Вслед за тенью. Книга вторая

— А где он был?

— В вертушке в госпиталь летел. Как потом выяснилось, «свои» за ним вертушку отправили.

— Что значит «свои»?

— Он военный. Полковник как-никак, — улыбнулась Марья. И добавила: — Быстро сработали. Оперативно. Но в тот момент я этого не знала. Помню, как увидела, что его нет на полянке, сначала обрадовалась, что очнулся и пошел домой. Я потом просекла, что по дороге мы ж его не встретили! Значит, не пошел! И тут… со мной истерика случилась. Сосед потом рассказал, что расцарапала ему все лицо.

«Как дикая кошка, — говорит, — бросалась на меня!» А я и не помню этого… Совсем.

— Зачем бросалась-то?

— Вроде обвиняла в том, что он потратил время на звонок в скорую. Ругала, что долго пытал меня о месте, где оставила деда. И объяснял оператору. Вот где дура-то, да? Себя надо было пытать!

— За что себя-то? Ты же все правильно сделала.

— За то, что сначала сидела там с ним и ревела. И как долго — даже вспомнить не могу.

— У тебя шок был, Маш. Сколько лет тебе тогда было?

— Через три дня десять должно было исполниться.

— Видишь! Всего десять, а ты смогла ему помочь!

— Смогла-то смогла… Но все равно… Знаешь, до сих пор чувствую себя предательницей. Что оставила тогда одного.

— Ты же не могла раздвоиться, Маш!

— Он тоже так говорит…

— Что было потом? Поправился дедушка?

— Да. А обо мне даже заметка вышла. В одной газете.

— Классно!

— Да ничего классного, Кать… Лучше бы не выходила.

— Почему?

— Потому что «засветили».

Глава 37 Всплывший компромат

— Как это?

— Как… Каждому пеньку известна стала — вот как… Ладно. Закрыли тему. Давай налетай! Остыло вроде. Жрать хочется.

— Кушать, — машинально поправила ее я.

— Тогда уж вкушАть! Омлет «Уголёчек» от будущего светила отечественной нейрохирургии — Екатерины Васильевны Громовой! Ура!

— Да брось ты в самом деле… — пробурчала я, — какое там светило… Зачет вон никак сдать не могу…

— Почему?

— Вяземский не принимает. Говорит, чтоб не грузила голову, пока «свежи последствия травмы».

— Ну свежесть она такая… Коварная субстанция… Быстро пропадает, скажу я тебе. А ты уже в норме! Вон бекон как филигранно нарезала! Кусочек к кусочку! Гляди угольки какие аккуратные!

— Да ладно тебе…

— А что! Даже скукожились в художественном беспорядке. Ты у нас талант, Кать! Так креативно сжечь бекон не каждому под силу! Щас мы омлетику глазки и рот прорежем… — иронично пообещала она и схватилась за нож.

— Маш… Не надо…

— Не мешай! Вот так! Да… Стружку угольную соберем сюда… Волосики ему забацаем.

— Кому?

— Смотри какая рожа вырисовывается! Один в один — Новиков, правда?

— Прекрати…

— А че не так что ли? Щас… Пару уголёчков в прорези для глаз вставим… Вот так! Ну, доброго утречка, Михаил Батькович! Ну красавчик же! Щас мы тебя схаваем! Но сначала красотень эту сфоткаем.

— Зачем?

— Вяземскому предъявишь. Как доказательство, — велела она.

— Доказательство чего? Нерадивой хозяйки?

— Доказательство креативного подхода, самокритичная ты моя! И того, что с соображалкой твоей всё путем, усекла?

— Не с моей, а с твоей, — справедливости ради заметила я, — Твоя ж идея.

— Ну, об этом ему знать не обязательно, просекла?

Машка достала сотовый из своих спортивных штанов и сфотографировала мое сомнительное произведение кулинарного искусства.

— Чего застыла? Налетай! — распорядилась она, — Только чур твои: лоб и волосики, а мое — всё остальное. Так! Кетчуп подай! Спасибо… Воооот! Выглядит кровожадненько, но вкус горелости должен перебить.

— Не любишь ты его…

— Кого?

Я молча указала пальцем в сковородку.

— Ааа! Нашего черта новоявленного!

— Почему новоявленного-то?

— Ну так Новиков же, Кать! Вруби соображалку-то! И потом: за что мне его любить? Правильно — не за что! И тебе не нужно! Если не хочешь проблем огрести, знамо дело. Не хочешь же? Вижу, что не хочешь! Ему ж в дерьмо человека окунуть — раз плюнуть, Кать. Помнишь, как меня с порошочком подставил?

— Угу, — разочарованно пробурчала я, вспомнив наш с ней лесной разговор в окрестностях «Империала».

— Вот и не забывай! Ну, чего ждешь? Волосики ему срежь! Предоставляю тебе право торжественно снять с него скальп.

— Ну, спасибо… Чингачгук…

— Давай—давай! Пробуй свой шедевр! Может, готовить научишься!

— Ну ты и зануда!

— Бываю, да! — весело рассмеялась Машка. — Дедуся тоже так иногда называет.

— Тот, с которым на охоту ходила?

— Он у меня один!

— Жив-здоров, значит?

— А что ему сделается! Обитает на свежем воздухе. Вдали от столицы. Ну, как вдали? За МКАДом. Питается исключительно здоровой пищей. Активность опять же физическую только так проявляет. Да и умственной не чурается.

— Вот можешь же культурно выражаться, Маш! Без этих своих вывертов…

— Когда с ним или о нем говорю — да. Но скажу тебе по секрету: не всегда. Только ты ему ни-ни, поняла?

— Так я же его не знаю!

— Познакомишься! Скоро. Он уже на тебя свой радар настроил.

— Что это значит?

— Да тож заморачивается моим окружением! Тут они с твоим — братья—близнецы прям! Правда, твой поактивнее будет. В общем, деду моему ни слова о моих «жаргонных экзерсисах», поняла? Иначе санкций в миг огребу!

— Каких ещё санкций? — удивленно спросила я.

— Каких — каких… Финансовых. Самых что ни на есть действенных! Он же у меня блогер!

— Да ну?

— Ага! Бложик о здоровом образе жизни ведет. Активность там развел — мама не горюй!

— О чем рассказывает?

— Да о разном! Как грибочки собирать, как различать их, как готовить, как правильно отжиматься и бегать. Трусцой. И плавать как… В общем…

— А где плавает?

— Да дома же! После того случая с инфарктом врачи прописали ему «активность на воде». Так отец ему бассейн такой отгрохал — закачаешься! Правда, пристройку к дому пришлось городить. В общем, дед активно пенсионерит.