Второе пришествие

– И к каким выводам вы приходите?
– спросил Введенский, затаив дыхание, ожидая ответ.

– Пока мы в основном спорим. Уж слишком оказалась сложной тема. Знаете, Марк, тогда в Палестине все казалось намного проще и ясней. Как видите, даже боги подвержены иллюзиям.
– Иисус замолчал.
– Хотел спросить вас, почему у вас такое довольно редкое для здешних мест имя?

– Так меня назвал отец в честь первого евангелиста Марка. А моего брата в честь другого евангелиста Матвея.

– Я так и думал.

– Вера, хотите немного поболтаем одни, без мужчин, - неожиданно предложила Мария.

– Да, с удовольствием, - вспыхнула Вера.

– Тогда пойдемте в другую комнату.

Женщины ушли.

– Но вы не жалеете, что сделали тогда?
– спросил Введенский.

– Если честно, еще не знаю. Я внимательно прочитал ваш труд, вы написали замечательную книгу. Вы обнажили в ней многие темы, о которых ни одна христианская церковь не желает даже слушать. Вы правильно, хотя и жестоко отметили: после убийства стольких людей в период эпохи инквизиция, церковь должна была не только покаяться, но самоликвидироваться, что и стало бы истинным, а не притворным покаянием. Но у нее не было ни одного поползновения совершить подобный поступок. И она продолжает существовать, словно бы ничего и не случилось. Хотя фашистов за такие преступления судил Нюрнбергский трибунал. Я на вашей стороне и при встрече с Римским папой собираюсь поставить этот вопрос. Я пришел сюда с намерением разобраться во всем этом.

– Но послушайте, - взволнованно произнес Введенский, - когда в Европе сжигали людей на кострах, разве вы не могли вмешаться, остановить эту вакханалию.

– Не мог, не имел право. Я передал процесс реализации своих идей людям. И они должны были затем сами его разворачивать. Таковым являлось условие моего Отца. Хотя я изначально опасался, что все может пойти не так. Вот оно не так и пошло.

– А сейчас ситуация изменилась?

– Тогда было выдвинуто условие: не вмешиваться две тысячи лет. Они прошли...
– Иисус замолчал.

– Кто бы мог подумать, что так все было. Мы так много не знаем.

– Это было тоже одним из пунктов условия. Информация не должна быть ни достоверной, ни исчерпывающей. Иначе она заблокирует всякое творчество. Все будет двигаться по твердой колее. Поэтому с самого начала в историю был помещен большой процент неопределенности. Это придало процессу живой характер. Вам ли не знать о раннем периоде христианства.

– Этой теме была посвящена моя диссертация.

– Мне это известно, - улыбнулся Иисус.
– Там есть несколько существенных ошибок.

– Вы можете на них указать?
– встрепенулся Введенский.

– Такое вмешательство с моей стороны было бы неправильным. К тому же это не столь важно. Перед нами стоят гораздо более важные задачи.

– Все же так хочется узнать о своих ошибках, - грустно протянул Введенский.
– Для меня ранний христианский этап очень интересен, я считаю, это одним из самых замечательных и плодотворных периодов человеческой истории.

– Возможно, вы правы, Марк, - задумчиво согласился Иисус.
– Мы тут много спорим о том времени. К сожалению, очень быстро все пошло не совсем так. Стала возобладать догматика, которая не терпела никого свободомыслия. Признаться, я опасался этого с самого начала, но не думал, что все эти процессы начнутся так быстро и так мощно. Я пытался разрушить догматический иудаизм, но прошло не так много времени, как появился христианский, ничуть не лучше. Знаете, когда погибла Гипатия, я едва не нарушил запрет и не появился на земле. Мне было так плохо, будто это меня мучили и убили.
– Он надолго замолчал, Введенский молча ждал, когда Иисус заговорит вновь.
– Наверное, я не должен вам это говорить, но я совершил тогда поступок, который не имел право совершать. Я напустил на патриарха Кирилла - главного виновника в ее смерти болезнь, от которой он скончался. Я не мог поступить иначе, с моим именем на устах эти извергли сдирали с этой замечательной женщины кожу черепками от глиняной посуды. Вы счастливы, что не наблюдали этого ужасного зрелища.

– Да, это действительно ужасно, - согласился Введенский.

– Убийство Гипатии было поворотным пунктом. Впрочем, их было предостаточно, есть немало случаев, которые остались никому неизвестными.

– Если бы вы рассказали о них!
– воскликнул Введенский.

– Что это изменит. В вас говорит историк. Но я повторяю, перед нами стоят другие задачи. Сейчас нас интересует настоящее и будущее.

– Тогда могу я задать вам другой вопрос?

– Разумеется.

– Меня давно волнует вопрос об описанных в Евангелиях чудесах. Скажите, это правда, они были? И брак в Кане Галилейской, и исцеление сына царедворца, и исцеление бесноватых в стране Гадаринской, и воскрешение Лазары, и...

– Я так и думал, что вы спросите об этом, - прервал перечисление Иисус.
– На этот вопрос я вам отвечу. Да, чудеса были и не только эти. Но я глубоко жалею о них.

– Почему?

– Это была ошибка, вера не должна основываться на чудесах, это либо не стойкая, либо фанатичная, узкая вера. Точнее, суеверие. Вера должна рождаться из любви, из ощущения собственной божественности, а такой вере чудеса не нужны. Поэтому я твердо решил: больше никаких чудес. Кто не может без них верить, пусть не верят. Еще неизвестно, что лучше: неверие или такая вера. А вы как полагаете, Марк?

– Наверное, вы правы, - пробормотал Введенский.
– Но так хочется увидеть чудо. И уж тогда бы я точно был уверен...

– Что я - это я, - снова прервал его Иисус, улыбаясь.
– Нет, второй раз допускать туже самую оплошность не стану. А где наши дамы? Что-то они заболтались.

И словно, услышав его слова, Мария Магдалина и Вера вернулись в зал. Введенский заметил, как сияют глаза девушки. Интересно, о чем они говорили, подумал он.

– Мы пойдем, - встал он.

– Мы ждем вас снова, вместе и поодиночке, - произнес Иисус.
– Правда, Мария.

– Да, будем рады вас видеть, - подтвердила она.
– Мы с Верой отныне друзья.

Вера посмотрела на нее и кивнула головой.

– Да, - едва слышно подтвердила она.

Вера и Введенский попрощались и вышли из дома. Их никто не провожал. Они подошли к машине. Введенский открыл дверцу и занял место водителя. Вера села рядом.

Он достал ключ и хотел его вставить в замок зажигания, как вдруг автомобиль завелся. Несколько мгновений он недоуменно смотрел перед собой - и вдруг закричал:

– Вера, Он явил чудо, настоящее чудо! Машина завелась сама по себе. Мы не ошиблись, это действительно Он!

11.

Некоторое время они ехали молча. Каждый переваривал собственные мысли и впечатления. И не торопился поделиться ими с другим.

– Теперь ты убедилась, что Он - это Он?
– первым нарушил молчание Введенский.

– Я это поняла тотчас же, как увидела его.

– Почему?

– Не знаю, Марк, это случилось само собой. Без всякого анализа. Просто вспышка, как на звезде. Я должна об этом поведать отцу.

Такая очевидная мысль Введенскому почему-то не приходила в голову, в самом деле, они должны же кому-то рассказать обо всем. Но именно это ему хотелось делать меньше всего. И особенно не хотелось сообщать ничего как своему отцу, так и отцу Веры. По крайней мере, пока. Трудно представить, как они воспримут эту новость.

– Послушай, Вера, я бы на твоем месте не торопилась с этим.

– Почему?

– Мне кажется, они воспримут эту информацию негативно. Они просто не поверят в то, что это правда.