Второгодка. Книга 3. Ученье свет

— Возьми там, под навесом, — скомандовал смотритель.

Мы вышли.

— Один что ли, копать будешь? — спросил я.

— А чё, вдесятером надо? — усмехнулся он.

— И сколько в среднем тратишь на могилу?

— Сорок минут.

— Ничё ты, матёрый. А быстрее можешь?

— Не пробовал. А чё спешишь? Не успеешь, думаешь?

— Да нет, не думаю, — кивнул я. — В гости к Богу не бывает опозданий. Хочу посмотреть, как ты рыть будешь.

— С хера ли? Мне инспекторов не надо.

Я достал две тысячи и сунул ему в мозолистую и чёрную, как на картинах соцреализма, руку.

— Покажи как проехать на машине.

— Ладно, я пойду по дороге, езжай за мной, — кивнул он и сунул денежку в карман.

Он зашагал по узкой, засыпанной облетевшими листьями дорожке, а мы с Кукушей медленно двинулись за ним.

— Капец, конечно, как всё клёном заросло, — покачал головой дядя Слава, глядя по сторонам. — А вон, видал? Памятник. Видишь, на углу? Курганов, тот самый, который при советах директором торга был.

Надо же, кругом знакомства… Вели мы его в своё время. Да только отбрыкался он от нас. Кручёный зараза. Круговую поруку устроил. Дерзкий, отчаянный, хотя ему уже за шестьдесят тогда было.

— Такие дела воротил, — покачал головой Кукуше. — Кто бы знал. Ещё тогда ему прочили скорую смерть, а он до девяносто семи дотянул. В прошлом году только схоронили.

— Здесь машину бросайте, — крикнул Степаныч и махнул, чтобы мы прижались к могилке на краю.

Мы вышли и пошли по сырой траве, по опавшим листьям, между старых провалившихся могил и покосившихся памятников заброшенного царства мёртвых.

— Вот она, — кивнул копщик и показал на гробницу, стоявшую чуть особняком.

Роза всё подготовила основательно и качественно. Могила выглядела как постамент, залитый бетоном и обложенный плиткой под гранит, высотой сантиметров сорок. Это была последняя цитадель Эдика Калякина, а теперь вот и её. Бетонная крепость, которую не возьмут дикая, ломающая асфальт трава и молодые побеги клёнов. Не возьмёт эту цитадель ни стужа и ни зной, и даже постоянное гуляние проседающей и вспучивающейся земли долгие годы не сможет сломить силу армированного железной арматурой бетона.

Плита была сдвинута. Плитой они называли тонкий кусок гранита, примерно три сантиметра, который прикрывал дыру в постаменте. Дыру, в которой скоро выроют могилу для Розы.

Кукуша сел на лавочку, а я подошёл к Эдику. Ну, здравствуй, дружбан. На портрете он был молодым и не похожим на себя, как и многие другие кладбищенские портреты.

Не жалею, не зову, не плачу. Всё пройдёт, как с белых яблонь дым… Любил он Есенина, декламировал часто. Часто и с чувством, девчонки с ума сходили…

Степаныч расстелил грязное полотно и принялся копать. Я подошёл поближе и начал пристально и внимательно наблюдать. Земля. Корни.

— Черепушку-то не боишься увидать? — хмыкнул копатель. — Могила-то не новая.

— Так говорят, бояться живых надо, а не мёртвых.

— Верно говорят, — кивнул он.

Он копал споро, как машина, не останавливаясь. Лопату сжимал голыми руками, и она казалась продолжением жилистого тела. Крепкий Степаныч вонзал штык в сырую землю и откидывал на грязную ткань. Раз-два. Раз-два. Раз-два.

Вдруг лопата звонко стукнулась обо что-то. Сердце обожгло, и я подался вперёд.

— Что там?

— Не кости, не боись. Кости так не звякают

— Покажи.

— Ну, смотри, если надо…

Это оказался камень. Потом попались ещё два. Один большой, один маленький. И чем глубже в землю уходил Степаныч, чем опускался ниже, тем меньше оставалось надежды, что клад находится именно здесь.

— Засёк время? — спросил он, выбравшись из глубокой могилы.

— Сорок одна минута, — ответил я, глянув на часы.

— Ну вот, я же говорил, — он ухмыльнулся.

Он выбрался наверх, воткнул лопату в кучу и достал из кармана сигарету. Щелчком выбил одну, вытянул из пачки губами и щёлкнул зажигалкой. Затянувшись горьким дымом, выдохнул и закашлялся.

— Плитка в двух местах отходит, — показал он сигаретой. — Вон там на углу и вот тут.

Действительно плитка, закрывавшая торец могилы со стороны Эдика отвалилась, и с той стороны, где копал Степаныч — тоже.

— Сейчас-то уж смысла нет, — сказал он. — А летом надо сделать, а то вся отлетит нахер. Ну что, доволен ямой?

— Нормально, — кивнул я.

— Нормально? — возмущённо повторил он. — Идеально, а не нормально!

— Идеально, Степаныч, — подтвердил я.

— О! А ты говоришь. Непонятно только, почему на кирпич плитку-то положили. Вроде бетонное основание. Видать, что-то там выравнивали. Строители, бляха, руки в стороны растут. Не могли нормально сделать. Понаберут бомжей, а те за пузырь валяют на отцепись. Беда, начальник. Кругом беда…

То, что в часах, не всё, а что-то имеется ещё внизу, сказала мне Роза на прощание. Внизу чего? Внизу чего?

Я прокручивал эту мысль раз за разом, но ответа пока не находил. В могиле, кроме трёх камней не нашлось ничего другого…

— Ладно, поехали, — кивнул я Кукуше. — Давай, Степаныч, не хворай.

— И вам того же, — усмехнулся он и снова затянулся сигаретой. — Посижу, отдохну малость.

Он кивнул нам вслед, а мы двинули к машине.

— Ну что, к Жучке не передумал ещё? — спросил Кукуша.

— То, что в часах — не всё, ещё внизу…

— Чего?

— Да, говорю, поехали, посмотрим на эту Жучку. Сучку…

— Ты чего, племяш?

— Да блин…

— Ты думал, там спрятано чего? В могиле?

— Была мыслишка, — кивнул я. — Была…

* * *

Мы приехали на авторынок на аэропортовской трассе. Никакого лоска и никаких примет нового времени не было и в помине. Площадка, огороженная сеткой-рабицей, была отсыпана мелким отсевом, в ямах стояла вода, а машины относились к категории «третий сорт не брак». Будка-офис была кривой и старой, похожей на кладбищенскую.

— Сегодня ты меня по погостам решил прокатить? — покачал головой Кукуша. — Там человечки, тут машинки…