Вторая любовь

Ах, как же она наслаждалась этой грязью! Как буйно веселилась в мерзости этой мрачной, посвященной сексу обстановки!

Было ли это признаком деградации, то, что она находит трущобы восхитительнее роскоши, и плата за секс возбуждает и приятно щекочет ее больше, чем все остальное, испытанное в жизни?

С точки зрения закона плата за секс — это преступление.

С точки зрения закона преступление, что существуют подобные ночлежки для шлюх, где комнаты сдаются на час, тем более, если они процветают. А этот отель именно процветает, разве стоны и крики, доносящиеся из комнат по соседству, не служат тому доказательством?

Итак, Глория — жена известного политика. Ну и что дальше? Ей на это абсолютно наплевать. Пусть Хант вместе с целой армией политических деятелей действует на основании закона и порядка, пусть себе чистит улицы. Она, Глория Уинслоу, нашла для себя самую возбуждающую, доставляющую удовольствие и опасную связь.

А что до того факта, что любой скандал с ее стороны может разрушить политическую карьеру мужа, так это совершенно не стимулировало ее, но и не заставляло остановиться, и все только потому, что секс с Кристосом стал самым волнующим событием за всю ее жизнь. Этот парень превратился одновременно и в ее страсть, и в игрушку, в живой, дышащий сексуальный объект, обладающий несравненным физическим совершенством, в самца, которым она могла воспользоваться всякий раз, как на нее найдет такое настроение, сумевшего пробудить в ней все желания, по которым так изголодалось ее тело.

Теперь, рассматривая наготу Кристоса, Глория снова удивлялась совершенству того, что видела, потому что память рисовала ей его куда менее восхитительным, чем он был на самом деле.

Ей оставалось только гадать, как такое вообще возможно. Ведь обычно бывает иначе, разве нет? В конце концов, в уме всегда приукрашиваешь того, кто заставляет сердце биться быстрее, добавляя ему черты, которыми он не обладает. Тут немножечко физической привлекательности, там еще чуть-чуть плоти. Может быть, его маленькие, упругие яички представляются, скажем, еще меньше и более упругими, чем на самом деле.

Так ведь нет. К удивлению Глории, в ее воспоминаниях осталось видение, недооценивающее его, особенно в той части, где это важнее всего, прямо между ног.

«Господи, спаси», — думала Глория, разглядывая уже вставший член, гордо поднимающийся из своего кудрявого темного гнезда. Он был изумительно длинный, удивительно плотный и настолько выдающейся, великолепной формы, что мог служить моделью для идеального фаллоса.

Как только она могла забыть такое, подлинную квинтэссенцию, абсолютное воплощение великолепного пениса, как он мог ей казаться чем-то меньшим?

Кристос на полную мощность включил свою белозубую улыбку.

— Ну? — с явным оживлением поинтересовался он. — Будешь так стоять и смотреть? Или как?

Не отрывая взгляда от его глаз, Глория протянула руку и вложила кончики пальцев ему в рот. Она смотрела, как смыкаются его губы, как он сосет их, а потом ощутила чуть покалывающее прикосновение его волчьих резцов.

— Гммм, какие у тебя здоровые зубы! — заметила Глория.

Он немедленно отпустил ее пальцы.

— Чтобы съесть тебя, моя милая!

И с игривым рычанием Кристос обхватил ее ягодицы, опустился на колени и зарылся лицом во влажные волосы внизу живота.

— Кристос! — выдохнула Глория, выгибаясь вперед и хватаясь за его плечи, чтобы не упасть. — О Господи! О Господи! Ох, как сладко…

Слова показались вдруг недостаточными в этой сексуально заряженной высокой энергией, вибрирующей атмосфере. Слова не имеют никакого значения для тел, сталкивающихся в самом центре водоворота великой космической схватки. Есть только звуки — бессвязные выкрики, животное ворчание и вырвавшиеся из груди крики чистого, неразбавленного удовольствия.

Глория закричала, стоило его губам присосаться к потаенной ложбинке.

Она вскрикнула снова, как только его руки, обхватив ее ягодицы, подтолкнули ее ближе к его лицу.

Молодая женщина вскрикивала снова и снова, пока его язык, самый искусный из всех доставляющих наслаждение органов, извиваясь, словно жало, исследовал ее самое потаенное святилище.

Это было больше, чем она могла вынести, и меньше, чем ей хотелось.

Еще, еще, еще! Туда, где в пещере спрятано сокровище ее женственности. Его язык превратился в фаллос, посылающий дикие электрические разряды, стремительные и жалящие, и ничто, ни жизнь, ни даже смерть не могли бы оторвать их друг от друга!

Никогда, ни единого раза в своих самых диких фантазиях Глория не представляла себя настолько сумасшедшей, настолько полно и эротично отдающейся! Даже их встреча накануне стала всего лишь прелюдией, предвкушением, предвидением дальнейшего притяжения.

Но такое! Это чувственное самоотречение было большим, чем просто секс. Нечто более глубокое, опьяняющее, бесконечно более сильное. Волшебство, завлекшее ее в поле его притяжения, жажда освобождения, переполняющая ее до такой степени, что Глория готова была взорваться — словно она расправила огромные белые крылья и вот-вот взлетит, — ничто не подготовило ее к таким яростным страстям, столь пламенным желаниям, радости, которую невозможно сдержать.

Это стало властью и славой. Началом и концом. Смертью и воскрешением.

Кристос разбудил ее аппетит, и теперь невозможно повернуть назад.

В ней поднялось доселе неизведанное ощущение собственного бесстыдства. Глория с радостью подчинялась своим самым низменным животным желаниям.

Женщина подалась вперед.

Дико, бесстыдно, непристойно она ерзала бедрами, прикасаясь к его лицу, напирая на него.

И Кристос ухватился крепче за ее упругие, атласные ягодицы, продолжая впитывать нектар ее бесконечного блаженства.

Глория вновь вскрикнула, погружая ногти в гранит переплетенных мускулов его плеч. Спазм оказался таким сильным, ощущение, что ее уносит прочь и она летит в космосе, настолько переполняло ее, что Глория цеплялась за Кристоса изо всех сил.

Теперь, когда все ее тело содрогалось в конвульсиях, она, не чувствуя ног, опустилась на колени. Ее упругие груди и плоский живот поднимались и опускались, она все еще цеплялась за него, дышала глубоко, прерывисто.

Глория испытала первый оргазм, но не последний.

Она едва пришла в себя, а Кристос уже уложил ее лицом кверху на истертый, цвета грязной охры ковер, словно на усыпанный цветами алтарь для поклонения.

Никогда еще шелковые подушки не казались нежнее, чем эти колючие нейлоновые завитки! Никогда еще действия священника или возлюбленного не доводили ее до такой невероятной потери рассудка.

Глория ждала, затаив дыхание. Широко открытыми сияющими глазами она восхищенно следила за каждым движением любовника.

Ни одна деталь не ускользала от ее обостренного восприятия. Ни капли дождя, барабанящие по закрытому окну над ними, заставляя бледные, похожие на червей тени ползти и извиваться по его лицу и обнаженному блестящему телу. Ни ее собственное отражение в глазах Кристоса. Она видела двух миниатюрных Глорий, попавших в плен двух необычных кобальтовых колец. Ни мускусный запах ее собственных соков, исходящий теперь от его дыхания.