Все проклятые королевы

Во мне рождается что-то, что не помещается в этом узком, подавляющем сосуде, сжимающем мои рёбра.

Я смотрю на него, и реальность ещё слегка колеблется.

— Если я не войду туда, если королева не выслушает меня…

Он качает головой, словно это не имеет значения сейчас. Его пальцы осторожно держат мои щеки, будто это самое ценное, что у него есть.

— Пойдём, — говорит он. — Пойдём сейчас же.

Его большие пальцы стирают слёзы с моих щёк, и я осознаю, что плачу.

Он наклоняется и касается губами одной слезы, затем другой, и ещё одной.

— Одно слово, и я вытащу тебя отсюда, Одетт, — обещает он.

В его голосе звучит холодная решимость, ярость, которая убеждает, что он не лжёт. Но я слишком хорошо знаю, кто стоит передо мной. Я помню татуировки на его теле — волка и цветы: ярость и красота, которые он будет защищать любой ценой. Я помню, ради кого он сражается, кого старается уберечь.

Я помню ритуал Оцайла с фонариками и надежду, спрятанную в его голубых глазах.

Этот человек, этот воин, капитан Севера, украденный ребёнок… не может всерьёз предлагать мне сбежать. Он не мог хорошо это обдумать.

Что-то мягкое и тёплое медленно заполняет острые углы в моей груди, окончательно выталкивая мрак.

В коридоре царит тишина.

Только моё дыхание, всё ещё неровное, нарушает её.

— Одно слово, Одетт, — настаивает он низким, спокойным голосом.

Я хочу спросить его, куда бы мы отправились. Хочу узнать, предлагает ли он мне передышку или окончательный отказ. Смог бы он? Это то, что он мне предлагает? Одно слово, и он обречёт всех, чтобы я не столкнулась с этим?

Нет. Это невозможно.

И я не могу позволить ему даже попытаться.

— Одну минуту, — прошу я. — Я смогу… если ты дашь мне минуту.

Его глаза сверкают. Он осторожно изучает меня.

— Я знаю, что ты можешь; но хочешь ли ты?

Я киваю, сглатывая комок в горле.

— Одну минуту, — повторяю.

Он убирает руки с моего лица, но остаётся рядом, всё ещё на одном колене у меня перед глазами.

Я делаю глубокий вдох, как делала раньше, затем ещё один. Повторяю это снова и снова, пока не убеждаюсь, что могу дышать, что не задыхаюсь.

Затем я встаю.

Его руки помогают мне: поддерживают за талию, за плечи. Направляют меня, пока я поднимаюсь.

— Я готова, — шепчу, стараясь придать голосу твёрдость.

Кириан оглядывает меня с головы до ног, не отпуская моей руки, как будто боится, что, отпустив, я снова рухну.

— Ты хочешь войти? — осторожно спрашивает он.

Я снова киваю.

— Хорошо. Я войду первым. Объявлю тебя. — Он поднимает руку, вытирает мои слёзы своей шершавой ладонью. — Подготовься.

Я снова киваю. Разглаживаю платье, поднимаю голову и окончательно стираю следы слёз.

Кириан открывает дверь, и сразу после этого я слышу голос Нириды, громкий и уверенный, заполняющий всё помещение.

Фигура капитана исчезает за дверью.

Я смогу, повторяю я себе снова и снова, чтобы мой голос заглушил тот, который шепчет, что я трусиха.

Я смогу. Я смогу…

Ворон

У Ворона есть история, которую нужно рассказать.

Ворон устал носить маску.

Ворон не хочет сражаться в одиночку.

Он тщательно выбирает момент, место, платье и слова, которые скажет. Они льются легко, как мёд, потому что Ворон всю жизнь готовился к такому. Никто не сомневается, никто не задаёт вопросов. Он мастер лжи, и ему удаётся обмануть стражу и ту высокую, красивую командиршу.

Ворон хочет изменить мир.

Ворон хочет видеть, как Орден горит.

Ворон хочет раскрыть все тёмные тайны, которые заставляли его хранить.

Глава 17

Кириан

Мне это не нравится, но я оставляю её одну.

Раздвигаю створки дверей и вхожу в зал, пока Нирида всё ещё обращается к королеве. Свет в помещении приглушён — тяжёлые шторы отрезают доступ дневного света, а по комнате расставлены стражники. Многие стоят по обе стороны ширмы, панели которой украшены изображениями Эренсуге, дракона, что словно пролетает через слегка прозрачные створки, будто бы плывя по небу.

Королева, едва различимая тень с короной за ширмой, окружена охраной, пока командир излагает важность того, чтобы она выслушала нашу королеву. Слева от неё стоит женщина средних лет с длинными, слегка волнистыми распущенными волосами, внимательно слушающая. Справа — сам Эльба. Думаю, женщина играет какую-то значимую роль.

Я готов открыть рот, чтобы с должной торжественностью объявить о прибытии Королевы Королей, но знакомый голос опережает меня:

— Ваше Величество, жизненно важно объединить свои силы со свободной Эреей. Вместе мы свергнем Львов.

В голосе нет и намёка на ту дрожь, что я слышал всего несколько мгновений назад, но это она, без сомнения — это она.

Я на несколько секунд замираю, пытаясь определить её местоположение. Нахожу её стоящей в центре зала, и мне приходится моргнуть дважды, чтобы убедиться, что я вижу правильно: изгибы её тела, изящные руки, сложенные перед собой, и приподнятый подбородок — этот жест гордости, красивый, но немного холодный, с её зелёными глазами.

Кровь застывает в моих жилах.

Тени движутся за ширмой.

— Её Величество королева Друзилла спрашивает, что получит Сулеги, рискнув столь многим в этом предприятии.

И платье… Оно похоже, но не того же зелёного оттенка и не того же кроя.

— Выгоды перевесят затраты, — отвечает знакомый голос с гордостью в груди, с прямой спиной. — С её армией мы отвоюем Эрею всего за несколько месяцев, а может, даже недель. Правление регентов-герцогов слабо, а власть Львов угасает после смерти их наследника.

Я остаюсь на месте, полностью неподвижный, пока пытаюсь осознать и понять то, что вижу.

Ничего, ничего в ней не отличается от Лиры.

Снова что-то движется за ширмой. Я понимаю, что королева не говорит напрямую. Однако в этот раз голос доносится не с другой стороны. Женщина слева, едва кивнув, произносит:

— Её Величество спрашивает, что получит её народ. Сейчас он свободен и защищён от гнёта Львов. Всё это может измениться, если потревожить осиное гнездо.

— Крестовый поход Львов всегда был направлен на весь Север, и они не остановятся, пока Земля Волков полностью не станет частью их царства. Сулеги будет следующей, затем падёт Нума, а потом Илун, и тогда уже будет слишком поздно для всех. Сейчас самое время для контратаки. Революция уже началась в маленьких городах, в деревнях, где крестьяне прогоняют захватчиков с помощью мотыг и молотов. Мы не можем их бросить. Мы должны объединить силы наших двух армий, чтобы вернуть землю моих родителей, а затем найти союзников для продолжения борьбы.