Второгодка. Книга 3. Ученье свет

— Ну знаете ли, — вскинулась Медузы. — Что вы вообще несёте, Юлия Андреевна, вы понимаете? Вы что, к самосуду призываете? Существует определённая процедура. Если кто-то совершает нарушение, нужно написать жалобу.

— Подписчику канала Бубна, — бросил кто-то, и весь класс заржал.

— А ну прекратить! — рявкнула Медуза. — Это что за дисциплина? Это всё Краснов?! Он разлагающе действует на весь класс!

— А вы знаете, — сказала Юля, — я считаю, что Краснов поступил как настоящий мужчина, как должен был бы поступить любой порядочный человек.

— Что вы мелете? — вспыхнула Медуза.

— Я ничего не мелю, — сказала Юля с напором. — Выбирайте, пожалуйста, выражения, когда разговариваете со мной. Особенно при детях.

Она замолчала, собралась с духом и продолжила:

— Хочу сказать, что в моей собственной жизни был случай, когда за меня некому было заступиться. Не было защиты ни от милиции, ни от сограждан, ни от коллег, ни от кого. И только один человек…

Голос Юли дрогнул и она замолчала на пару секунд.

— И лишь один человек осмелился остановить банду негодяев. Вступился, невзирая на опасность и правила, потому что хотел поступить по справедливости и защитить слабого. И если бы тогда он не оказался в моей жизни, скорее всего, я бы никогда не работала в этой школе и, возможно, меня бы давно уже и в живых-то не было. Я считаю, мы должны воспитывать ребят так, чтобы каждый из них был готов прийти на помощь к тому, кто в этой помощи нуждается.

Класс притих. Даже Медуза затихла. Юля отвернулась. Народ зааплодировал.

— Готово, — сказал Дэн. — Все видосы в ноль, аккаунт удалён.

— Ты чё? — заорал Бубен. — Сука, блеать!

Директриса покраснела и пошла пятнами.

— Краснов! — рыкнула она. — Ко мне в кабинет! Бубнов, мать чтоб завтра была у меня!

— Да бли-и-и-н! — заныл Бубен. — Да вы чё все!

Покраснев, он выскочил из класса, а я последовал за Медузой.

— Дешёвая популярность, — процедил Рожков, когда я проходил мимо.

В коридоре было пусто и тихо…

— Значит так, Краснов, мне твоя самодеятельность поперёк горла уже, — довольно спокойно сказала директриса, когда мы вошли в её кабинет. — Ты понял? Поэтому я просто прошу тебя по-хорошему, по-человечески, заберите с мамой документы и уходите в другую школу.

— Да с чего бы, Лидия Игоревна? — удивился я. — Видели, какой у нас дружный класс?

— Прекрати балаган, пожалуйста. Я знаю, что ты занимался сексом с учительницей. Я знаю, что тебя обвиняют в уголовном преступлении. Это все знают.

— Но все также знают, что это неправда. Уже прошли опровержения.

— Опровергли или нет, — покачала она головой, — меня не волнует. Главное, что я знаю правду. Знаю, что Алфёрова выгораживает тебя перед полицией. Может быть поэтому и пошли опровержения, что она соврала. Повторяю, меня это не волнует. И не хочу, чтобы это волновало меня когда-либо в будущем. Просто забирайте документы и идите на все четыре стороны. По-хорошему. Давайте расстанемся по-доброму.

— Да не хочу я из этой школы уходить, — возразил я. — Мне очень нравится здесь, и рядом с домом, опять же. А то, что вы якобы знаете — всего лишь ваши фантазии. Вы, оказывается, были подписчиком этого Бубна, который всякое непотребство снимал и публиковал.

— Я, знаешь ли, должна быть в курсе всего, поэтому мне приходится подписываться на всю эту галиматью, но ты мне зубы не заговаривай. — устало продолжила она, опускаясь в кресло, — Пойми, Краснов, экзамен ты не сдашь. Я тебе обещаю. Даже если ответишь идеально на все вопросы, получишь два шара и вылетишь отсюда с волчьим билетом. А теперь иди, видеть тебя не могу.

На перемене я пошёл к кабинету Альфы и снова столкнулся с Настей.

— Ты что, Бубна избил? — спросила она.

— Нет, — пожал я плечами. — Просто заставил его извиниться. Никто его не избивал.

— Перед кем извиниться, перед этой кикиморой худощавой?

— Настя!

— Да блин, что Настя? Зачем уничтожил его канал? Блин, Красивый, нафига? Там же была куча моих видосов.

— Настя, ну как ты с этой мразью вообще могла какие-то дела иметь? — спросил я.

— Да почему он мразь-то? — удивилась Настя. — Нормальный он парень.

— Ну не знаю, если это для тебя нормальный парень, то как бы… — покачал я головой, — наши взгляды на хороших людей очень сильно разнятся.

— А ты куда? — спросила она. — Опять к милфе своей? Казанова!

— Я не Казанова, — ответил я и зашёл в класс, закрыв дверь.

— Сергей, — воскликнула она, — ну это было вообще ужасно.

— Да, мы уже всё урегулировали, — ответил я. — Вы извините за такую внезапность. Я уже обсудил проблему и с Лидией Игоревной. А теперь просто хотел узнать, как у вас дела.

Я подошёл ближе и повторил уже намного тише. — Как у тебя дела?

— Нормально, — кивнула она. — Моё предложение в силе. Про полицию.

— Лен, да о чём ты говоришь? Ты читала новости? Всё это фигня была. Ты что думаешь, я действительно убил какого-то уголовника?

— Мне всё равно, — ответила она. — Для меня ничего не меняется.

— Хорошо, — усмехнулся я, — но я не убивал. Скажи мне, от Петрушки никаких сигналов не приходило?

— Нет, — сухо ответила она и поджала губы. — И я не хочу больше о нём говорить. Когда ты придёшь?

— Не знаю, — ответил я. — Сегодня точно не выйдет.

— Как бы смотри, я не настаиваю, — сказала она скучно. — Как захочешь, приходи.

— Лен, боюсь, только на следующей неделе уже… У меня ведь мама…

— Да ладно, не объясняй. Я же сказала, как захочешь… Слушай, иди. Не надо, чтобы нас видели вдвоём…

* * *

После уроков и перед тренировкой я встретился с Романовым. Теперь мы встречались в другой кафешке, ближе к городскому саду.

— Ну, чё-как, Пётр Алексеевич? — спросил я. — Дырочку продырявили в кителе?

— Нет ещё, сначала звёздочку, потом ордена, — ответил он.

— Я вам желаю то и другое вместе взятое. Всё нормально?

— Да, прямо отличный у нас получился месяц, все довольны, — радостно ответил он. — Меня там прямо на руках носят. Даже сам Щеглов в темечко целовал. Образно, говоря.

Он засмеялся.

— Понятно, образно говоря, — улыбнулся я. — Что вы там, всех цыган арестовали? Смотрите, обвинят в этнических чистках.

— Перестань глупости говорить. Мы арестовали только причастных к наркобизнесу. Сеть Афганца тоже подрезали. Подробности, извини, сообщить не могу, но успехов много. Князь, не знаешь где?

— Знаю. У меня.

— Так и думал, — мотнул головой Романов. — Что, прям дома?

— Ну практически.

— Князь пусть живёт, пока его дёргать не будем. А ты когда будешь продолжать работать?