Второгодка. Книга 5. Презренный металл

— Я спрашиваю, ты отвечаешь, — спокойно и безо всякого раздражения ответил он.

— Так он меня тоже прессовал, — пожал я плечами. — Он застрелил того самого Харитона, босса этого Алёши, про которого я только что рассказывал. И хотел повесить на меня это дело. А до этого ещё очень сильно расстраивался, что ему шеф, я так понимаю, Никита Антонович, не дал меня запытать до смерти. Говорят, он за свои штучки присесть может.

— А за что конкретно он может присесть, ты знаешь? — прищурился Давид.

Он спрашивал и наблюдал, в надежде, что я проколюсь или поплыву, не сумев дать верный ответ.

— Ну, так за этого Харитона, — развёл я руками, — За вьетнамца, который был, боссом Алёши. У них там вообще какая-то конченая мафия, старьёвщики, цыгане, хер поймёшь с этими бомжами. Он же хотел на меня стрелки перевести, но что-то, видать, не так пошло.

— И что пошло не так?

— Я не знаю.

— А ты видел оружие, из которого был убит этот… вьетнамец?

— Нет, откуда?

— А как он пытался тебя подставить?

— Ну блин, Давид Георгиевич! Я поймал вьетнамца… и посадил под замок. Потому что он тоже меня прессовал по указке Раждайкина. А пока я метнулся по делам, этот Раждайкин пришёл и замочил его.

— Нет, правда, удивляюсь я, — покачал головой Давид Георгиевич. — Савося, может, ты мне объяснишь что-нибудь?

— Давид Георгиевич! Вы что! Я вообще всё это впервые слышу. Я ни ухом, ни рылом об этом деле. С меня не спрашивайте. Это же Никита тут ниточки дёргал!

— Пацан, малолетка, школьник, да ещё неуспевающий, — поражённо проговорил Давид. — Вы тут ему такую мясорубку устроили, а он вас всех сделал. Как так, Серёжа? Может, тебе помогал кто?

Держись, держись Крас. Главное, не сфальшивить. Играю рооль, такую роль…

— Во-первых, — хмыкнул я, — это я раньше неуспевающим был. Там типа драма сердечная. Дурь подростковая, знаете? Бывает, гуси летят.

— То есть хочешь сказать, что у тебя гуси летели?

— Ну а как ещё назвать? Вообще не понимаю. Сейчас анализирую и понять не могу, как меня так угораздило по молодости лет. Химия. Сто процентов. Все эти гормоны, всё это созревание дурацкое, химия и отсутствие жизненного опыта. Это всё из-за Ангелины, внучки Глеба Витальевича.

Важно было не переигрывать. Держаться свободно, но натурально…

— Знаю я, кто такая Ангелина.

— Ну вот, — усмехнулся я. — Тогда вы меня понимаете.

— Нет, не понимаю, — ответил Давид.

— Да я сам себя не понимаю в том времени. Она, конечно, девушка хорошая, но чтобы прямо так… Ну ладно, это отдельная история. Я, как джентльмен, не могу о ней распространяться.

Роль простака была не такой уж простой. Но Давид Георгиевич пока никак не показывал своё отношение к моим словам и к манере подачи. Вроде как откровенный болтун. Ясно же, что дурачок-недотёпа не смог бы выскользнуть из всех этих дел. Поэтому, что он думал обо мне на самом деле, я пока не знал.

— Так, значит, ты Панюшкина знаешь? — кивнул Давид.

— Ну да, знаю.

— А где он сейчас, можешь сказать?

Сидит в деревне на свежем воздухе. Дрова колет.

— Понимаете, — усмехнулся я, — я бы не сказал, что мы приятели. Чисто пересекались когда-то. Но желанием его видеть я не горю, вы уж должны были понять. Наша встреча была не самой приятной. Он меня запихал в машину и увёз к себе на завод, чтобы застращать. Так что вообще странно, что вы ко мне такой вопрос обращаете. Мне-то откуда знать, где он может быть?

— Ну ладно, — кивнул он и повернулся к Савосе. — Мы пошли.

— Можно поинтересоваться, куда? — кивнул я.

— Да здесь, недалеко, в переговорную. Потолкуем с Никитой.

Опаньки. С Никитой толковать мне было не слишком-то интересно. Но, видать, испытание нужно было пройти полностью.

Мы вышли из кабинета.

— Всего доброго, Давид Георгиевич, — очень любезно воскликнула секретарша, но тот даже не обернулся.

В длинном коридоре, застеленном ковровой дорожкой, к нам сразу присоединились два джигита, похожие на тех абреков, что были в горном доме, только без оружия. Вернее, они просто не держали его на виду. Интересно, когда я шёл сюда, их в коридоре не было. Ну-ну.

Переговорная была на этом же этаже, совсем близко. Когда мы подошли к двери, она открылась, и из неё выскочил Нюткин, красный и взъерошенный, словно его за шкирку таскали.

— Здравствуйте, Давид Михайлович, — кивнул я ему, хотя его присутствие здесь ничего хорошего не сулило.

Он быстро глянул на Давида Георгиевича и просквозил мимо, не ответив. Надо же, два Давида, но какие разные. Вот так, Варвара, ты полная идиотка. Подставила и меня, и сама в некотором смысле тоже подставилась. Нашла с кем вести дела — с Нюткиным. Он был из тех, кто купит, продаст, снова купит и снова продаст, но уже дороже.

За двустворчатой полированной дверью находилась просторная, богато обставленная комната с иностранной мебелью. Посредине стоял длинный массивный стол, вокруг него расположились дорогие кожаные кресла. В воздухе сквозил тонкий аромат роскоши.

Во главе стола в спортивном костюме сидел Никитос. Голова его была замотана бинтом.

Увидев меня, он стиснул зубы и на скулах его задвигались желваки. Руки вцепились в край стола, пальцы побелели.

— Где Панюшкин, урод?! — прошипел он, глядя на меня так, будто хотел испепелить взглядом. — Где Панюшкин?

— Никита Антонович, вот Давид Георгиевич меня уже спрашивал. Я-то откуда могу знать, где ваш подчинённый?

— Сука! — прохрипел Никита.

Давид Георгиевич сел за стол, развернулся боком, подпер голову рукой и уставился на Никитоса, переводя взгляд с него на меня, будто в час досуга решил понаблюдать, как кумушки выясняют отношения.

— Дай-ка мне свой телефон, — сказал он, будто вспомнив, что хотел давно уже сделать.

— Зачем это? — нахмурился я.

— Давай-давай.

Я вынул мобилу и протянул ему.

— Включи. Введи пароль.

Я ввёл, демонстрируя полную открытость. Ну, собственно, а что бы он там нашёл? Это был мой официальный телефон, без малейших намёков на секреты. Давид взял, полистал, проверил, какие программы включены, а потом положил на стол рядом с собой.

— Где документы?! — рявкнул Никитос и шарахнул кулаком по столу.

— Документы? — удивлённо переспросил я и посмотрел на Давида. — У меня их давно нет.

— А где они? Что значит «давно нет»? Ты охерел? Я тебя своими руками задавлю, выпотрошу и соломой набью. Будешь стоять у меня здесь, как чучело! Ты понял, сучёнок?