все сердца разбиваются

— И что это значит?

— Мне было скучно. Моя жизнь была слишком легкой. И мне хотелось больше практики. Больше операций. Знаешь, в Бартсе меня не каждый раз на них ставили — некоторые считают, что я небрежен. В Афганистане я был один. Никого, кроме меня. Никого, кто мог бы провести операцию. Я даже был доволен — первые пару часов, наверное.

Шерлок почти силком заставил себя заткнуться. Не только потому, что при обсуждении Афганистана у него учащалось сердцебиение и ладони потели. А еще и оттого, что обычно никому не говорил об этом. Кто бы его не спрашивал — «Ну, как там было?» или «Расскажи мне про войну» — он отделывался краткими, бесстрастными фразами, а порой и просто уходил. Но Джон каким-то образом воздействовал на него. Заставлял говорить. Заставлял хотеть рассказать все это, рассказать хоть кому-нибудь, кто готов слушать.

— А что насчет тебя? — резко спросил он. — Как ты умер?

— Что?

— Как именно ты умер. Ты ведь не всегда был ангелом.

— Я не ангел, Шерлок.

— Не важно. Ты мог чувствовать вкус еды, и холод, и влагу на губах… что там еще… Расскажи мне.

— Я был глупым. Очень, очень глупым. И любил играть в карты. С родителями мы никогда не были особенно близки, а сестра подалась в суфражистки, сплошной ужас. Я окончил гимназию и уехал из дома, попытать счастья в большом городе. Я родился в Шотландии, если ты еще не понял по моему акценту.

— Почти не чувствуется, — утешил Шерлок.

— Ну, у меня было время для тренировок, — улыбнулся Джон. Вздохнул, окинув взглядом панораму. — Лондон мне совершенно не понравился. Шумно, тесно и кругом обман. Деньги почти сразу кончились. Надо сказать, большую часть я просадил в игорных домах. Я был не слишком удачливым игроком. Другую половину спустил в опиумных. Там же и кокаин попробовал.

Джон замолчал. Шерлок поморщился от досады, так банально все оказалось.

— Умер от передозировки?

— Нет, покончил с собой. Было стыдно, противно и страшно, да еще долги — просто огромные. Надеюсь, Гарри не пришлось с ними разбираться.

— Ты сказал, сестра.

— Гарриет.

— Кошмар.

— «Шерлок» — не лучше.

Они обменялись ухмылками. Потом Шерлок все-таки расстегнул пальто и накинул Джону на плечи.

— Теперь ты раскаялся, и тебя направили на землю, спасать таких же идиотов?

— Вроде того, — неопределенно промямлил Джон.

— Многих уже спас?

— Честно говоря, ты у меня первый.

— Наверное, я должен быть польщен?

— На самом деле нет. Нет, не должен.

— Джон?

— М-м?

— Если не ангел, то кто ты?

Шерлок смотрел на Джона, а тот открыл было рот… и вдруг запрокинул лицо к небу.

— Мне показалось, или…

— Нет. На меня тоже капнуло.

— Дождь?

— Дождь.

— Дождь!..

— И нечего так радоваться. Мы ведь в Лондоне. По статистике, дожди здесь…

Но Джон уже не слушал. Он вскочил, пробежался по крыше, расставив руки и обратив лицо к темному, затянутому в ночные тучи, небу. Засмеялся и открыл рот, ловя редкие капли. Потом повернулся к Шерлоку, сияя глазами, словно это было настоящим чудом — большим, чем полет.

Шерлок улыбнулся, и Джон снова запрокинул голову, вытянув руки навстречу дождю. Будто только этого и дожидаясь, струи ринулись сверху, забарабанили по крыше, мгновенно окрашивая бетон в черный цвет. Воздух заполнили запах озона и шорох, похожий на белый шум – тот, что бывает в самом начале ливня. В мгновенно образовавшихся лужах вспучились пузырьки. Шерлок вымок до нитки, но домой не спешил.

Джон стоял под дождем, живой и счастливый, а Шерлок смотрел на него, свесив ноги с крыши.

*

Молли уложила руки мертвеца вдоль тела, отошла на шаг, глядя на его тяжелое белое тело.

— Ты же знаешь, что так нельзя, — прошептала она грустно.

— Я принес тебе ореховый крендель, — Джон бодро зашел в комнату, зашуршал салфеткой. — Ты должна попробовать! Я ничего подобного раньше не ел.

— Живешь с ним в одной квартире, беседуешь по душам, смотришь, как он спит…

Джон замер, улыбка его медленно погасла.

— Разве это не то, что все мы делаем? Смотрим, как они спят?

— Ты его полюбил, а так совсем нельзя. Я хорошо тебя понимаю, очень хорошо, — Молли шмыгнула носом. — Но так нельзя.

Нельзя. Джон кивнул. Подошел к мертвому, склонился над ним, гадая, каким цветом были его глаза. Вытолкнул из себя вопрос:

— Такое ведь наверняка случалось раньше. Вы занимаетесь этим вечность. Неужели за все это время не было прецедента?

— Ох, Джон…

— Не смотри на меня так! И возьми уже чертов крендель, я чувствую себя идиотом. Орехи осыпаются.

— Они люди. Мы приходим к ним, а потом уходим. И все. Никогда не будет по-другому, просто не может быть по-другому. Так все устроено. Ты должен попрощаться с ним, Джон.

Должен.

Джон кивнул. Молли коснулась его плеча, но тут же отдернула руку.

— Был похожий случай. Конечно, был. За столько-то лет.

— И как все закончилось? Нет, не говори. Не хочу знать.

Джон неуклюже обошел ее и вышел. Молли прислонилась к столу, взяла руку мертвого в свои маленькие ладони.

— Плохо, Джон. Очень плохо.

Глава 5.

— Печенье хочу, — сказал Шерлок, листая газету. — Помнится, миссис Хадсон приносила. Оставила на кухне.

Джон сидел в кресле с книжкой. За окном поднялся ветер, это был один из тех дней, когда с самого утра будто вечер. Они посмотрели скачки по телевизору, потом немного поссорились из-за свиной крови в раковине, а последние четыре часа провели в молчании. Джон не обращал на него внимания, и делал это так показательно, что Шерлок утомился.

Ему никогда не давалось это легко — сосуществовать с другими людьми. Стоило ожидать, что однажды Джон потеряет терпение и уйдет. Вот только Джон оставался, всякий раз.

Куда бы он делся.

— Печенье, Джон, — сказал Шерлок снова. Джон захлопнул книжку и сердито уставился на него.

— Ты ведь знаешь, что я не обязан ходить тебе за печеньем?

— Знаю.

Они помолчали.

— Так ты сходишь? — не отрываясь от газеты, уточнил Шерлок. И улыбнулся уголком рта, когда услышал тяжелый вздох и едва слышное ворчание, стихшее, когда Джон скрылся на кухне. — И чаю налей, — крикнул вдогонку. Закрыл газету и запрокинул голову на спинку кресла, слушая звяканье посуды.

Прошлой ночью ему приснился сон. Про Джона.

Они были в гостиной, Шерлок так же сидел в кресле, в той же позе, в домашнем халате. Джон слонялся поблизости, ворчал, шумел, говорил с телевизором, был таким же невероятным и нелепым, как и всегда. Потом в дверь постучали.

— Не открывай, — сказал Шерлок. Но тут же понял, почувствовал: все равно откроет.

— Кто-то к нам пришел, — Джон поспешил к двери, а Шерлок замер в кресле, парализованный ужасом. Не мог остановить, не мог спастись, только крикнул в спину: