Второгодка. Книга 2. Око за око
Шрифт:
Но я не ответил. Я вытолкнул его вперёд в тот самый момент, когда прогремел выстрел. Огромная медвежья пуля пробила его грудь и он замер, а здоровяк йети, каланча и полтора Ивана, бросил ружьё повернулся и дал дёру.
Да только шансов у него было мало. Я подскочил к бэхе, завёл и помчался за ним. По кочкам, по траве и крупной бетонной плитке. Он уже подбегал к контейнерам, между которых его было бы не достать, но ему не хватило самой малости.
Кукушин железный конь саданул этому уроду по ноге, и тот подлетел перекувыркнулся и грохнулся на землю. Грохнулся и заорал, оглашая округу дикими
Я подлетел к Кукуше, и он, поняв всё без слов, запрыгнул на пассажирское место.
— Валим, — кивнул я и притопил педаль.
Мы покидали эту обитель страхов и ужасов, надеясь, что мрачные тени, бывшие раньше людьми, получат возможность вернуться к жизни. Проехав пару километров, я заметил впереди синие всполохи.
— Северное сияние, — усмехнулся Кукуша, и я свернул на боковую дорожку.
Проехал немного по грунтовке и остановился.
— Классная тачка, дядя Слава, — подмигнул я.
— Знаю, — кивнул он. — Пострадала сегодня малышка моя. Хоть фару мне не разбил, и то спасибо.
— Да ладно, — возразил я, — я же аккуратненько, пык бампером и всё. Там даже и следа не осталось.
Я освободил место за рулём и вернулся в статус пассажира.
— Крутая тачка, — повторил я.
— Да чё в ней крутого, — пожал плечами Кукуша, усаживаясь за руль. — Старушка уже.
Постояв немного с выключенными огнями, мы развернулись и снова выехали на шоссе. Проехали мимо кладбища и помчались по шанхаю, а в том месте, где я подсаживался к Катюхе, Кукуша свернул в боковую улочку и покатил между частных домов.
— Стакан здесь живёт, — мрачно кивнул он. — Навестим?
— Ничего, что поздно? — усмехнулся я.
— Перетерпит. Он привычный.
Ночью нахаловка выглядела, как декорация для фильма о выживших после апокалипсиса. Вросшие в землю дома и заборы ждали, когда их снесут и застроят территорию высотками.
Кукуша остановился у добротных железных ворот. Дом за ними тонул в темноте. Здесь вообще был самый тёмный участок. Луна, к тому же, снова спряталась и подсвечивала оловянным сиянием контуры туч.
— Надо постучать, наверное, — предложил я.
— Не надо. Он не любит, когда шум. Чуткая тварь. Услышит мотор и выползет.
Но Стакан не выползал. Прошло минуты три, и ничего не происходило.
— Не знаешь, сколько людей в доме живёт? — поинтересовался я.
— Один он. Сам удавится и жильцов удавит. Неуживчивый.
Я кивнул и мы помолчали.
— Ну, ладно, — покачал головой Кукуша и нажал на клаксон. — Сам виноват.
Округу разрезал резкий тревожный звук. После этого ждать пришлось совсем недолго. Из калитки выглянул толстый всклокоченный дед в ватнике. Он выглядел помятым, с крючковатым носом, круглыми птичьими глазам и растрёпанными волосами. Не знаю, почему его звали Стаканом, но походил он на обожравшегося какаду.
Кукуша включил в салоне свет, чтобы чувак мог рассмотреть наши лица. Он злобно зыркнул, недовольно кивнул и захлопнул калитку. И в тот же момент ворота начали открываться.
Мы въехали во двор и вышли из машины.— Ты чё трубишь на всю деревню! — набросился на Кукушу хозяин.
— Так ты ж не открываешь, — засмеялся дядя Слава. — Спишь что ли?
— Чё? — окрысился тот. — Нет, мля, звёзды считаю в два часа ночи. Чё ты припёрся?! Утром не мог приехать? Всех соседей на уши поставил! Чё, не знаешь, что я в тишине живу? Хер ли вам надо?
— Да, говорят, у тебя вещь одна появилась. Очень ценная. Рококо в натуре. Называется сраные напольные часы, нерабочие и с дырой.
— Нет никаких часов! — зло ответил Стакан. — Наврали.
— Сколько Харитон за ремонт обещал? — спросил я.
— Это чё за сявка? — скривился он.
— Эх… какой же ты негостеприимный, — покачал головой Кукуша. — И очень недалёкий. Можно сказать тупой.
— Это у него старческий маразм, наверное, — предположил я. — К возрасту надо относиться с уважением.
— Старость — не радость, маразм — не оргазм, да, Стакан? — заржал дядя Слава. — Но нет, он всегда был такой. Тупой и жадный. А вот руки золотые. Ты чё, правда думаешь, что я посреди ночи приехал к тебе, чтобы свалить ни с чем? Стакан, сука, радуйся, что я тебе бабки предлагаю. И не зли меня.
Стакан не мигая посмотрел на Кукушу, потом на меня, потом снова на Кукушу и кивнул.
— Двадцать, — наконец произнёс он.
— Ты не долбанулся, старый? — охренел Кукуша. — Двадцать? За эту рухлядь? Там всё паутиной заросло.
— Не хочешь не бери, — пожал тот плечами и снова по очереди оглядел каждого из нас.
— Отдай, хер с ним, — кивнул я.
У Плеваки Кукуша выгреб кучу красненьких пятитысячных бумажек. Так что можно было и отдать двадцатку.
— Отдай.
— Ты ко мне пришёл, — отрывисто проговорил, будто прокаркал Стакан. — Не я к тебе. Не хочешь, не бери.
Кукуша достал из кармана кучу денег и отсчитал четыре бумажки. Стакан посмотрел на пачку с жадной тоской, посчитав, вероятно, что продешевил. Не думаю, что Харитон предложил ему больше пары тысяч за ремонт.
Стакан пересчитал полученные четыре бумажки, аккуратно сложил и засунул в карман телогрейки. Потом он кивнул в сторону гаража и пошёл вперёд. А мы двинули за ним.
Да, это был гараж. Хозяин зажёг в нём свет, и я обалдел. Там была оборудована мастерская, забитая всевозможным хламом. Будильники, картины, видеомагнитофоны, кухонные комбайны, телевизоры, шкафы… Чего там только не было. Всё это громоздилось вдоль стен, а в центре стоял верстак с тисками и другими инструментами.
— Забирайте, — кивнул Стакан на часы, стоявшие у стены в дальней части гаража. — За ремонт ещё не брался. Только сегодня привезли.
Я почувствовал себя Остапом Бендером и Кисой Воробьяниновым. Десять стульев из дворца, блин… На сердце отлегло.
— Как мы их попрём только, — под нос буркнул Кукуша. — Надо разложить заднее сиденье… Сука… Могут не войти…
Стакан ничего не говорил. Он ждал и настороженно смотрел, что мы будем делать. Ну, а мы подошли и как там у Никулина про бревно, весело с улыбочкой понесли. Часики, конечно, были будь-будь, не лёгкими, мягко говоря. Как рояль. Кое-как вытащили мы их во двор, поднесли к машине и поставили на землю.