Второгодка. Книга 5. Презренный металл

Чердынцев смерил взглядом расстояние до меня. Я был внутри оградки, а он стоял между старыми заброшенными могилами, запорошенными мелким снежком, который чудом не растаял за прошлые дни.

— Философы любят гулять по кладбищам, — пожал я плечами.

— А ты, стало быть, философом заделался, да? — усмехнулся он. — А я думал, ты боец, боевик.

— Одно другому не мешает, — пожал я плечами. — Даже наоборот, мне кажется.

— Глаза у тебя не особо философские, — кивнул он.

— Это вы зря. По внешности судить не стоит, Александр Николаевич. Глаза бойцовские, характер философский. Имею склонность к созерцанию.

Он засмеялся.

— Холодно сегодня, да? — заметил он, оборвав смех.

— Так вы бы застегнулись. Я и без демонстрации знаю, что вы с пистолетом ходите. Пойдёмте на выход, а то замёрзнем.

— Не замёрзнем, — усмехнулся он, застёгивая куртку. — Вот застегнусь и станет тепло. Побудем ещё немножко. Хорошо здесь, спокойно. Посидим у Эдуарда и у Розы.

— Ну давайте, коли есть такое желание, — кивнул я. — Заходите.

Чердынцев двинулся ко мне, а я чуть отступил назад. Он перешагнул через оградку и оказался рядом. Мы уселись на лавку из нержавейки и замолчали. Просидели так минуты три, пока у меня задница не начала примерзать.

— Что там в коробке-то? — наконец, поинтересовался он.

— Золото, алмазы, бриллианты. А вы почему спрашиваете? Вас вроде не касается.

— Да так, любопытно, что там у тебя за контрабанда.

Он усмехнулся и повернулся ко мне, а я — к нему. Взгляды наши перекрестились, как рапиры. Глаза у него сегодня были серые, холодные, стальные.

— Я мушкетёр, а вы гвардеец кардинала, — сказал я, выдержав его взгляд и даже не моргнув.

— Покажешь? — не отвлекаясь от темы, спросил он.

— Там документы на Никитоса, — пожал я плечами.

— Документы на Никитоса, — повторил он.

— Ага.

— А что ж ты их сразу-то не отдал?

— Так я и сейчас не отдал, — пожал я плечами и отвернулся к памятнику. — Ни тогда, ни сейчас.

— И почему же это? — поинтересовался он. — Довольно странно, ведь мы об этом говорили. Немного нарушает принцип взаимного доверия.

— Принцип взаимного доверия нарушает слежка, — кивнул я. — А документы эти вам не нужны.

— Как это? — удивлённо воскликнул он. — Тебе ведь говорили, что очень даже нужны.

— Я бы сказал, что они вам просто ни к чему. Что вы с ними будете делать? Молиться на них? Сами по себе они никаких проблем не решат. К ним нужно руки и голову прикладывать. Поверьте, Александр Николаевич, ни вам, ни Садыку, ни тем более Мамаю они не пригодятся. Хотя, Мамай, может, и заинтересовался бы.

— Поясни, — немного растерянно произнёс Чердынцев

— Да что пояснять? Просто вы сажать Никитоса не собираетесь. Вот и всё.

— Вроде такого никто не говорил, при мне по крайней мере.

— Говорил Садык, не прямо этими словами, но умеющий слушать не обманется насчёт того, что он имел в виду.

— А если ты ошибаешься?

— Не ошибаюсь, вы же знаете, — хмыкнул я.

Он покачал головой.

— Ладно. Можешь показать, что там такое?

— Нет, не могу. И что, теперь стрелять будете?

— Зачем стрелять? — как бы удивился Чердынцев, и взгляд его стал сердитым.

— Ну пушка же в штанах не просто так показана.

— Какой наблюдательный! — разозлился он.

— Да уж. Это точно. Но до вас мне далеко. Не в плане наблюдательности, а в плане приспосабливаемости к жизненным обстоятельствам.

— Что ты имеешь в виду? — напрягся он.

— Имею в виду, что ласковое теля двух маток сосёт, да?

— Поясни, пожалуйста.

В голосе его проскользнули металлические нотки.

— Да чё пояснять, вы же поняли. Бабки с меня взяли, а теперь вот стволом пугаете. Как это сейчас называется? Прагматизм, что ли?

— Разумный подход всегда так назывался.

— Нет, раньше слова-то такого не знал никто.

— А какое слово знали раньше?

— Говорили, типа, он и вашим, и нашим и даже что похуже говорили. Про прорубь там, про жопу. Всякое, в общем…

— Понятно, — насупился он. — Бабки-то твои я уже отработал десять раз.

— Дорого всё нынче, да? — усмехнулся я.

— Да уж, недёшево, — сердито ответил он.

Мы снова помолчали, слушая тишину морозного утра.

— Ладно, — прервал молчание Чердынцев. — Просто покажи мне их. Дай посмотреть.

— Теоретически могу, конечно, но не здесь. Пойдёмте в областную библиотеку, сядем в читальном зале. Там всё и посмотрим.

— А чем тебе библиотека поможет? — хмыкнул он. — Если я решу тебя взять и изолировать, сделаю это хоть в библиотеке, хоть в областной администрации, хоть сразу после твоего выхода оттуда. Так что библиотека — слабая защита. А поговорить там вообще не дадут, будут шикать на каждый шёпот. Только я не собираюсь тебя брать, захватывать и всё такое, Сергей. Мы же не в шпионском боевике и не в фельетоне про кровавую гэбню.

— А где мы, в таком случае? — спросил я.

— Давай просто поговорим, как взрослые люди. Спокойно, без упрямства, без мальчишества.

Мы снова повернулись друг к другу. Взгляды опять пересеклись и тихонько затрещали, будто кто-то снимал синтетический свитер, щёлк-щёлк-щёлк. Если бы рядом стояла лампочка, она бы точно загорелась, как в музее Николы Теслы в Белграде.

— Ну ладно… — сказал я, наконец.

Скрыть документы от Чердынцева теперь было весьма проблематично. Да и, по большому счёту, смысла особого не имело. Идти на конфликт и рвать отношения было неразумно. Я мог от них ещё много чего получить. Так что поделиться бумагами я, пожалуй, был готов. В обмен на определённые обязательства.

— Поедем тогда, — кивнул я, поднимаясь со скамейки. — У меня зад уже замёрз. Как вы, кстати, меня вычислили? Прослушиваете телефон или дом?

— Да нет, ни то и ни другое. Просто хотел тебя навестить. Подъехал, увидел, как ты выезжаешь из двора на тачке, ну и решил проехать следом.

— Ну-ну, — усмехнулся я. — Даже не могу сказать, что попытка была хорошей. Значит, будем действовать на условиях симметрии.

— Тоже будешь следить за мной? — хмыкнул он.

— Нет. Буду так же, как и вы, не говорить правду.