Второе пришествие
Шрифт:
– Постойте!
– вдруг воскликнул Введенский.
– Кажется, я понял, и тогда посланы были вы.
– Он догадливый мальчик, - вдруг впервые за весь разговор проговорила Мария Магдалена.
– Ты был прав.
– А я в этом нисколько не сомневался, Мария, - ответил человек, который называл себя Иисусом Христом.
– А вот ты напрасно сомневалась.
– Беру свои сомнения напрасно, - улыбнулась женщина и посмотрела так на Введенского, что у того заколотилось сердце.
– Да, я был послан на землю именно с этой миссией - исправить положение. Оно было просто ужасным, от имени Бога делались страшные дела. Люди погрязли во лжи, у них совершенно смешались представления о добре и зле. Зло они выдавили за добро, а добро - за зло. И это только усугублялось. Требовалось решительное вмешательство, нужно было остановить этот страшный процесс, который не только
– Йешуа, так нельзя говорить, - вмешался в разговор апостол Петр.
– Выходит, все оказалось напрасно, в том числе и моя смерть в Риме.
– Не бывает ничего напрасного, - возразил человек, который называл себя Иисусом Христом.
– Этот опыт - наше всеобщее богатство. Без него мы не можем идти дальше. Я тебе это уже не раз говорил.
– Но он прав, Йешуа, - снова подал голос апостол Павел.
– Мы жертвовали собой, чтобы создать нашу церковь на века.
– Церковь всего лишь оболочка для духа. Она не может быть вечной, она изначальна была преходящей. Это была ошибка...
Введенский с удивлением увидел, как вскочил со своего места апостол Павел. Теперь он уже не скрывал своего раздражения.
– Я знаю, ты всегда с неодобрением относился к моей миссии, - проговорил он.
– Но она была целиком посвящена тебе.
– Мы сейчас говорим о другом, - мягко произнес человек, который называл себя Иисусом Христом.
– У нас гость. И он хочет узнать, как можно больше, зачем мы тут.
– Тогда пусть он узнает все!
– воскликнул апостол Павел.
– А он все и узнает. Возможно, он и нам поможет многое понять. Мы все слишком отвыкли от мира людей, и нам нужна ваша помощь, - обратился он к Введенскому.
– Разумеется, все, что смогу. Только не совсем понимаю, как я могу вам помочь.
– Вы уже помогли своей книгой.
– Это плохая книга!
– вдруг закричал апостол Павел.
Человек, который называл себя Иисусом Христом, посмотрел на него.
– Чем же она плоха?
– Он отрицает в ней буквально все.
– Вспомни, когда я пришел на землю в первый раз, я тоже отрицал очень многое, возразил человек, который называл себя Иисусом Христом.- А ты потом на этом отрицании возвел церковь. Почему же и другой человек тоже не может отрицать. В истории всегда наступает момент тотального отрицания предыдущего опыта. И я думаю, что он как раз сейчас наступает. И бороться против него бессмысленно, эта тенденция все равно победит.
– Иешуя, рабби, что ты говоришь!
– воскликнул Иоанн Богослов, вскакивая со стула.
– Помнишь, как оставив отца своего Зеведея в лодке, мы вместе с моим братом Иаковом, последовали за тобой. И разве не возвещал Дух Божий, что "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог".
– Возвещал, - согласился человек, который называл себя Иисусом Христом.
– Но слова меняются, тогда были одни слова, теперь - другие. Мой любимый ученик Иоанн Заведеев пойми, что мы пришли совсем в другой мир. Протекло столько лет, нам надо понять его и осознать. Нельзя бесконечно повторять одно и то же. Даже слова, выбитые на скрижалях, требуют с течением времени замены.
Введенский видел, что эти слова приняты присутствующими неоднозначно. Одни согласно кивнули головой, другие неодобрительно нахмурились. Особенно ярко эмоции проявились у апостола Павла, он и не скрывал, что не согласен со своим учителем. Более того, порывался что-то сказать, но в последний миг передумал. Вместо этого, словно показывая свое возмущение, с шумом сел на свой стул. У этого человека или не человека, кто его разберет, но в любом случае необузданный нрав, мысленно отметил Введенский. Впрочем, если вспомнить Деяния святых апостолов, то он уже в полной мере проявился тогда. Было бы иначе, разве бы создал он практически на пустом месте церковь Иисусову. Подвиг, который даже через столько столетий представляется немыслимым.
Человек, который называл себя Иисусом Христом, подошел к Введенскому и слегка дотронулся до его локтя. И его словно бы пронзил электрический заряд. Невольно он отдернул руку.
– Извините, я не рассчитал, - проговорил человек, который называл себя Иисусом Христом.
– Думаю, сегодня мы уже утомили вас. Но я рад, что мы по-настоящему познакомились. Теперь, я надеюсь, будем видеться чаще. Нам действительно требуется ваша помощь. Пойдемте. Я вам провожу.
Они вышли сначала на крыльцо, затем направились к воротам. Возле них они остановились.
–
Я бы хотел задать вам много вопросов, - произнес Введенский.– Подождите, их время еще не пришло, - остановил его человек, который называл себя Иисусом Христом.
– Пока посмотрите, послушайте. Мы еще с вами о многом поговорим.
– Он с задумчивым видом замолчал, словно бы решая, говорить дальше или не говорить.
– Впереди нас ожидают бурные события, - немного, как показалось Введенскому, обреченно сказал он.
– Мы ждем вас в любое время.
– Непременно приеду, - пообещал Введенский и направился к своей машине.
9.
Чаров нетерпеливо ждал Матвея Введенского. Благообразный, довольно тучный, с небольшой аккуратной бородкой он производил впечатление весьма добродушного и благожелательного человека. Но те, кто его знали хорошо, было известно, что на самом деле он был совсем другим: жестким, если требовали обстоятельства даже очень твердым, до непримиримости, особенно к врагам церкви, которых считал и своими личными врагами. Другое дело, что он умел затаиваться, не показывать своих истинных чувств и намерений. Такая мимикрия многих вводила в заблуждение, позволяла ему маневрировать и манипулировать событиями и людьми. Это его качество руководство сильно ценило, оно позволило ему сделать головокружительную карьеру, быстро подняться на самый вверх церковной иерархии. И хотя официальная его должность была не столь уж и высокой, но информированные люди знали, что влияние этого человека на принятие ответственных решений далеко не последнее. Его частые аудиенции с патриархом сначала у многих вызывали удивление, потом удивление они перестали вызывать. Одни завистники смирились, другие до подходящего момента затаились. По слухам именно Чаров стоял за появление некоторых важных документов. Правда, сам он никогда себя не выпячивал, а если кто-то его спрашивал об его участие в решение того или иного вопроса, обычно отвечал туманно или неопределенно. В его манере ничего не опровергать и ничего не подтверждать сквозило что-то скользкое. Многим это не нравилось, но были и те, кого способность протоирея играть в многозначительность восхищала. Среди них был и Матвей, который с недавних пор стал его сотрудником.
Чаров думал сейчас о том, как построить с ним разговор. Все же речь идет об его родном брате. Правда, он был прекрасно осведомлен об их прохладных отношениях. И все же родственные чувства редко исчезают напрочь, они могут под влиянием разных обстоятельств ослабнуть, но в какой-то момент воскреснуть. А сейчас не тот случай, чтобы можно было допустить такое их возрождение. Патриарх, с которым он совсем недавно обсуждал проблему, отнесся к ситуации более чем серьезно. Книга Введенского уже получила определенный резонанс не только в обществе, но и в церковных кругах, послушались даже призывы обсудить ее, не отмахиваться от некоторых выводов. Особенно громко прозвучал голос митрополита Антония, одного из влиятельных иерархов, некогда конкурента нынешнего патриарха. Он всегда отличался свободомыслием, немало его высказываний граничили с ересью и вызывали нарекания и дискуссии. И вот сейчас существует опасность, что она может начаться с новой силой. Чего абсолютно не желает патриарх. И он, Чаров, целиком с ним солидарен. Авторитет церкви и без того поколеблен рядом неприятных скандалов, и подобные обсуждения лишь еще сильней его подрывают, вносят в души людей сомнения. А современный мир и без того ими переполнен, сомневаться призывают во всем. Но такой порядок очень шаток, сомневающийся человек не может быть сильным, уверенным в себе и в вере. Миссия церкви - помогать людям преодолевать душевные и умственные колебания и смятения, давать им возможность находить опору в этом жестоком и неспокойном мироустройстве. Вера в Бога - это вера в то, что существует вечная надежда на воздаяние, на высшую справедливость, что невзгоды и мучения не напрасны, а имеют под собой великую цель по увеличению добра и любви и будут непременно вознаграждены. Если не в этой жизни, но в небесной.
Наконец вошел Матвей. Чаров кивнул ему головой, предлагая сесть. Матвей так и сделал и выжидательно посмотрел на начальника.
Чаров встал, прошелся по кабинету, по привычке спрятав руки в широкие рукава сутаны.
– Дело очень неприятное, патриарх встревожен, - проговорил он. - Ситуация в стране взрывоопасная, любая искра способна привести к воспламенению.
– Я понимаю, я сам крайне встревожен, - ответил Матвей, не спуская глаз с расхаживающего по кабинету Чарова.
– Мне особенно неприятно, что в этом повинен и мой брат.