Все пути мира

— Дедом.

— И вы полагаете, что громкого имени и перстня на пальце хватит, чтобы творить беззакония на улицах нашей столицы?

— Я не творил беззаконий, — устало возразил Тин, — и ни разу не пользовался магией с того момента, когда ступил на земли Фирны.

Тин заметил, что чиновник при каждом его ответе поглядывает на браслет, украшающий запястье его левой руки. 'Амулет истины', - решил для себя парень и подумал, что стоит быть крайне осторожным в своих словах, не допуская откровенной лжи. Все-таки положение его все еще оставалось шатким, несмотря на защиту перстня и родового имени.

— Но вам ведь известно, что заявлять о своем прибытии в Фирну даже обладателю черного перстня надо заранее?

— К сожалению, мне пришлось отправиться в путь неожиданно. Но в мои планы не входило долгое пребывание в Фирне. Я здесь проездом в Талвой.

При упоминании Талвоя, с которым у Фирны всегда были натянутые отношения, чиновник едва заметно поморщился, однако никаких комментариев по этому поводу не не последовало, вместо этого прозвучал следующий вопрос:

— Какова цель вашего путешествия?

— Я отправился в путь по семейным делам.

— Точнее?

— Нужно решить кое-какие вопросы, касающиеся наследства моей супруги, — неожиданно для себя самого ляпнул Тин.

Поразительно, но чиновник, в очередной раз глянув на амулет, ответ принял. Если бы Тин тогда догадывался, насколько его слова соответствуют действительности, не стал бы так удивляться.

— Я отпущу вас, — после некоторого раздумья резюмировал чиновник, — но вы должны покинуть столицу не позднее завтрашнего дня и страну — в течение ближайшего десятидневья.

— С радостью сделаю это, — не удержался Тин.

Однако чиновнику явно было наплевать на его слова. Во всяком случае, он никак не показал, что уловил язвительность этого высказывания. Все так же спокойно и бесстрастно он достал из ящика стола свиток, начертал в нем несколько фраз, прихлопнул печатью и протянул Тину. Тот бегло прочел указ: в нем говорилось именно то, что было сказано устно. Плюс распоряжение на обратном пути в первом же приграничном городе дать о себе знать местному охранителю, предъявив этот свиток.

Тин кивнул, сунул свиток за пазуху и поднялся со стула.

— Я могу идти?

— Вас проводят.

Из Управы Тин вышел, щурясь от солнечного света, но тепла не ощутил — озноб все еще беспокоил его. 'Это ничего, — успокоил себя Тин, потирая запястья, освобожденные от оков, — вернется магия, восстановятся силы — и все будет хорошо'.

Оказалось, на улице его уже поджидали. Стоило сойти с крыльца, как рядом, выступив из тени, возник Тарней.

— Я вижу, ты уже свободен, — светло улыбнулся караванщик, — это хорошо, пойдем домой. Надо поесть, выспаться, да и младший твой тревожится — не помешает его успокоить.

— Дин у тебя?

— Да, так получилось, — Тарней коротко поведал Тину о событиях минувшего вечера, развернувшихся уже без его участия.

— Надо же, Салмер, — удивленно хмыкнул Тин, — кто бы мог подумать…

— Ничего, твой враг уже нашел свое наказание. Сам напросился. Да и хозяину гостевого дома мало не покажется, — Тарней оскалился. — Не люблю когда обижают маленьких и слабых.

— Спасибо, Тарней, — с чувством поблагодарил Тин.

— Плоховато ты выглядишь, — вздохнул караванщик. — Ну ничего-ничего, отдохнешь как следует, отоспишься-отъешься… А через три дня друг мой в сторону Талвоя караван ведет — с ним и пойдете. Он надежный.

— Не получится. От меня потребовали покинуть столицу не позднее завтрашнего дня.

— Плохо, — нахмурился Тарней, — очень плохо. Завтра Гурал со своим караваном выходит, но он скользкий тип, нет ему доверия. Но другого выхода, похоже нет.

Другого выхода действительно не было.

Глава 5. На грани

Дин

Гурал ей не понравился. Скользким показался каким-то, и Дин решила, что от него стоит ждать подвоха. Хотя внешность у караванщика была вполне даже располагающая — круглое лицо, брови со вздернутыми кончиками, отчего казалось, что Гурал все время чему-то удивлен, и радушная улыбка. Фальшивая, по глубокому убеждению Дин. Конечно, могло оказаться, что это мнение Тарнея так на нее повлияло, но Дин была уверена, что слышит голос интуиции. И бдела.

Бдеть приходилось самостоятельно, потому что от Тина в этом путешествии не было никакого толка, он попросту почти не реагировал на окружающее, если специально — и очень настойчиво — не привлечь к чему-нибудь его внимание.

Началось это еще во время сборов в дорогу — с лихорадочно блестящих глаз и рассеянности. От расспросов Тин попросту отмахивался. Если бы не отмахивался…

Впрочем, выхода у них все равно не было, распоряжение Охранительной Управы различных толкований не допускало.

Конечно, имелся вариант покинуть столицу и отсидеться неподалеку от города, дожидаясь следующего каравана, но это было слишком рискованно — вредный чиновник оставил Тину слишком мало времени на то, чтобы покинуть страну. Могли не успеть.

Меж тем, состояние друга все больше пугало Дин.

Раскрылось все на второй день пути, когда во время одной из стоянок она поймала Тина за тем, что он дрожащей рукой капает в чашку с водой темную жидкость из аптечного пузырька.

— Что это, Тин?

— Тинктура Варрада, — не слишком понятно ответил друг.

— И… для чего она нужна?

Тин вздохнул, посмотрел на нее тоскливо и признался:

— Руку в тюрьме поранил. Ерундовая царапина, но магии не было, регенерация не сработала, ну и грязь, наверно, попала — и рана воспалилась. Целительный бальзам уже не помогает, да и магия еще до конца не восстановилась из-за болезненного состояния.

— И что с тобой будет?

Тин криво усмехнулся:

— Надеюсь, мне удастся с этим справиться. Но если… если будет совсем плохо и я не смогу сам о себе позаботиться, то тебе придется поить меня этой дрянью, — он продемонстрировал Тин пузырек. — Тридцать капель… в воду. Ну и вообще поить побольше. Не знаю… Я ведь не целитель и мало что понимаю в лечении. Рану там обработать или ушиб — это да, а такое…

А на следующий день Тин слег окончательно. Вернее, не так. Сначала была ночь, он метался, снедаемый жаром, и бормотал сквозь сон, что мешки в подводе намяли ему бока до синяков. Но утром он нашел в себе силы подняться и, завернувшись в одеяло, доковылял до ручья, чтобы умыться. Там и рухнул — опустился на землю, прислонился к дереву и отключился.

Дин аккуратно коснулась его плеча, позвала негромко — никакой реакции. Попутчики вздыхали и сочувственно цокали языками, однако предлагать чужакам свою помощь не спешили. Но одним лишь сочувствием втащить бесчувственного парня на подводу было невозможно, а у самой Дин силенок не хватало. Она дернула за рукав одного охранника, потом второго: