Второе пришествие

26.

Они сидели в том же клубе, только на этот раз народу тут было значительно больше. Да и атмосфера была иной, какой-то нервной. То и дело кто-то вставал, куда-то шел, постоянно возникали громкие споры, некоторые едва не перерастали в драки. Все много курили, от чего было трудно дышать. Дым заползал в рот и ноздри, и никогда не куривший Введенский просто задыхался в этой спертой атмосфере. Он поглядывал на Иисуса и замечал, что Ему это нисколько не мешает. Он постоянно смотрел по сторонам; было заметно, что Ему тут интересно. Что не мешало Иисусу вести оживленную дискуссию, которая с каждой минутой становилось все горячей.

– Эту власть можно свергнуть только с помощью насилия, - уверенно произнес Сергей Галаев.
– И мы это непременно сделаем, чего бы нам это не стоило. Они должны знать, что насилие порождает насилие. И ничего другого, кроме него нам помочь не может.

Этот разговор длился уже почти полчаса. Введенский представил Иисуса, назвав его Иоанном. Бурцев и оказавшийся с ним за одним столом Галаев, довольно подозрительно оглядели его. Введенскому даже стало немного обидно; могли бы вести себя хотя бы чуточку тактичней и любезней. Чтобы они делали, если бы знали, кто реально сейчас находится с ними?

Бурцев заказал всем по кружке пива. Иисус спокойно отхлебывал из нее, как будто делал это всю жизнь. Бурцев и Галаев попытались расспросить Его, откуда Он и чем занимается, но Иисус ловко уходит от ответов, переключив внимание собеседников на другие, более животрепещущие темы. Сначала разговор тянулся довольно вяло, но с какого-то момента его градус стал быстро нарастать.

– Я много размышлял о насилии, - ответил Иисус.

– Что о нем размышлять?
– агрессивно пожал плечами Галаев.
– Насилие тогда становится насилием, когда его применяешь. А когда все ограничивается только словами о нем, то это безобидная игра. Я против таких игр.
– Для большей убедительности он стукнул по столу.

– Вы чересчур просто относитесь к этому вопросу, - возразил Иисус.
– Сначала насилие кажется решением вопроса, но затем оно само становится трудно разрешаемым вопросом.

– А что, по-вашему, остается делать в таких, как нынешняя ситуация, - раздраженно буркнул Галаев.
– Предлагаете, как некогда один чудик, подставлять другую щеку, если ударили по лицу. Не дождетесь!
– Он одним глотком осушил почти полную кружку пиву и бросил Бурцеву: - Закажи еще.

Введенский при этих словах Галаева посмотрел на Иисуса. Но тот спокойно отнесся к его выпаду, по крайней мере, внешне он никак на него не отреагировал.

– Да, я знаю, эти слова были произнесены. Возможно, слишком опрометчиво. Я согласен с вами, что без насилия редко что-то получается. Я изучал складывающую ситуацию и согласен обойтись без него будет крайне сложно.

– Об этом мы все время и говорим, - произнес Бурцев.
– В том числе и вашему знакомому, - кивнул он на Введенского.
– А вот он нас понять не желает, хочет, чтобы все случилось без эксцессов. Но это равнозначно, что ничего не случится. А не желаете присоединиться к нам?
– вдруг предложил он Иисусу.

Введенский с напряжением ждал ответа.

– Я не исключаю этого, - спокойно, как о самой обыденной вещи проговорил Иисус.

– Что же вам мешает тогда?

– У меня есть тут и другие дела. Но если я к вам и присоединюсь, то чтобы побороть власть насилия. Не только среди ваших врагов, но и в среди вас самих.

– Опять вы за свое, - презрительно надул щеки Галаев.
– Власть насилия - это у них, а мы ее намерены свергнуть.

– Насилием?

– А чем же еще. Не лаской же.

– Может, ничего не существует заразней в мире, чем насилие. Люди не замечают, как его бациллы проникают в их кровь, и они становятся его адептами. И уже не могут отказаться от него. И готовы решать с его помощью едва ли не все вопросы Вселенной. Вы слишком ослеплены своей ненавистью к режиму. А ослепление заставляет вас забыть обо всем, кроме своей цели, вы готовы для его свержения пойти на любые меры. А это очень опасно.

– Только это и дает нам шанс на успех, - возразил Галаев.
– Если мы не сосредоточимся на одном, пиши пропало. И я не желаю больше ни о чем думать. Сколько надо насилия, столько его и будет. А если кто-то сдрейфит, то от него избавимся. Вот, собственно, и все. Я точно знаю, нас эти мрази жалеть не станут. Выдадут нам по полной. Так что твоя проповедь тут не к месту, Иоанн. Скажи, ему Дима.

Введенский смотрел на друга и не узнавал его. Весь вечер он был молчаливый и хмурый.

– Хотим мы того или нет, а насилия будет много. Очень много, - уточнил Бурцев.
– И никто уже ничего не изменит. Даже если сильно пожелает. Все уже определено.

– Всегда можно что-то изменить, Дима, - попытался возразить Введенский.

Тот хмуро и даже враждебно взглянул на него.

– Ничего нельзя изменить, - злобно повторил он.
– Мы уже перешли точку не возврата. Будет так, как будет - и не иначе. Мы лишь пешки в этой игре.

– Ты может и пешка, а я быть пешкой не хочу, - возбужденно возразил Галаев.
– За мной идут сотни ребят. А если мы добьемся успеха, присоединятся еще тысячи.

– А дальше что?
– поинтересовался Иисус.

– Дальше мы создадим свою власть. Эта страна прогнила насквозь. Здесь надо все менять, как в разваливающимся доме.

– Но насилие не лучший способ изменить ситуацию, - заметил Иисус.
– После того, как разрушите один дом, тут же придется приниматься за разрушение другого.

– Значит, будем разрушать и этот дом. Сколько надо, столько их и разрушим. Что вас заклинило на насилии?
– раздраженно проговорил Галаев.
– Я точно знаю: нельзя никогда останавливаться. Победа наполовину - это полное поражение. И я сделаю все, что смогу, чтобы мы не задержались на середине. И я знаю, что Бурцев хочет того же самого, дойти до конца. А если вдруг в какой-то момент расхочет, то заставим идти до конца.

– То есть, будете применять насилие и к своим, - уточнил Иисус.

– Если возникнет необходимость, то уж не сомневайтесь. Церемониться не станем. Я своим ребятам все время об этом вещаю. Так что свое дело они знают.

Введенский в очередной раз бросил взгляд на Бурцева. Тот с каждой минутой становился все более хмурым. Происходящее за столом ему явно не нравилось.

– Вас надо остановить, - вдруг произнес Иисус.

– Ты что ли остановишь?
– В голосе Галаева прозвучала откровенная враждебность.

– Возможно и я.
– Иисус встал из-за стола.
– Пойдемте, Марк.