Введение в конституционное право с разъяснением сложных вопросов

Что ж, действительно, конституции многих государств появлялись и появляются как итог социальных катаклизмов, неважно, вызванных внутренними или внешними причинами. Но де Местр был совершенно неправ, полагая, что конституция – лишь «юридическая игрушка» в руках очередной революционной группы.

Феномен конституции появился не потому, что кому-то пришла в голову мысль о необходимости фиксации некоей системы власти посредством юридического акта, – он появился на вполне определенном этапе исторического развития европейской цивилизации, когда была осознана идея конституционализма. И если говорить о Франции конца XVIII – первой половины XIX в., то юридические конституции здесь в самом деле слишком часто сменяли одна другую и потому к ним может быть применима метафора «блестящие метеоры». Но нельзя не видеть и того, что при всех переворотах сохранялась идея конституционализма. Например, даже при Реставрации Людовик XVIII не посмел формально восстановить абсолютизм (ни до, ни после «Ста дней»), равно как и сменивший его Карл X (другое дело, что режим правления этих монархов не очень соответствовал конституционным принципам).

Через полвека у де Местра появился «единомышленник», Фердинанд Лассаль, который также пренебрегал юридической конституцией. Я поставил здесь кавычки, поскольку революцию Лассаль считал как раз необходимой для изменения конституции. Не потому, что почитал силу, а потому, что был убежден в ее первичности. Он, в частности, писал: «Хотя несомненно, что право должно бы предшествовать силе, но в действительности сила всегда предшествует праву, и до тех пор предшествует ему, пока право с своей стороны не наберет достаточно силы, чтобы сломить силу бесправия» [81] .

81

Лассаль Ф. Сила и право (Открытое письмо редактору «Реформы») // Сочинения Фердинанда Лассаля. С. 54.

Ф. Лассаль жил в Пруссии, которая в то время была самой мощной из всех немецких монархий. Но прусский король не являлся уже абсолютным монархом. Под влиянием революционных событий, прокатившихся по всей Европе в 1848 г., была принята Конституция Пруссии 1850 г., которая предусматривала принцип разделения властей и провозглашала некоторые права личности. Однако часть прусского общества желала еще большей политической свободы и участия в государственных делах. К тому же «модными» стали социалистические идеи, что дало повод Марксу и Энгельсу оптимистично начать свой «Манифест коммунистической партии» со слов: «Призрак бродит по Европе – призрак коммунизма» [82] .

82

Маркс К., Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. С. 423.

В этих условиях часть прусского общества задалась вопросом: как потеснить или вообще лишить власти монарха? И поскольку понятие «конституция» уже прочно вошло в европейский дискурс, обсуждалось то, каким образом можно изменить прусскую Конституцию. В разгар этих дискуссий, в 1862 г., социалист Ф. Лассаль выступил с речью, которая так и называлась – «О сущности конституции». И начал с иронии по поводу ее формальных определений:

«Теперь все с раннего утра до позднего вечера толкуют о конституции. Во всех газетах, во всех обществах, во всех трактирах только и речи, что о конституции. Однако, если я спрошу серьезно: в чем состоит сущность, понятие конституции, – то весьма опасаюсь, что из стольких рассуждающих найдется очень немного способных дать удовлетворительный ответ. Многие при этом вопросе почувствуют необходимость схватиться за том Собрания законов 1850 г. и прочесть в нем о прусской конституции. Но вы видите, что это не будет ответом на мой вопрос. Ведь в томе этом помещено только особенное содержание известной, именно прусской конституции, и, стало быть, он не может дать ответа на вопрос: в чем состоит сущность, понятие конституции вообще? Если я задам этот вопрос юристу, он скажет мне в ответ: “Конституция есть договор, клятвенно заключенный между королем и народом и устанавливающий основные принципы законодательства и правления страны”. Или, так как есть и республиканские конституции, он даст более общее определение: “Конституция есть провозглашенный в стране основной закон, устанавливающий организацию публичного права в этой нации”.

Но все эти и тому подобные формальные юридические определения так же далеки от настоящего ответа на мой вопрос, как и предыдущий ответ. Все они представляют лишь внешнее описание того, как делается конституция и что она делает, не объясняя, что такое конституция. Они дают критерии, признаки, по которым можно внешним и юридическим образом знать конституцию. Но они не говорят нам, в чем сущность конституции. Поэтому они оставляют нас в совершенном неведении насчет того, хороша или дурна, возможна или невозможна, прочна или не прочна данная конституция» [83] .

83

Лассаль Ф. О сущности конституции. С. 6.

Что же взамен предлагал Лассаль? Если совсем коротко, то конституцией он считал реальную картину данного общества, т. е. исходил из сугубо «биологического» значения понятия «конституция» – как основных морфологических и функциональных особенностей организма. Но поскольку Лассаль апеллировал не к правовым явлениям, а к социальным, я и назвал такой подход «социологическим». В пользу своего понимания Ф. Лассаль нарисовал следующую гипотетическую ситуацию:

«Вам известно, господа, что в Пруссии только то имеет законную силу, что обнародовано в собрании законов. Собрание законов печатается в главной правительственной типографии Декера. Оригиналы законов сохраняются в известных государственных архивах; печатные собрания законов – в других архивах, библиотеках и магазинах.

Предположим же, что сделался страшный пожар, вроде гамбургского, и что в нем сгорели все эти государственные архивы, библиотеки, магазины и главная правительственная типография Декера; предположим, что по странному стечению обстоятельств то же случилось и в других городах монархии, что погорели даже частные библиотеки, в которых были собрания законов, так что во всей Пруссии не осталось ни единого закона в достоверной форме. Таким образом, страна лишилась бы всех своих законов, и ей ничего не оставалось бы, как приняться за составление новых. Ну, как же вы думаете, господа? Можно ли было бы поступать в этом случае произвольно, создать произвольно новые законы, и такие, какие вздумалось бы? Посмотрим.

Положим, вы сказали бы: законы погибли, будем создавать новые и при этом уже не дадим монархии того положения, которое она до сих пор занимала, или даже вовсе не дадим ей никакого положения.

Король просто-напросто сказал бы на это: законы погибли, но что же из этого? Фактически мне повинуется армия, идет, куда я прикажу ей; фактически коменданты арсеналов и казарм выдадут по моему приказу пушки, и артиллерия выедет с ними на улицы, и, опираясь на эту фактическую силу, я не хочу, чтобы вы делали мне иное положение, кроме того, какого я желаю. <…> Итак, господа, мы знаем теперь, что такое конституция страны, а именно: существующие в стране фактические отношения силы» [84] .

84

Там же. С. 9–10.

Говоря об «отношениях силы» (соотношении сил), Лассаль имел в виду не только монарха и народ, но и, исходя из тогдашней прусской реальности, такие «части конституции», как представители банковского капитала, крупные землевладельцы, промышленники, мелкие буржуа, наемные рабочие и т. д. К этому он прибавлял общественное сознание («общее сознание, общее развитие есть также часть конституции» [85] ).

Юридическую конституцию («установление») Лассаль считал необходимой только для того, чтобы оформить конституцию фактическую («устроение»). Причем, «когда писаная конституция не соответствует действительной, между ними происходит столкновение, которого ничем нельзя предупредить и в котором писаная конституция, листок бумаги, неизбежно побеждается действительною конституцией, действительными отношениями силы, существующими в стране» [86] .

85

Там же. С. 10–13.

86

Там же. С. 22.

В самом деле, конституция не может абстрагироваться от характера, особенностей культуры конкретного общества, его структуры, уровня экономического развития страны. Однако сущность ее вовсе не в этом! Больше того, Лассаль вообще уводит от понимания смысла, предназначения конституции, подменяя вопрос о ее сущности проблемой «как изменить общественный строй».

Для Лассаля писаная конституция подобна, как говорил он сам, «листу бумаги, подписанному нацией, или нацией и ее королем, и объявленному конституцией, каково бы ни было его содержание» [87] . Это – принципиальная ошибка. Правовед и философ Е.В. Спекторский (1875–1951), посвятивший отдельную работу критике концепции Лассаля, верно заметил, что «власть всегда может выродиться в произвол и даже деспотизм, совершенно независимо от того, принадлежит ли она одному лицу, например монарху, или же представителям класса, а то и целому классу. Власть всегда опьяняет тех, кто ею пользуется. И чем сильнее власть, тем больше опасность злоупотребления ею» [88] .

87

Лассаль Ф. О сущности конституции. С. 6.

88

Спекторский Е.В. Что такое конституция? // Хрестоматия по конституционному праву: учеб. пособие. Т. I: История, теория и методология конституционного права. Учение о конституции / сост. Н.А. Богданова, Д.Г. Шустров. СПб.: Изд. дом «Алеф Пресс», 2012. С. 542–543.

Не случайно лассалевская концепция так пришлась по душе В.И. Ленину, который воспроизвел ее суть в словах: «Что такое конституция? Бумажка, на которой записаны права народа» [89] .

В мою бытность студентом юридического факультета эту цитату мы обрывали на слове «бумажка», думая, что выражаем свою фронду. А на самом деле просто не понимали, что и слова «права народа» смысл не меняют. Ведь какие бы права ни были записаны (кстати, точнее говорить о правах человека), они останутся пустым звуком, если конституция не построена на таких принципах организации и функционирования государственной власти, которые позволяют эту власть ограничить.

89

Ленин В.И. Между двух битв // Ленин В.И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 12. М.: Политиздат, 1968. С. 54.

Спекторский совершенно правильно обратил внимание на то, что далеко не всякое соотношение сил может быть правомерным: «Когда убийца или грабитель нападает на свою беззащитную жертву, получается вполне определенное реальное соотношение сил в данный, по крайней мере, момент. Но кто станет утверждать, что такое соотношение и есть единственно возможное право?» [90] . Поэтому, писал он далее, при определении сущности конституции только как «фактической» игнорируется понятие конституционного государства, которым «является такое, где власть не только организована, но еще и ограничена, и притом не фактически только, а юридически или правомерно» [91] .

90

Спекторский Е.В. Указ. соч. С. 542.

91

Там же. С. 544.

Анализируя текст речи Лассаля, нельзя утверждать, что он выступал за конституцию, построенную на чьем бы то ни было всевластии, обладании монопольной властью. Но его понимание открывало дорогу «конституциям», фиксирующим как раз власть («соотношение сил») «убийцы или грабителя над их жертвой».

Характерно тут продолжение процитированной мысли Ленина, начинающейся словами о «бумажке, на которой записаны права народа»: «В чем гарантия действительного признания этих прав? В силе (в цитате курсив Ленина. – М. К.) тех классов народа, которые осознали эти права и сумели добиться их. Не будем же обольщаться словами, – это приличествует только краснобаям буржуазной демократии, – не будем ни на минуту забывать того, что сила доказывает себя только победой в борьбе, и что мы далеко еще не одержали полной победы. Не будем же верить красивым фразам, – мы переживаем как раз такое время, когда идет открытая борьба, когда все фразы и все обещания проверяются немедленно на деле, когда словами, манифестами, посулами конституции одурачивают народ, стараются ослабить его силы, разрознить его ряды, побудить его к разоружению» [92] . Откуда эти слова об «одурачивании посулами конституции»? Дело в том, что Ленин писал статью «Между двух битв» в ноябре 1905 г., месяц спустя после издания Манифеста от 17 октября, даровавшего ряд политических свобод и вместе с Манифестом от 6 августа 1905 г. ставшего основанием для первой русской Конституции – Основных государственных законов от 23 апреля 1906 г. Вот этого и опасался вождь большевиков: что постепенное конституционное развитие отвлечет массы от идеи полного переустройства государственности на основе большевистской конструкции. Поэтому он писал, в частности: «Толкуют о свободе, говорят о народном представительстве, ораторствуют об учредительном собрании и забывают постоянно, ежечасно и ежеминутно, что все эти хорошие вещи – пустые фразы без серьезных гарантий. А серьезной гарантией может быть только победоносное народное восстание, только полное господство вооруженного пролетариата и крестьянства над всеми представителями царской власти, которые отступили шаг назад перед народом, но далеко не подчинены еще народу, далеко не низложены народом» [93] .

92

Ленин В.И. Между двух битв. С. 54.

93

Там же. С. 53.