Второгодка. Книга 5. Презренный металл

— Негодяй… — задыхаясь от смеха, выдохнула Жанна. — Бабник!

— Это я-то?! — возмущённо захохотал я.

Как подросток. Впал в детство. В общем, маразм крепчал.

— Ну, не я же…

Она придавила меня, прижала лопатками к ковру и склонила голову над моим лицом. Заколка с её конского хвоста где-то потерялась и на меня хлынул водопад чёрных смоляных волос, распространяя тонкий, волнующий и вызывающий острое желание аромат. В нём перепутались сладость, горечь, лёгкость и дикость, словно мы взмыли высоко в небо и, оказавшись над снежными вершинами, начали дышать полной грудью.

Жанна замерла, вдруг оцепенев и став серьёзной. Я не мог видеть выражения её лица — слишком близко оно оказалось, но почувствовал, осознал, понял это. Она затихла, а потом наклонилась ещё ниже и прикоснулась губами к моим губам. Сначала легонько, словно бы робко, а потом смелее и, наконец, начала действовать по-хозяйски.

— Я из тебя весь дух выбью, — прошептала она мне в губы, и я не стал возражать, но про себя заметил, это мы ещё посмотрим, кто из кого выбьет…

* * *

Выспался я, разумеется, плохо. Вообще не выспался. Ну и ладно, дело-то молодое, поспим на пенсии. Впрочем, удалось вздремнуть в машине. Дорога у нас с Кукушей заняла примерно три часа. Поехали мы на его тачке, потому что я со своим волшебным пропуском мог передвигаться только по городу и окрестностям, а перед новосибирскими ментами моя филькина грамота не сработала бы.

— Ну как ты вообще, дядя Слава? — спросил я, когда он резко тормознул и вырвал меня из вязкой дремоты.

— Нормально, племяш. Живём не тужим.

— Это хорошо. А как Лариса? Не скучает по Шукшинским местам?

— Лариса расстраивается. Обиделся, говорит, твой племяш, к нам в гости не приходит.

— Да что ты! Как бы я мог на вас обидеться. Закрутился просто, сам видишь. Носимся, как белки.

— Вижу-вижу. Какие дела, Серый?

Я вкратце рассказал ему о своих контактах с Сашко.

— Как тебя на него вообще вынесло-то? — покачал головой Кукуша. — Это ж… демон, в натуре. С ним надо очень осторожно. Он… безбашенный хорёк.

— Согласен. А что, про этого Севу слышно что-нибудь?

— Слышно, как не слышно. Я-то в кругах, где информация ходит, особо не вращаюсь, а вот Матвеич — да, он в курсе. Говорит, загасили Севу.

— Быстро, — покачал я головой. — А кто, цыгане или афганские?

— Пока неизвестно. Наверное, цыгане. Хотя и те, и другие имели на него виды.

Сева этот был как кость в горле у всех. Толку от него особо не было, вот Петя, пораскинув мозгами, и отдал его на съедение цыгану Сашко. Дел на нём висел вагон и маленькая тележка — ограбления, убийства, похищения, наркота опять же. Афганец, по словам Пети, одно время активно его использовал, как боевое орудие, как киллера. А потом они поцапались. В общем, кровушки на этом Севе много было.

Вот ради дела и решили его кинуть в топку исторической борьбы с криминалом. Запустили слушок, тот самый, что я передал Пустовому. Сева вышел и ни сном, ни духом о том, почему его выпустили. Не знал и не мог объяснить тем, кто спрашивал. Да, ему и не очень хотелось. На радостях сразу пошёл гулять, снял проститутку, напился, избил до потери памяти… и, не выходя из пьяного угара, лишился жизни.

Думаю, сначала его спросили что и как, но он всё отрицал. Только, когда в ложь добавляется правда и всё хорошенько взбалтывается, отделить фракции оказывается очень и очень трудно. В лазарете-то реально лежал, карты частично сошлись, остальное проверять не стали. В общем, свой преступный путь он завершил бесславно — несколько пуль в грудь и контрольная в голову.

— А что там в этой Аникеевке? — кивнул Кукуша. — Молоко парное и поближе можно найти.

— Можно, — усмехнулся я. — Там, между прочим, целебный источник есть. Туристы приезжают. Места красивые, недалеко Обь, рыбалка потрясная.

— Какая сейчас рыбалка? Всё здоровье на берегу оставишь.

— Ну, рыбачить мы с тобой точно не будем. Зато там маленькая гостиничка. Светиться не хотелось бы, конечно, но посмотрим, может, у местных поселимся. Комнату снимем. Будем гулять, пешие прогулки совершать, дышать свежим воздухом, оздоравливаться физически и, может, даже в каком-то смысле духовно.

— Ну-ну, — усмехнулся Кукуша. — Я и так здоров, не кашляю

Он быстро глянул на меня, но выспрашивать не стал, ожидая продолжения.

— Существует дом, — сказал я и потёр виски.

— Голова болит? — спросил он.

— Да нет, нормально всё. Не выспался маленько.

— Не выспался? Так спи, чего ты? Ехать долго ещё…

— Ладно, — кивнул я, — посплю. Вот, а в этом доме тридцать лет назад жила хорошая такая женщина, Клавдия Андреевна Яровая. И был у неё муж Алексей Иванович. Жили они трудно, питались от своих трудов, зарабатывали копеечку, колотились с утра до ночи. Как на Руси всегда принято было.

— Это да, — кивнул дядя Слава. — А сейчас с ними что?

— А что с ними сейчас я не знаю. Вот и хочу приехать, посмотреть, кто жив, кого уже нет, кому сейчас их дом принадлежит.

— Может, дети, или, скорее внуки там…

— Была у них дочка, — вспомнил я. — Тогда… лет двадцать–двадцать пять ей было. Помладше Никитоса на десять-пятнадцать лет. Может, она сейчас там живёт. Олеся, что ли… Олеся Алексеевна, стало быть…

— Масло масляное, — усмехнулся Кукуша. — Олеся Алексеевна…

— Да, есть такое. Так вот, у этой Клавдии был племянник, и племянника звали Никитос.

— О как! Это тётка Щеглова, что ли?

— Точно.

— И зачем она тебе? Ей сейчас сколько?

— Лет восемьдесят, если ещё жива.

— Ну, допустим, жива, — пожал плечами дядя Слава. — А что ты от неё хочешь, от старушки?

— Что я от неё хочу? Даже не знаю… Подружиться хочу. Про Никитоса поспрашивать, насколько близки, как часто созваниваются, что он ей говорит. Такие ничего не значащие мелочи.

— Понятно, — сказал Кукуша и замолчал.

Через минуту, не меньше, повторил:

— Понятно.

— Так ты чего хочешь-то от неё? — снова спросил он. — Просто прийти и сказать, типа, здравствуйте, я от вашего племянника Никиты пришёл. Он мудак. Так что ли?

— Нет, дядя Слава, — усмехнулся я. — Про Никитоса мы вообще говорить не будем. Может, просто понаблюдаем для начала. А если случай предоставится, заглянем внутрь, если хозяева смоются куда-нибудь.

— Лады, — кивнул он.