Все проклятые королевы

Это было бы просто великолепно — упасть на глазах у всех.

Пока мы идём, приглушённый напев, доносящийся с берега, медленно нарастает. По мере того как соргинак поют, некоторые фонарики, что лежали на земле, взмывают в небо.

Ева, шагающая впереди, замечает это первой и замирает, зачарованно наблюдая.

Свет фонарей отражается в тёмных, неглубоких водах, и кажется, будто по ту сторону зеркала скрыт другой мир, наполненный тьмой, огнём и отблесками света.

Ева продолжает путь, а я пересекаю озеро с тяжестью в груди, вдруг охваченная ощущением торжественности.

— Это просто формальность, — шепчу я, достаточно громко, чтобы Ева меня услышала.

Она оглядывается и вздёргивает бровь.

— Ну да. Конечно.

Она поднимается по ступеням храма, и Нирида подаёт ей руку. Когда та отходит в сторону, передо мной появляется рука Кириана.

Он осматривает меня с головы до ног — без стыда, открыто.

Когда я беру его ладонь, меня пробирает дрожь, и я вдруг ловлю себя на мысли: так будет всегда?

Всегда ли я буду чувствовать этот призыв, тянущий меня ближе? Этот головокружительный жар, разливающийся в животе, от одного его прикосновения?

Эта перспектива пугает.

Я поднимаюсь по ступеням, и, когда прохожу мимо него, Кириан наклоняется к моему уху, шепча:

— Ты потрясающая. Этот наряд только что стал моим любимым.

Он ведёт меня к моему месту рядом с Камиллой и снова наклоняется ближе:

— И я мечтаю его снять.

— Нахал, — шепчу я.

— Ну да. Конечно. — Он ухмыляется, хитро щурясь, и, проводя ладонью по подбородку, снова оценивающе смотрит на меня с головы до ног.

Если Камилла что-то и слышит, то не подаёт виду.

— Пусть те, кто должен заключить связь, встанут друг перед другом, — говорит она.

Она не обращается к зрителям, это не представление. Присутствовать на церемонии разрешили многим, но теперь я понимаю, что обряд — не для них. В её голосе есть интимность, в том, как она обращается к нам четверым.

Нирида и Кириан первыми делают шаг вперёд и встают перед нами. Нирида кладёт ладонь на рукоять меча.

— Связь Биотц — это обет защиты, знак уважения и акт доверия. Дочери Мари, доверяете ли вы тем, кого выбрали для этого ритуала?

— Да, — отвечает Ева.

— Да, — повторяю я.

— Смертные, готовы ли вы нести тяжесть этой связи?

— Да, — торжественно произносит Нирида.

— Да, — говорит Кириан.

— Начнём с вас, — обращается Камилла к ним.

Все — и ведьмы, и воины — замерли в молчании на берегу.

Камилла достаёт небольшой кинжал, искусно украшенный резьбой, и передаёт его Нириде.

Командующая берёт его и протягивает руку Еве, которая без колебаний кладёт свою ладонь в её.

Клинок скользит по тонкой коже, оставляя ровный, чистый порез, пересекающий ладонь Евы по диагонали.

Нирида возвращает кинжал Камилле и протягивает свободную руку. Ева соединяет их ладони.

В тот же миг на руке воительницы появляется точно такой же порез.

— Возьмитесь за руки, — велит Камилла.

Они подчиняются.

Кровь смешивается, стекая по пальцам. Камилла перевязывает их раны лентой цвета стали, той же, что и меч Нириды.

— Для создания связи нужны лишь магия, воля и слово, — напоминает она.

Я вижу, как Ева сглатывает.

— Я этого хочу, — шепчет она.

И я верю ей.

Может быть, она устала терять — как и я. Может быть, она хочет, чтобы кто-то был рядом, кто-то, кому не всё равно. Может быть, она хочет подругу.

— Я тоже, — отвечает Нирида.

Должно быть, это правда, должно быть, это настоящее — каким бы ни был их мотив, пусть даже долг или ответственность, но они хотят этого.

Потому что я вижу это.

Из-под ленты вспыхивает свет, извиваясь по их рукам словно змея.

Яркая вспышка на мгновение ослепляет всех.

— С этого момента, — мягко говорит Камилла, — в ваших сердцах будет звучать два голоса.

Они больше её не слушают.

Даже когда Камилла поворачивается к нам, они всё ещё смотрят друг на друга, переплетая пальцы.

И мне очень хочется спросить, что они чувствуют.

Я скоро узнаю.

Мы повторяем всё: кинжал, порезы, серебристую ленту, что связывает наши руки.

Фонари парят над нашими головами, покачиваясь в такт ночному ветру, подобно мерцающим огням в лесу.

Они отражаются в воде, пока все смотрят на нас.

— Я хочу эту связь, — шепчу я.

— И для меня это честь, — отвечает Кириан.

Из ленты вырвается свет, извиваясь по нашим рукам точно так же, как у Евы и Нириды.

И я чувствую.

Чувствую всё.

Чувствую его.

На странное, растянутое мгновение время замирает.

Я слышу собственное сердце — или его? Или наше?

Оно бьётся в унисон с ночной тьмой, с шёпотом леса, с танцем света в воде и в воздухе.

Я чувствую его кожу — остро, слишком реально. Каждый участок, где мы соприкасаемся, пылает.

Когда я вдыхаю, мне кажется, что я захлёбываюсь в этом ощущении, как если бы вынырнула из-под воды.

Это не просто формальность.

Ева, вероятно, понимает это, но я не смотрю на неё.

Я не могу отвести взгляд от Кириана.

В его глазах что-то дикое, глубокое, голодное.

Что-то слишком живое.

— Свет во тьме, убежище в буре, мир среди войны, — говорит Камилла.

Она поворачивается к Нириде и Еве.

— Теперь вы можете присоединиться к остальным.

Камилла подходит к краю храма, приседает и кончиками пальцев касается воды.

На поверхности озера расходятся круги.

Она встаёт.

И тогда свет вспыхивает в самом сердце озера, затмевая отражённые огоньки фонарей. Он поднимается из глубины, струясь вверх подобно магическому сгустку, заставляя толпу затаить дыхание. Даже соргинак выглядят поражёнными.

Потом за ним вспыхивает другой, затем ещё, и ещё… Они разного цвета, разной яркости, но одного сияния. Они выходят из воды, прорывая поверхность, и парят в воздухе, заполняя пространство тихими вздохами изумления.