Вслед за тенью. Книга вторая
Шрифт:
— Катя! Очнись уже! Да, что с тобой сегодня?!
— Ничего… всё в порядке. Я просто боюсь…
— Боишься? — воскликнула Маша, — Чего?
— Идти в этот клуб… Ну… то есть не то, чтобы боюсь, но…
— Всё ж продумано, — перебила меня подруга, — Главное — чётко следовать плану!
— Как-то я тоже так думала… — прошептала я, поймав на себе ещё один зоркий взгляд Виктории.
— Что ты там бубнишь? — проворчала Марья.
— Спрашиваю, как ты продумала нашу доставку в клуб, о мой генерал? — обреченно вздохнув, повторила я вопрос Виктории.
— Да все проще простого! Доберёмся до «Терры»
— Дяди Васи?
— Его, — кивнула Марья. И добавила: — Взгляд у него — ухх! Как посмотрит — так выложишь ему всё как на духу. А это в наши планы не входит.
— Да он добрый, Маш. Зря ты так. Воробьев всегда кормит…
— Кому как, — пробурчала Марья, — для воробьев, может, и добрый.
— Ладно… А почему ты не оформила машину на себя? — с подозрением спросила я.
— Смеешься, что ли?! — воскликнула мой конспиратор, — Как бы я объяснила сей факт Саше? Он же в момент просечёт!
— Как? Не преувеличивай!
— Ничуть! Он у меня тот ещё Пинкертон!
— Подожди… То есть ты так ему ничего о клубе не сказала? Он же звонил недавно.
— Ну, не успела, чего уж… Пока все тёрки утрясли… Короче…
— В клуб попадем на арендованной, а путь отступления как продуман? — спросила Вика.
— К полуночи брат Сержика освободится и подъедет на своей тачке. И да! Лавр и Серж будут неподалёку. Они нас подстрахуют, если что.
— Лавр и Серж? Кто такие? — уточнила Вика. В глазах ее мелькнул интерес.
— Брось! Ты что, Лаврентьева не помнишь?
Вика призадумалась. И выдала:
— Тот замороженный лобстер? Рядом с камнем?
— Какой еще лобстер! И как это «рядом с камнем»? — переспросила подруга, — Он же с тобой сидел. А… ну да… Его же чуть камнем тогда не пришибло. Вернее, зашибло бы, если бы ты не подсуетилась. А почему замороженный-то?
— Потому что заторможенный, — объяснила Вика.
— Не знаю… Никогда не замечала. Да, вполне себе активный он, Вик!
— Нет в нем активности. Одна видимость. А это не есть хорошо…
— Что ты имеешь в виду? — устало спросила я. День сегодня выдался не из легких и понимала я нашу гостью с каждой минутой всё меньше.
— Аура человека рядом с камнем — слабая, — стало мне ответом.
— И в чем это, по-твоему, выражается? — попыталась я ее понять.
— Силы нет. Вижу слабость. Ненадежность. Нерешительность, — заявила Вика. Уверенно так заявила.
— Нерешительность? Так он запал на тебя, вот и тушуется! По крупняку запал, скажу я тебе! — выдала ей Машка.
— Напрасно. Не мой типаж.
— Почему?
— Труслив. Не рисковый.
— Ну ты даешь! Совсем парнишу «опустила». Прям так и труслив?! Нет, не соглашусь! Лавр далеко не трус!
— Создает видимость, — повторила Вика.
— Какую ещё видимость?
— Видимость бравого хлопца.
— Бравого хлопца? — переспросила я. И выпалила то, что вдруг вспомнилось: — «Мы сегодня — бравые хлопцы! Вооот такую рыбину словили!»
— Чегооо?! Что ты несёшь-то, Кать?! — воскликнула обескураженная Марья, — Совсем с ума сошла?!
— Я вспомнила, Маш… Так говорил дедушка
Арт из леса, — негромко поделилась я тем, что внезапно всплыло в памяти.— Какой еще Арт?! — возмутилась Марья.
— Арт… Он живет в избушке… Вернее, в большом таком доме. С резным крыльцом и занавесками на окнах. Просто называет его избушкой… Жил когда-то… На берегу Енисея.
— Господи, Катя, а Енисей то тут каким боком? Что с тобой сегодня?! Хватит нести пургу, слышишь!
— Камень, — негромко проговорила Вика.
— Что «камень»? — встрепенулась Маша, теперь уже взглянув на Вику.
— «Арт» можно перевести как «камень», — объяснила она, — Или «глыба». Если мы имеем в виду наречие определенной народности.
— Верно! — воскликнула я, обрадовавшись, что снова оказалась на одной волне с нашей гостьей. И не удержалась с вопросом: — Откуда ты знаешь?
— Она — из тех мест, Кать! Я же тебе говорила! — вклинилась Марья.
— Как давно ты вспоминаешь? — негромко спросила у меня Вика, резко сменив тему. — Так активно и бесконтрольно, я имею в виду?
Глава 55 Особа с душой нараспашку
— С неделю примерно… Да… с прошлой пятницы, — задумчиво пробормотала я. И в сердцах посетовала: — Знаешь, все это уже становится похожим на ад!
Брови Виктории на мгновение удивленно взвились вверх, а в голосе новыми красками заиграла заинтересованность:
— Конкретнее, пожалуйста: почему ад? — спросила она, произнеся каждое слово четко и с расстановкой, с ударением на слове «ад». Будто дала установку.
А во мне вдруг взыграла радость от того, что мне подарили право высказаться… И в сердце моем, как ни странно, вспыхнула огромная благодарность за то, что меня наконец выслушают. Причем, выслушают внимательно и с пониманием. И благодарность моя за это была просто огромна! Огромная и абсолютно иррациональная, если вдуматься. И я было задумалась: «Что за эмоциональные качели такие?», но сконцентрировалась на этой мысли от силы на пару мгновений — не более. А потом… Потом поймала на себе ободряющий взгляд Виктории, отчего-то решила, что пора начинать и принялась с энтузиазмом объясняться.
— Потому что воспоминаний этих с каждым днем всё больше! — в сердцах посетовала я, — Они сыплются на меня как… Как снежные комья перед тем, как сойти лавине, понимаешь… А лавина потом его под собой похоронила…
— Кого его? — участливо спросила у меня Марья. И в глазах моей главной слушательницы тоже отразилось непонимание.
— Героя. Он так и остался там. Под лавиной, понимаешь?
— Пытаюсь, — заверила меня гостья.
— Я в фильме одном видела… Не помню, как назывался… — вздохнув, разъяснила я ей.
— Не зацикливайся ты! И не ссы — прорвемся! — с усмешкой прилетело мне от Марьи.
— Ситуация ухудшается, Маш…
— Да не драматизируй ты, цыпа!
— Тебе вот всё шуточки! А мне не до смеха! — накинулась я на подругу. Та не нашлась с ответом, а я, взглянув на Викторию, продолжила: — В последнее дня три-четыре — вообще: чуть ли не каждый час память что-нибудь, да подкинет! Волшебство какое-то! Или проклятие… Не знаю… Нет… не проклятье — точно… Потому что вспоминается в общем-то о хорошем… По большей части о хорошем… — делилась я как на духу, — И всё же… Это так утомляет! Просто неимоверно!