Все пути мира

— Помогите, — шепнула, — надо его на поднять. Мне не справиться.

Охранники переглянулись, потом покосились на караванщика. Тот не замедлил приблизиться.

— Что это тут происходит?

Можно подумать, раньше не видел!

— Он без сознания, — терпеливо пояснила Дин, — надо втащить его на подводу.

— Не надо, — отрезал Гурал. — Не нужна нам в караване зараза. Заболел — пусть остается здесь.

— Но он не заразен, — заспорила девушка, — у него просто рана воспалилась!

— Глупости! — фыркнул караванщик. — Чего только не придумают эти иностранцы, чтобы надуть честных людей!

— Эй! — возмутилась Дин. — Я не обманываю! А кроме того, вы не можете, нас тут бросить, мы заплатили вперед.

— Почему не могу? Могу, — ухмыльнулся Гурал. — Я не подряжался везти заразу через полстраны. И деньги ваши грязные мне не нужны, — с этими словами караванщик развязал кошель и бросил к ногам Дин несколько монет.

Дин даже не стала смотреть, сколько их там было. И не потому, что ей не хотелось унижаться перед этим злым человеком. Просто она настолько оцепенела от его наглости, что просто не нашлась, что сказать и как среагировать. Правда, мешки дорожные забрала — чисто механически, не задумываясь. И снова застыла.

Так и стояла, пока цепочка подвод со скрипом проползала мимо. С одной из последних, хитро улыбаясь, спрыгнул чумазый чернявый пацан и кинулся собирать с земли деньги, брошенные Гуралом. Вот тут-то Дин и очнулась:

— Прокляну, — прошипела она.

Мальчишка вздрогнул, выронил монеты и кинулся догонять караван. Дин, глядя ему вслед, испытала мстительное удовлетворение.

Однако Тин требовал лечения и заботы, и девушка постаралась взять себя в руки. Первым делом она уложила Тина на одеяло и прикрыла еще одним — своим. Под голову парню она подсунула свой мешок, предварительно вытащив из него твердые предметы. Потом полезла искать нужное лекарство.

Бальзам нашелся сразу, а пузырек с тинктурой завалился на самое дно. Мало того, вероятно, Тин в прошлый раз закрыл его не слишком аккуратно, и часть жидкости вытекла, осталось всего ничего — раза на два от силы.

Накапав лекарство в кружку с водой, Дин попыталась напоить парня. Безуспешно — жидкость текла мимо рта, лишь смачивая губы. Тин не приходил в себя, совершенно не реагируя на попытки девушки слегка его растормошить. Закатав ему рукав, Дин ахнула: рана — действительно небольшая — выглядела отвратительно. Это даже Дин, ничего не понимающей в целительстве, было понятно.

Ничего не поделаешь, пришлось промывать, обрабатывать бальзамом… все время сознавая бесполезность этих усилий: парня следовало лечить не только снаружи, но и изнутри, а лекарство принять он был не в состоянии.

Весь день Дин потратила на тщетные попытки как-то достучаться до сознания Тина и напоить его тинктурой. Со слезами на глазах она наблюдала, как драгоценные капли стекают по щекам и подбородку. В рот попадала едва ли четверть.

О себе Дин забыла напрочь. Усталость и голод отошли куда-то на задний план. Забота о собственных насущных потребностях утратила смысл. Под вечер девушка уже пошатывалась, но все еще силилась сделать хоть что-то полезное. Правда, она не знала что…

Теплый день сменился пронизывающим холодом ночи, и Дин забралась под бок к парню — вдвоем было теплее, а кроме того она хотела быть поближе, чтобы чувствовать, если его состояние как-то изменится. Однако перемен никаких не было, если не считать того, что дышать Тин стал как-то натужно. Иногда паузы между его вдохами увеличивались, и тогда Дин впадала в панику, думая, что друг умирает. Он находился на самом краю, на грани, а она… ничем не могла ему помочь!

На рассвете она не выдержала — возмутилась:

— Зачем? Ты говорил — возьми в попутчики того, кто сам захочет бескорыстно разделить твой путь… Я взяла его — на смерть?! На то, чтобы этот путь его уничтожил?! Разве мы игрушки, разве наши жизни ничего не стоят, что с нами можно так обходиться?!

Она не знала, наяву взывала или во сне. Был ее плач — и был ответ:

— Дурочка. Давно бы позвала. Я ведь тебе зла не желаю. Но и без зова прийти на помощь не могу, я ведь не присматриваю за тобой непрерывно. А помощь, между прочим, рядом.

— Где? — Дин открыла глаза.

— Да вон, смотри — калавка весенняя вдоль ручья проросла. Завари, через платок процеди да вливай в него сколько выйдет, понемногу, но часто — каждые полчаса хотя бы.

— Спасибо, — вымученно улыбнулась Дин, внимательно рассмотрев целебную травку.

— То-то же, — улыбнулся невидимый собеседник.

А Дин открыла глаза. Снова. 'Значит, это был всего лишь сон', - подумала разочарованно. Однако поднялась и подошла к ручью. Калавка была. Или не калавка — кто ее знает: может, и правда ничего такого вещего в этом сне не было, а травку она просто вчера приметила, но особого внимания не обратила. А во сне всплыло.

Однако отказываться от неожиданной подсказки Дин не стала, решила рискнуть. Да и то — положение Тина выглядело настолько безнадежным, что хуже уже быть не могло. Если травка не поможет, значит, все бессмысленно.

Дин развела костер, залила траву водой и подвесила котелок над огнем. И уселась ждать, потому что ничего другого ей не оставалось. Кажется, подремала немного, пока готовилось зелье, но это даже хорошо — силы ей были нужны.

А дальше была работа. Иначе и не скажешь, потому что не оставалось сил ни на страдания, ни на сострадание, просто набор последовательных действий — порядок, которого требовалось непременно придерживаться, иначе будет совсем плохо. Что именно плохо, Дин уже не соображала. Она плескала в кружку очередную порцию зелья, приподнимала голову Тина, пыталась влить лекарство ему в рот, потом опускала… выжидала, не двигаясь и глядя в никуда… и начинала все заново.

Она не пыталась вглядываться в лицо парня и прислушиваться к его дыханию в ожидании перемен, а потому не сразу поняла, что происходит, когда услышала сиплый голос:

— Где мы?

Тин

Из черного омута, в котором невыносимая жара немыслимым образом сосуществовала с ледяным холодом, он вынырнул не сразу. Сначала чернота стала чуть более уютной, словно кто-то в ней понял, что так, как есть, не бывает, и тщательно перемешал противоречия — до однородной массы. Потом оказалось, что он уже умеет дышать. Оставалось совсем немного — открыть глаза и научиться смотреть. Он и открыл, но не смог сразу понять, что именно видит.

Нет, Дина он узнал. Правда, отрешенное лицо мальчишки слегка настораживало, но этот вопрос можно было разрешить и попозже. Гораздо удивительнее было место, в котором он очутился.

Последнее, что он помнил о себе, это разговор с Дином о воспаленной ране. Вроде потом было что-то еще, но эти воспоминания были уже нечеткими, и им Тин доверять никак не мог.

А потому и спросил:

— Где мы?

Парнишка вздрогнул, из кружки, в которую он вцепился, выплеснулась зеленовато-коричневая жидкость, глаза Дина приобрели осмысленное выражение, а на губах начала зарождаться робкая, полная неверия улыбка.