Вторая жизнь майора. Цикл

— Ганга, вылезай, война закончилась.

— А ты кто? — раздался из фургона осторожный голос.

Понимая, что сейчас шутить не время, просто сказал:

— Я Ирридар Тох Рангор.

— Врешь ты все! Сунься только, тварь, сюда, — послышалось из-под разорванной во многих местах парусины.

Я перешел в боевой режим и телепортом прыгнул к повозке.

Там, из глубины, нацепив на голову серебряную супницу из сервиза, как шлем, соорудив из сундуков и тюков себе баррикаду, выглядывала, держа оборону от Фомы, смеска-воительница. Приблизившись, я отобрал у нее все режущие и колющие предметы, поколебавшись, забрал и жезл. Потом вместе с ней перенесся к Фоме. Вышел из боевого режима и, не отпуская девушку, стал увещевать окружающих:

— Война закончилась. Всем нужно успокоиться.

Ганга немного подергалась. Но, осознав, что я это я, а рядом живой Фома и полуживой Гради-ил, перестала сопротивляться. Я снял супницу с ее головы и усадил девушку на траву. Посидев немного и придя в себя, орчанка дала волю своим чувствам. Она громко разревелась.

— Где ты ходишь? Тут та-а-кое творилось! Я думала, Фому и Гради-ила демоны убили-и. Они… они-и-и покушались на мою че-есть! Они-и хотели меня уби-и-ить. Всю но-очь напада-али-и… — рыдала она.

Я озадаченно посмотрел на Фому и эльфара. Те так же озадаченно смотрели на Гангу.

— Давай по порядку, что за демоны? — гладя ее волосы, успокаивая, и самым добрым голосом, каким только мог, попросил я.

Немного успокоившись и высморкавшись в платок, она стала говорить, и речь ее звучала уже более спокойно и связно.

— Я вечером залезла к тебе в фургон, думала, раз ты оттуда исчез, там я тебя и дождусь. Но там оказался кто-то чужой. Я поспешила на выход, но там оказались еще чужие. Меня схватили и попытались снять штаны. Я отбилась, ударив ногой.

При этих словах у Фомы открылся заплывший глаз.

— Я вижу! — радостно заорал он. И тут же возмущенно заявил: — Так это ты врезала мне ногой? — Потом, вспомнив, что его обвиняют в покушении на честь невесты учителя, с еще большим возмущением, почти крича, стал оправдываться: — Я не пытался снять с нее штаны, я спешил ей на помощь, а тут что-то ткнулось мне в лицо и ударило копытом. Откуда мне было знать, что это она в меня врезалась, темно было! Я только видел мелькнувший силуэт, как у собаки.

— Так это был ты? — удивленно спросила орчанка. — А хватал меня зачем? — Она грозно посмотрела на молодого орка.

— Я и говорю, в меня что-то врезалось мягкое, я и схватил это. Лягаться не надо было, сказала бы, что это ты, и все, — не сдавался Фома.

— Это он просто схватил! — продолжала возмущаться орчанка. Но в следующий момент она зажала рот ладошкой. — А кто в повозке был тогда? Их было двое. Я помню. Одного я тоже лягнула. А второй страшный такой, и у него змеи вместо глаз. До сих пор в себя прийти не могу. Как он страшно спросил: "Ты кто?" — басом изобразила командира моего спецназа Ганга. И как-то странно посмотрела на меня. — У тебя почему синяк на лице? — спросила девушка, рассматривая мое лицо более пристально, чем раньше, и в ее голосе послышались прокурорские нотки.

Фома тоже воззрился на меня. Пришлось говорить правду, хоть она была мне неприятна.

— Я вечером вернулся и хотел отдохнуть, залез по-тихому в повозку и уснул. Тут кто-то стал орать. Я проснулся. Вижу, по повозке мечется Ганга, то вперед, то назад и прет на меня своим задом. Я попытался ее остановить, но она еще громче заорала и ударила меня ногой. Вот, по лицу.

— Я ударила, потому что ты меня лапал, — наехала на меня орчанка.

— Не обольщайся, — скривился я, — я просто не хотел быть сбитым твоим напором. Потом ушел подальше и переночевал спокойно.

— Переночевал шпокойно, — повторил за мной лежащий в той же позе эльфар. — Штало быть, по вашей милости, ваша милость, мы друг ш другом воевали вшю ночь? — Он стал осторожно смеяться. — Кхе-кхе. Тварь ш копытами… — И заржал уже в полный голос.

Следом несмело рассмеялся Фома, Ганга растерянно посмотрела на них и тоже не удержалась. Вскоре все трое хохотали до слез, не в силах остановиться. Только я сидел мрачный и думал: ну ни на день нельзя оставить моих новых родичей, чтобы у них что-то не приключилось.

Открытый космос. На одной из планет Объединенных Миров

Член законодательного собрания Ассамблеи Объединенных Миров от Автократии Пальдоны межратор [58] Оригон Севеньрон развалился в большом кресле своим необъятным телом. Полузакрыв заплывшие жиром глаза, с неизменным презрительным выражением на толстом лице с отвисшими щеками, как у собаки, что лежала у его ног, он внимательно слушал своего сына. Того благодаря связям и влиянию пристроил пару лет назад в Центральный аппарат АДа. Теперь он возглавлял Оперативное управление главка. Сеньор слушал сбивчивый рассказ великовозрастного недотепы и с сожалением думал: как жаль, что сын пошел в свою мать, такой же нерешительный до трусости и глуповатый.

58

Член Совета старейшин, высшего исполнительного органа при верховном правителе — патриархе Пальдоны. В совет входит сто человек.

— Так вот, — продолжал сын, — все так удачно получилось — вернулся десант, и его отправил из сектора агент Блюма Вейса. Мы все стрелки перевели на него и сделали виноватым. Но неожиданно командующий ССО прислал письмо, в котором подробно расписывал, как АД отправил неподготовленную экспедицию и все такое, а в конце была копия приказа, в котором командующий объявлял агента в секторе героем и требовал его прислать для вручения ордена Алой Звезды за отлично проведенную операцию по освобождению и спасению десантников. Там такое расписано, отец! — возмущенно говорил молодой человек, при этом постоянно размахивая руками. Он не стоял на месте, а бегал нервно по кабинету. — Что будем делать, отец? — Он наконец остановился и посмотрел с надеждой на тучного человека, сидевшего в кресле.

Своего отца он не любил, тот всегда говорил ему в глаза неприятную правду и, как он считал, недооценивал его. Вот и операцию по уничтожению валорцев он решил провести, чтобы показать этому жирному куску мяса, который волей случая стал его отцом, что он может обойтись без его наставлений. Но операция с треском провалилась, ССО понесли неоправданно большие потери, и теперь в АДе искали виноватого.

Межратор все это прекрасно понимал, но мирился с отношением сына, отцов и детей не выбирают, однако всегда показывал его никчемность и зависимость от него. Конечно, это работа старины Блюма, размышлял политик, хорошо знающий все значимые фигуры в АДе, этот матерый спец еще ни разу не проиграл и не подставился, но вот сын умудрился напороться на него уже дважды. Первый раз Оригон применил все свое влияние, чтобы нивелировать негативные процессы. Чего стоило ему, чтобы в кадрах АДа закрыли глаза на видео, что крутилось на станции. Вейсу хватило ума не выпустить эту запись в открытый мир. Этим он дал понять ему, Оригону, чтобы тот попридержал сынка. Он посмотрел на сына и с презрением подумал: и вот ему я отдам дело своих рук? Хоть бы дожить до поры, когда внуки станут взрослыми.

— А что ты от меня ждешь? — не открывая глаз, ленивым голосом спросил Оригон. — Вызывай агента, и пусть его награждают.

— Как ты не понимаешь, — заломил руки сын, — если этот агент останется ни при чем, да еще награжденным, то тогда все шишки свалят на меня! Меня с позором уволят, а это удар по твоему престижу, — уколол он отца. Молодой человек снова заметался по кабинету. — Все знают, что это по твоей протекции я попал на это место. — Он остановился и озлобленно посмотрел на отца.