебе понравится. Я тоже, бесенок, иглу не признаю. Серый! — прикрикнул он. — За тобой.

Рослый аккуратно высыпал содержимое на крышку бутылки. Аня ничего подобного не пробовала, да и самое крепкое, что ей попадалось — это водка, которую она терпеть не могла. А про это она слышала. Ничего особенного, говорят из разряда легких. Выходит — не все так уж и страшно, как кажется по-первой. Но сам рослый настораживал, точнее его взгляд что-то выдавав, и это Аня заметила, а потому решила в любом случае — что бы не произошло — контролировать себя и быть осмотрительной. Впрочем, это из легких, и если она могла себя контролировать после целой бутылки портвейна, то с этим и подавно. Да и надежный друг всегда с ней — ее обоюдоострый выкидной пятнадцати сантиметровый ножичек.

Решив, что она совсем ничего не понимает, рослый подробно объяснил Ане весь не сложный процесс, состоящий из пары движений. Тяжело было держать дым в легких, он будто бы сам просился наружу — бился, стучался, как сердечко Ани, когда оно предчувствует что-то неладное. Сделав вдох, она вскоре раскашлялась от противного, дурно пахнущего едкого дыма.

— Погоди-погоди, там еще осталось, — следил за ней рослый. Аня продолжала хрипло кашлять. Мелкий, казалось, уже спал — его голова повисла над полом между коленями. Со смуглым совсем не однозначно: либо тоже спит, либо как тогда — посматривает на Аню в своей привычной манере левым глазом.

— Ты лучше сюда, к стеночке, — указал рослый место подле себя. — С непривычки можно и упасть.

Звуки стали доноситься отдаленно, приглушенно, будто бы Аня погрузилась в невидимые воды, либо это они явились из ниоткуда — поднялись и захлестнули с головой, пробираясь глубоко в сознание — усыпляя ее. Голова начала падать, глаза закрываться, но она все еще замечала все более неприкрытый к ней интерес рослого. Выражение лица его изменилось. До того он старался казаться доброжелательным, но теперь его губы искривились в ухмылке, как у кровного врага Ани. Словно в блеклом свете Луны перед ней явились желтые кривые зубы и померкшие — без выражения — красные глаза.

Все тело быстро наливалось тяжестью. У Ани не было сил сидеть прямо на ящике. Теперь она понимает, почему все трое у стены. Аня повалилась на левый бок, но спохватившись упала на руки и увидев стену с противоположной стороны, как можно быстрее поползла на четвереньках к ней. Ей казалось, что это произошло в несколько секунд, но добиралась Аня тяжело — медленно переставляя ноги и руки, раз повалившись боком на пыльный пол. Наконец ей удалось прислонить свою худощавую спину к холодной стене.