Все проклятые королевы

— Возможно, я не хочу участвовать в войне, которая не имеет ко мне никакого отношения.

Кириан, надо отдать ему должное, почти не меняется в лице. Нирида бы уже обрушила на меня поток ругательств.

— Тебе и не придётся, — спокойно отвечает он. — Ты только должна обеспечить нас войсками. Остальное на нас.

В его голосе нет сомнений, в его выражении лица нет и намёка на шутку. Его синие глаза, устремлённые на меня, не осуждают. Кириан кажется статуей. Прекрасной скульптурой древнего бога войны. Высокий, сильный, и слишком далёкий от земных забот, чтобы мой страх или сомнение имели для него значение.

Я ничего не отвечаю. Поворачиваюсь к большим окнам, и на этот раз он не подходит ко мне.

Я ощущаю его за своей спиной, его спокойное, размеренное дыхание, пока сама смотрю на бушующую бурю за окном и повторяю себе, что это теперь моя цель, что я должна её выполнить, чтобы обрести свободу, и что страх не имеет значения, когда на кону так много.

Этой ночью, пока мы спим, облака расступаются, открывая небо. Утром ярко светит солнце, и уже к вечеру королева Друзилла прибывает к нам с частью своего войска.

Глава 16

Одетт

Я надела зелёное платье, которое настоящая Лира бы обожала: длинные, широкие рукава, скрывающие золотой браслет, изящный корсет, подчёркивающий грудь, и длинная юбка, составленная из тканей разных текстур. На верхнем слое вышиты серебряными нитями узоры в виде виноградных лоз.

Это платье королевы.

Я ещё не приняла облик наследницы, но волосы уже убраны и заплетены в косы, которые теперь образуют венок на моей голове, а на губах появился лёгкий оттенок цвета.

Кириан наблюдает за мной с края кровати. Кажется, он хочет что-то сказать, но дверь открывается, и в комнату входит Нирида, облачённая в своё лучшее командирское облачение: лёгкая кожаная броня чёрного цвета, тяжёлые сапоги, ремни с кинжалами и пояс с мечом из лунной стали. Волосы у неё заплетены с вплетёнными кожаными лентами и собраны в высокий хвост, который слегка покачивается над чёрным плащом, накинутым на плечи.

В её руках корона, которую я сразу узнаю.

— Я знала, что ты не оставила её валяться на полу, — замечаю я.

Нирида откашливается и притворяется, будто протирает корону рукавом, прежде чем протянуть её мне. В прошлый раз львы с глазами из рубинов были залиты кровью наследника рода Львов.

— Ты можешь надеть её, чтобы передать один посыл, или держать в руке, чтобы передать другой, — предлагает она. — Выбирай.

Я обдумываю это несколько секунд, но быстро понимаю, что хочу сделать с этой короной. Выпрямляюсь.

— Надень её ты. Войди первой, поднеси её королеве как командир армии и пообещай ей ещё две, когда мы свергнем Моргану и Аарона.

Нирида слегка склоняет голову набок. Ей это нравится, но она оборачивается к Кириану.

— А ты что думаешь?

Он не колеблется. Если ему больно, он этого не показывает.

— Это произведёт сильное впечатление, — соглашается он с нами. Затем смотрит на меня: — Я войду за тобой следом. Провожу, когда Нирида представит нас и подготовит почву. Тебе останется только произнести просьбу.

Я киваю. Нирида тоже.

— Ты готова? — спрашивает она.

И я лгу:

— Да.

Она берёт корону, словно это просто безделушка, и глубоко вздыхает.

— Тогда увидимся через минуту, — заявляет она и уходит с прямой спиной и гордо поднятым подбородком.

Хотела бы я чувствовать ту же уверенность. Всё, что мне удалось собрать внутри себя, уходит капля за каплей, особенно когда я смотрю в окно и вижу шатры, разбитые прямо напротив лагеря Кириана.

Королева приехала не одна. Помимо королевской гвардии, и так достаточно многочисленной, она привела с собой два отряда, которые значительно превосходят численностью наших солдат.

— Хочешь повторить свою речь? — спрашивает Кириан с края кровати.

Что-то тяжёлое и тревожное шевелится у меня внутри, и я стараюсь отогнать это чувство, закрывая глаза на мгновение.

— Революция, возможная резня, просьба о помощи… Всё под контролем.

Кириан улыбается и опирается на предплечья.

— Тогда отдохни немного. Почему бы тебе не подойти? — Он похлопывает по матрасу рядом с собой, и у меня срабатывает внутренняя тревога.

Я поднимаю бровь.

— Не хочу помять платье, — отвечаю, догадываясь, что у него на уме.

— Я не помну его, — обещает он. — На самом деле, я могу его снять.

Призрачное прикосновение скользит по моей шее вместе с его голосом, наполненным зловещими обещаниями.

Идея, на самом деле, кажется соблазнительной: сделать два шага к нему, позволить платью подняться по бедрам и отдаться ему так, как это было на днях, прежде чем я сама поглощу его целиком.

Звучит настолько заманчиво, что мне приходится встряхнуть головой и отступить на пару шагов назад.

— Я подожду стоя, спасибо.

Кириан делает вид, что собирается подняться, с лукавой улыбкой на лице, но я поднимаю палец, указывая на кровать, заставляя его вернуться на место.

Он смеётся, поднимает руки в знак капитуляции и на этот раз вытягивается на кровати во весь рост, заложив руки за голову.

Он делает это, чтобы отвлечь меня, потому что за этой ледяной маской взгляда скрывается беспокойство и, возможно, даже немного страха. И я задаюсь вопросом, не нужна ли ему самому эта отвлекающая игра.

На этой аудиенции он ставит на кон всё: всё, за что сражался, всё, ради чего выжил.

Я ловлю его взгляд на часах на туалетном столике. Он смотрит на них реже, чем я, но достаточно, чтобы это бросалось в глаза. Он пытается отвлечься разговором, задаёт вопросы о тренировках, отпускает непристойные комментарии о моём платье и о том, что он бы с ним сделал — например, снял его.

Но я всё ещё помню, как он посмотрел на меня, когда я сказала, что, возможно, не хочу участвовать в этой войне и что не считаю её своей. Его абсолютная серьёзность, так искусно сыгранное равнодушие… разочарование, которое не отразилось в его глазах, возможно, потому что он изначально ничего от меня не ждал.