Второгодка. Книга 5. Презренный металл

Я заговорил свободно, открыто и без видимой боязни. Как молодой наглец, практически. Играть так играть. Натренируюсь и пойду поступать во ВГИК.

— Ну а что не отлично?

Савося нахмурился и осторожно глянул на меня, словно боялся, что я скажу что-то лишнее, а он из-за этого получит нагоняй. Ему было очень неуютно и по згляду его я понял, что он хотел бы оказаться подальше от этого худого Давида с опасным взглядом и заросшим подбородком.

— Ну как бы… — я внимательно посмотрел на него.

— Да давай уже, — махнул он рукой.

— А, субординацию соблюдает, — усмехнулся Давид. — Смотрите, какой правильный молодой человек. Давай, давай, тут вся субординация — это я. У меня спрашиваешь, мне рассказываешь. Как я решу, так и будет.

— Задания довольно специфические, пожалуй, — пожал я плечами. — Так что даже и не знаю, что сказать.

— И в чём специфика?

— Ну типа отдуваться за Руднёва. По крайней мере одно задание было именно таким. А что будет дальше — неизвестно. Пока опыт небольшой. Интересно, конечно, но посмотрим ещё, как будет оплачиваться вся эта канитель. Потому что про деньги со мной никто не говорил. Руднёв сказал типа «потом узнаешь» или что-то вроде этого.

— А где Руднёв? — повернулся Давид к Савоськину.

— В отпуске, — вяло кивнул тот с видом «я-то тут при чём».

— В отпуске, — покачал головой Давид Георгиевич. — Он у тебя больше отдыхает, чем работает, да? Я как ни спрошу, он всё в отпуске. У него целый год отпуск и только двадцать рабочих дней, я правильно понимаю? Отпускные-то он не забывает получить?

— Да почему, Давид Георгиевич? — ожил Савоськин. — Это не так. Работает он нормально. Ну, взял недельку, что такого? Четыре раза в год по недельке — вот вам и двадцать рабочих дней.

— Ай, все любят отдыхать, — засмеялся Давид. — Да, Сергей? А работать никто не любит. Ну давай, рассказывай, что там за специфические задания?

Ладно, рассказать можно. Давайте, Давид Георгиевич, займитесь наведением порядка. Заодно и посмотрим, чья это инициатива была такая.

— Я понял, — начал я. — Я привёз сумку с деньгами на базу. Они, похоже, там занимались криминальными делами.

— Что за база?

— За городом. Стоит в поле теремок, как говорится. Ну, не теремок, конечно, а огороженный железобетонным забором участок, включающий несколько зданий, котельные, бараки и склады. Руднёв велел отвезти туда сумку с узбекскими Сумами.

— С узбекскими? — переспросил Давид и, чуть покачивая головой, повернулся к Савоськину. — Они, наверное, что-то из Узбекистана возят?

Взгляд у Давида Георгиевича был надменный и вопросительный. Савоськин сделал вид, что не замечает, опустил голову и начал листать большую записную книжку.

— И что дальше? — кивнул мне Давид.

— А дальше они там начали орать.

— На тебя?

— Ну да, на меня. Что типа Руднёв очередной раз меньше, чем договаривались, денег прислал.

— В очередной раз? Узбекские Сумы?

Давид снова посмотрел на Савосю, но тот не реагировал. Давал всем видом понять, что не при делах.

— И что дальше было? — кивнул мне инквизитор. — Ты взял всех и пострелял?

— Я пострелял? Вы что, шутите? Я школьник, как я постреляю?

— Ну и что же там произошло, школьник?

— Их чувак, Алёша, начал…

— Ты его знаешь, что ли? — перебил он.

— Ну, да, знал, — подтвердил я. — Один раз пересекались. В не очень хорошей ситуации.

— В какой ситуации? Хотя ладно, потом про Алёшу расскажешь. Что там дальше было?

— Стрельба началась, Давид Георгиевич.

— Как стрельба?

— Ну вот самая настоящая. А они какие-то вообще дикие оказались. Алёша деньги по двору раскидал, будто они вообще никакой ценности не имели. На меня начал наезжать, угрожать. Сказал, кто-то должен ответить за эти дела. Подбежал чувак, который ворота охранял, который меня на территорию запускал. У него в руке был пистолет.

— Так… — нахмурился Давид, начиная видимо догадываться, что всё это задание было чистой воды подставой.

— И он начал палить, — сказал я. — Там как вышло, сначала суматоха пошла из-за этого Алёши. Он на меня конкретно наезжал. Я ответил что-то резкое. Он не стерпел заорал ещё громче. А этот сторож, или кто он там, возьми, да и шарахни из пистолета. Только я-то понял, что кирдык настаёт, и как увидел ствол, сразу пригнулся, упал на землю, а тот дурачок выстрелил. И попал в Алёшу, который стоял прямо позади меня.

— Ты шутишь сейчас?

— Нет, не шучу. Даже я понимаю, что так нельзя делать, стрелять в цель, если за целью свой человек. Но они, походу, ужаленные были. Другого объяснения нет. Короче, выстрелил и завалил Алёшу. Тот захрипел, упал. На выстрелы выскочил третий кент с калашом. И ещё там один.

— И начал палить в тебя?

— Да нет, он уже начал палить в того, который Алёшу завалил. У них, короче, пошёл настоящий кинематограф. Мотор, хлопушка, выстрел. Семеро смелых, честное слово. В общем, пока они там стреляли друг в друга, началось восстание рабов. Бомжи высадили окно и полезли наружу.

— Какие бомжы? Ты не сочиняешь?

— Они там в рабстве у Алёши этого были.

Давид снова с удивлением посмотрел на Савосю, а тот снова пожал плечами.

— Мы к этому отношения не имеем, — заявил он.

— Ну, я бомжей выпустил, — кивнул я.

— А зачем выпустил?

— Так живые же люди. К тому же этот Алёша меня самого, но не в этот раз, а месяц назад примерно, в такую же дыру привёз и затолкал. Я еле свалил в тот раз. Грузовик у них угнал и дёрнул.

— Как так вышло-то?

— Ну вот так. Был там у них один такой деятель, Харитоном звали.

— Ну ты, парень, я смотрю, любитель попадать в истории.

— Да нет, Давид Георгиевич, я в истории попадать не люблю. Но Руднёв послал, что было делать-то? Я же на работе.

— Хорошо.

— Ну вот и всё, собственно

— М-да…

Давид почесал заросший щетиной подбородок и задумался.

— Интересно, а ты Панюшкина знаешь? — спросил он, выйдя из задумчивости.

— Усы что ли? Ну знаю, как не знать.

— Откуда?

— Так он же прессовал меня. Похищал, увозил на заводик свой, документы требовал. Я так понимаю, он под Раждакйным ходит?

— А Раждайкина, откуда знаешь?

— Давид Георгиевич, вы меня удивляете. Вы как будто не из этой организации.