Второгодка. Книга 2. Око за око

Кукуша перевёл дыхание и обратной стороной ладони вытер лоб.

— Ворота сами откроете, — прокаркал хозяин. — Я потом закрою.

Он остался в гараже и прикрыл дверь сразу, как только мы вышли наружу.

— Не войдут в тачку, — покачал головой Кукуша. — Племяш, слышишь что я говорю? Зачем они тебе вообще?

— Не войдут и хер с ними, — кивнул я. — Значит, здесь бросим…

— Так… — оторопел дядя Слава. — А нахера двадцать штук…

Я открыл дверку, перевёл стрелки в положение десять, ноль три и нажал на «двенадцать». Цифры послушно вжались в циферблат и его передняя часть сразу отщёлкнулась. Я протянул руку и… замер. Ниша, в которой днём находился конверт с документами, была пустой.

Я поднял голову и сделал глубокий, бесконечно глубокий вдох. Вдохнул, посчитал про себя до десяти и выдохнул.

— Серый, ты чё? — озабоченно спросил Кукуша.

Я ничего не ответил, развернулся и двинул к мастерской. Взгляд мой мог прожечь камни, я чувствовал, а сам я в этот миг готов был сокрушить любого, кто встал бы на моём пути. Любого!

Я шарахнул по двери ногой и она распахнулась, громко стукнула тумбе у стены, и большая керамическая ваза, стоявшая на тумбе грохнулась на пол, рассыпавшись на мелкие осколки. Стакан молча уставился на меня и не мигал.

— Где? — тихо спросил я.

— Ты чего? — тихонько спросил прибежавший вслед за мной Кукуша.

— Верни то, что взял, — проскрежетал я, и угроза, шедшая от меня, обрела плоть, стала явной и совершенно нешуточной.

Но Стакан даже не моргнул. Просто стоял и смотрел. Как какаду.

— Третий раз повторять не буду, — еле сдерживаясь, процедил я.

Этот попугай не пошевелился. Тогда пошевелился я. Достал из-за спины принадлежавшую мне когда-то очень давно «Беретту» с пристёгнутым к ней глушаком, и молча выстрелил в колено этому уроду.

Он всхлипнул и рухнул на бетонный пол.

— Раз, — внешне спокойно сказал я и направил ствол в лицо Стакану.

Он уже не выглядел невозмутимым. Он побледнел, ему было очень и очень больно, но, судя по всему, он понимал, что ставки взлетели неимоверно высоко. Поэтому он терпел. Отдавать конверт ему явно не хотелось. Тогда я чуть сдвинул ствол и снова выстрелил. На этот раз в руку.

Он завыл и забился на полу. Заёрзал, начал извиваться.

— Два, — сказал я и наступил ему на грудь, прижимая к полу.

Я снова нацелил ствол ему в лоб.

— Прикрой дверь, — кивнул я Кукуше и, должно быть, в этот момент, Стакан прочитал на моём лице крайнюю решимость.

— В верстаке, — через силу прокаркал он.

Я убрал ногу, подошёл к верстаку и выдвинул ящик. Поверх отвёрток и напильников лежал конверт. Тот самый. Я взял его в руки. На ощупь он казался толстым и внушительным. Но хер его знает, не подменил ли этот пернатый содержимое.

— Где остальное? — спросил я снова направил на него ствол.

— Нет, — каркнул он, — всё там…

По тому, как он это сказал, по глазам, по боли, по отразившемуся на его роже чувству потери, я понял, это была правда. В таких вещах я немного разбирался.

— Живи, — кивнул я. — Пока.

На самом деле… Блин… Внутри меня всё переворачивалось. Оставлять его в живых было нельзя. Но и просто казнить его я не мог. Я не знал, что делать. Хлопнул по плечу Кукушу и пошёл на выход. А сам думал. Думал, блин… Кукуша кивнул и двинул за мной. В дверях он обернулся, чтобы сказать что-то Стакану и вдруг резко крикнул:

— Смотри!

Я среагировал молниеносно. Отскочил в сторону, развернулся и не успев даже осознать, нажал на курок. «Беретта» дважды лязгнула, выплёвывая раскалённые смертоносные сгустки, и об бетонный пол стукнул «Макарыч», выпавший из вытянутой руки Стакана.

Сам Стакан уже не дышал. Он лежал на холодном полу, по которому растекалась чёрная жижа с мерзким сладковатым запахом.

— Тварь… — прошептал Кукуша.

Мы молча протёрли всё, к чему могли прикоснуться, сели в машину и выехали со двора.

— Это то, что я думаю? — спросил дядя Слава через некоторое время.

Я кивнул.

— Мне кажется, — задумчиво покачал он головой, — что нет никакой Аргентины… И когда я об этом думаю, у меня по спине холод идёт.

Он не ждал от меня ответа. Да у меня никакого ответа и не было. Мы помолчали.

— Этого по-любому надо было решать, — покачал он головой.

Он довёз меня до подъезда и крепко сжал руку.

— Не расслабляйся, племяш, — кивнул Кукуша и уехал.

Да как тут расслабишься-то… Я поднялся домой и, не включая свет подошёл к комоду в прихожей. Пахнуло знакомым и уже ставшим родным, запахом дома.

— Серёж, ты? — сонно спросила мама.

— Я…

— Драть тебя надо, — облегчённо вздохнула она. — Как сидорову козу.

— За что, мам…

Я дождался, когда она засопела и нашёл на комоде ключи от соседской квартиры. Подкрался к входной двери, тихо открыл и вышел на площадку. Потом я зашёл в квартиру Семёна Евграфовича и устроил конверт в книжном шкафу за книжками. «Беретту» я положил туда же. Тайник, конечно, так себе, но другого в настоящий момент у меня не было.

* * *

Мама ушла на работу раньше, чем я проснулся. Поэтому с самого утра я от неё не огрёб. Чувствовал я себя просто пипец, как. Разбитый, не выспавшийся, попёрся я в школу. Глотова, естественно, после вчерашнего за мной не зашла, поэтому я шагал один.

Уже перед самой школой я заметил её впереди. Она шла не спеша, будто чего-то выжидая. Но когда я её окликнул, сразу прибавила шаг, типа очень спешила на уроки. Я уж думал, этим пасмурным холодным утром ничто не сможет меня развеселить. Но тут не сдержался и улыбнулся.

Настя как бы случайно задержалась в раздевалке, где я её и настиг.

— Чего тебе? — сердито спросила она, заметив меня.

На лице моём расплылась улыбка.

— Настя.

Она прищурилась и плотно сжала губы.

— Ты знаешь, вот ты не зашла за мной и… блин… будто чего-то уже не хватает. Ты завтра заходи, ладно?

— Ага, пусть твоя Анжелика теперь заходит. Маркиза Ангелов.

— Так она же улетела в Москву, — засмеялся я. — На совсем, вроде. Я кстати, кое-что попросить хотел. Можно?