Второгодка. Книга 5. Презренный металл

— Ну, объясни мне, чтоб я тоже представил.

— Я тебе даже показать могу. В действии…

— Это ладно, — хмыкнул я. — Процесс мне более-менее ясен. Но мне бы понять хотелось.

— Ой, какой ты душный, Краснов! — помотала она головой и длинные тонкие волосы разлетелись по сторонам.

Аня их поймала и заложила за уши, оказавшиеся немного оттопыренными.

— Ну нифига себе, душный, — кивнул я. — Ты больно проветренная. Давай-давай, рассказывай, фантазёрка. Чё ты там напридумывала? Дитя порока, блин.

— Короче, мысль простая, — сказала она. — Ты ешь, ешь, остынут пельмени твои.

— Нет уж. Сначала выслушаю, а то второй раз может не повезти и откашляться не удастся.

— Короче, Краснов. Детородного возраста мы уже достигли, правильно?

— Не знаю.

— Конечно, ты не знаешь, ты же биологию не учил, а если бы учил всё бы знал.

— Ну-ну, продолжай. Собирался заниматься физикой, но похоже будет у меня репетитор по биологии, да ещё и с практическими занятиями и лабораторными работами.

— Так вот, возраст уже позволяет.

— Ну и как ты будешь ребёнка воспитывать? Тебе ещё два года, считай, в школе учиться.

— Пофиг, мать поможет. Бабка то есть.

— А бабка уже в курсе или это сюрприз? И на хрена так рано-то?

— Ты чё? Ну во-первых, ты меня знаешь.

— Ну, допустим, знаю. Правда, не очень хорошо, как только что выяснилось.

— Мне найти нормального парня с моими данными не светит.

— А чту у тебя за данные? Ты же симпатичная девчонка!

— Ой, только не начинай, ладно? — нахмурилась она и отодвинула от себя чашку с чаем. — Симпатичная. Сам-то ты не больно увлекаешься моей симпатикой. Короче, не морочь мне голову. Я уже долго, всю свою жизнь, нахожусь на самой дальней границе общественной жизни и никаких иллюзий не питаю. И радужных мечтаний о своём будущем не имею. Ты мальчик популярный и ни о чём не задумываешься, плывёшь себе по течению, а мне надо думать.

— Ой, что-то ты рановато думать-то начала, душа моя.

— Просто я всё взвесила и считаю, что ты мне подходишь.

— Я тебе подхоу? Это по каким параметрам? По антропометрическим?

— Ты мне подходишь как человек, и физические данные у тебя нормальные. В общем, я считаю, что от тебя рожать очень даже неплохая идея, и ребёнок будет здоровым, умным, будет иметь хорошие данные.

— Офонареть! — поразился я. — А загон с Нащокиной? А суицид?

— Какой, нахрен, суицид! — сделала она лицо, типа, кого вы лечите, доктор. — Думаешь, я суицидников не видела? Нормальный ты, просто хитрый.

— Ну ты меня убила, старушка, — выдохнул я, возвращаясь к пельменям. — Ну ладно, я тебе подхожу. Допустим. Ну, жди тогда совершеннолетия.

— Ждать я не могу как раз, — ответила она.

— А чё с тобой? Уезжаешь?

— Нет, я-то остаюсь, — покачала она головой и волосы снова разлетелись, привычно падая на лицо и закрывая её глаза. — Это ты уезжаешь.

— Куда это я уезжаю? — снова удивился я.

— Из нашего лицея… Я сегодня была в школе…

— А что ты там делала?

— Ну… мне надо было зайти поговорить с историчкой. Она мне давала задание на каникулы. К началу четверти я проект готовлю.

— Ну, видишь, какая ты отличница, прилежная, трудолюбивая. С пузом по школе ходить будешь. Представляю картинку.

— Ладно, короче, это не важно. Я слышала, что Медуза сказала, что тебя отчисляют.

— Оба-на, нифига себе! Медуза так сказала?

— Да… Так что, если тебя отчислят и ты перейдёшь там куда-то в Пятьдесят девятую…

— Почему именно в Пятьдесят девятую? — прищурившись, спросил я.

— Она сказала, что тебя сейчас никуда больше не возьмут, — вздохнула Грошева.

— Почему?

— Ну потому что… я этот момент не поняла, если честно… То ли она, то ли кто-то там из министерства областного постарался или постарается, чтобы тебя только туда приняли.

— Офонареть! — снова воскликнул я.

— Вот тебе и объяснение. Ты сейчас уйдёшь в эту Пятьдесят девятую и всё! Там начнётся новая жизнь. Девки-оторвы там такие, о-го-го…

— А ты откуда знаешь?

— Да весь город знает. Там полшколы проституток.

— Да ладно, прекращай, — засмеялся я. — Не школа, а бордель, да? Учиться, наверное, некогда.

— Ну это, конечно, преувеличение, — пожала Аня худенькими плечиками, — но тем не менее. И я тебя, может, больше потом вообще не увижу, не найду. А если найду, ты, может, уже и не захочешь.

— А сейчас я просто сгораю от желания, да?

— Но сейчас, по крайней мере, у меня есть шанс… — тихо проговорила она.

— Ань, я вообще не понимаю, как ты себе это представляешь?

— Правда не представляешь? — с усмешкой произнесла она. — Не смеши меня. Всё ты отлично представляешь. Я разденусь, разведу ноги…

— Нет, эти подробности мне не надо рассказывать. Это я как раз представляю. Я не представляю, что дальше. Я тебе, типа, бык-осеменитель, что ли? И ты думаешь, это для меня вообще проще простого, да? Взял, как ты говоришь, бебика заделал, ну и живите сами, как хотите. Так что ли, я понять не могу? То есть ты полагаешь, что я буду знать, что где-то там растёт мой ребёнок, а сам буду жить себе спокойно, где хочу и заниматься, чем хочу, правильно? Бред какой-то.

— Ну считай, что просто сдал семя в банк спермы, а я его там выбрала. Только без всех этих посредников.

— Ну тебе, допустим, там сейчас никто ничего и не даст, и у меня не возьмёт в силу юного возраста.

— Слушай, ты просто скуф какой-то, Сергей. Может, ты думаешь, что и Земля плоская?

— Про это я ещё не думал.

— Ну, подумай. Короче, пойдём. Я постараюсь, чтобы тебе было приятно.

— Да блин! Грошева, ты вообще с ума сошла? Мы же ещё дети.

— Дети? То есть возделывать взрослую тётеньку, ты уже не ребёнок, а со мной вдруг стал ребёнком?

— Какую ещё взрослую тётеньку возделывать? — опешил я. — Что ты несёшь?

— Да ладно, я ж не дура, зачем ты прикидываешься? Не надо делать из меня идиотку, хорошо? Это даже как-то стыдно. Кринжово, Краснов.

— Ань, ты сейчас вообще на себя не похожа. Ты столько молчала, а сейчас вдруг разговорилась. Никаких взрослых тётенек я не возделывал.

— Ну-ну. А Альфа что?

Вот же шпионка! Тихоня, твою мать! Как-то действительно стало душно и захотелось открыть окно. Проветрить…