Введение в конституционное право с разъяснением сложных вопросов

Увлекшись революционными методами общественных изменений, Ф. Лассаль проигнорировал, что современные конституции как раз и появились ради того, чтобы гарантировать ценности, необходимые всем и каждому (общечеловеческие ценности). Спекторский по этому поводу заметил:

«И капиталист и рабочий, и горожанин и крестьянин равно заинтересованы в том, чтобы не подвергаться произвольному аресту, иметь право свободно высказывать свои мнения, участвовать в управлении страною и т. п. Словом, конституция есть нечто такое, что, нисколько не устраняя классовой борьбы и отнюдь не обещая этого, равно необходима для всех, подобно просвещению и другим благам культуры» [94] .

94

Спекторский Е.В. Указ. соч. С. 542.

С этой ошибкой Лассаля связана еще одна, о которой, впрочем, я уже говорил, – низведение писаной конституции до уровня официального фиксатора сущего. Е.В. Спекторский писал, что есть силы, которые «отвергают конституцию потому, что она рассчитана на мирное, органическое течение государственной жизни. Они же, мятежные, ищут бури» [95] . Правда, слово «отвергают» здесь неточно. Те же большевики не отвергали юридическую конституцию, они просто не придавали ей значения правового акта, позволяющего стать реальной основой для всего остального корпуса юридических актов. И концепция Лассаля играла им на руку. Тот же Спекторский подметил, что эта концепция фактически базируется на ущербной методологии марксизма. Ее суть – в разделении материальной и духовной сфер бытия соответственно на «базис» и «надстройку», причем последняя полностью детерминирована первым.

95

Там же. С. 543.

Согласно «историческому материализму», писал Е.В. Спекторский, «конституционные и всякие иные правовые и государственные идеи и установления не имеют ни решающего, ни вообще существенного значения, ибо главное в общественной жизни – это борьба экономических классов, преимущественно капиталистов и рабочих, за хозяйственные блага. В этой борьбе конституции и кодексы как бы сами собою, автоматически надстраиваются над экономическим фундаментом общества, отражая существующее в нем реальное соотношение сил. С точки зрения такого понимания вещей, бесплодны все усилия юристов и политиков дать своей стране возможно лучшую конституцию или вообще какую бы то ни было искусственную конституцию: ведь у каждой страны и без этих усилий есть своя совершенно естественная конституция, иными словами, реальное соотношение общественных сил» [96] .

96

Там же. С. 541.

Юридическая конституция имеет самостоятельную ценность, ибо способна умиротворить общество, стабилизировать общественные отношения, ввести политическую борьбу в правовое русло. Ведь если задачей юридической конституции является фиксация «действительной», что будет происходить впоследствии, когда изменится «фактическое отношение силы»? Снова революционный взрыв?

В том-то и состоит одно из ключевых значений писаной конституции (если, конечно, она основана на конституционализме), что она способна формировать и затем укреплять конституционное сознание (некоторые говорят о конституционной культуре), включающее прежде всего признание установленных конституцией правил, готовность их соблюдать, даже если они мешают какой-то политической силе достичь тактических целей.

Другое дело, что наличествующий уровень общественного сознания не может слишком сильно расходиться с декларируемыми конституционными ценностями. Д.Г. Шустров верно замечает: «Конституция, чтобы быть действительной, а не фиктивной, должна отражать близкий к существующему (не отдаляясь сильно) уровень конституционной культуры общества, но одновременно она должна влиять на формирование более высокого уровня конституционной культуры общества. Получается, что если конституция отображает существующий уровень конституционной культуры общества, то она будет действительной, но не будет формировать ее более высокий уровень. Если конституция отражает более высокий уровень конституционной культуры общества, чем существует на самом деле, то она может стать фиктивной и в конечном итоге может его не сформировать, поскольку взамен может вызвать у граждан конституционное отчуждение. Это известная проблема “игры на опережение” в конституционном праве, мудрого сочетания программных и дескриптивных элементов в конституционном регулировании» [97] .

97

Шустров Д. Essentia constitutionis: Конституция Российской Федерации в фокусе теорий конституции XX–XXI веков. Ч. 2 // Сравнительное конституционное обозрение. 2017. № 5. С. 83.

У Лассаля же на первое место выходит сознание революционное, крайне опасное для государственности. И это позволяет сказать еще об одной ошибке лассалевской концепции – об игнорировании понимания конституции как общественного договора, что предполагает компромиссный характер ее содержания.

Вновь процитирую Е.В. Спекторского, который писал, что революционеры «упускают из виду, что революция – это как бы лихорадка общественного тела. Временная лихорадка обновляет организм, постоянная же убивает его. А кроме того, после лихорадочного возбуждения обыкновенно наступает слабость, апатия, усталость. И вот нельзя рассчитывать на то, чтобы революционное возбуждение длилось годами и даже вечно. Люди не могут долго выдержать напряженного ожидания переворотов, когда завтра, завтра утром, а, может быть, еще и сегодня вечером может наступить полное изменение всех общественных и политических отношений. Опыт истории слишком убедительно показывает, что за эпохами революционного подъема неизбежно следуют такие времена, когда общество устает, впадает в апатию, теряет веру не только в революции, но даже и в реформы. Тогда оно отказывается от сознательного переустройства своей жизни и предоставляет себя во власть или естественного, косного течения событий, или даже реакционных сил, которые обыкновенно в это время поднимают голову и торжествуют. И вот очень неосмотрительно поступают те, которые, пренебрегая этим обычным исходом революционных движений, тешат себя и других иллюзией вечной революции и не спешат использовать революционный кризис для того, чтобы закрепить фактическую свободу, превратить ее в правомерную и тем достойно подготовиться к борьбе с апатией и реакцией» [98] .

98

Спекторский Е.В. Указ. соч. С. 541.

Но ведь многие конституции появлялись как раз в ходе (итоге) революций, скажете вы. И будете правы. Однако революция революции рознь. Одно дело, если она направлена на завоевание всей полноты власти, и другое – если целью революции является установление институциональных условий, при которых ни одна социальная группа и ни одно мировоззрение не выталкивается из публичной жизни.

Значение конституции

Аристотель утверждал, что государство «создается не ради того, чтобы жить, но преимущественно для того, чтобы жить счастливо <…>» [99] . Однако К. Поппер был, на мой взгляд, точнее, говоря, что «не существует институциональных средств, позволяющих сделать человека счастливым», можно лишь стремиться к тому, «чтобы его избавили от несчастий, которые человечество способно предотвратить» [100] . Вот эту задачу как раз и выполняет конституция. А понимание такой задачи делает современное общество цивилизованным. Вновь приведу суждение Е.В. Спекторского:

99

Аристотель. Политика // Платон, Аристотель. Политика. Наука об управлении государством. М.: ЭКСМО; СПб.: Terra Fantastica, 2003. С. 395.

100

См.: Поппер К.Р. Открытое общество и его враги: в 2 т. Т. 1: Чары Платона / пер. с англ.; под ред. В.Н. Садовского. М.: Феникс; Международный фонд «Культурная инициатива», 1992. С. 200.

«Она (конституция. – М. К.) не устраняет социальной борьбы, религиозной, классовой и иной. Зато она вводит ее в культурную форму. Она не производит социальных реформ. Зaто она создает для них законную возможность. Она вообще не разрешает по существу ни одного общественного вопроса. Зато без нее нельзя разрешить ни одного вопроса, ибо она устанавливает пути для разрешения всяких общественных вопросов» [101] .

101

Спекторский Е.В. Указ. соч. С. 548.

Такая миссия конституции становится возможной благодаря тому, что она утверждает две основополагающие идеи, на которых строится современная государственность.

Первая идея – признание права на человеческое достоинство в равной степени за каждым человеком. Сегодня это воспринимается как аксиома, и вряд ли кто-либо без риска потерять свою репутацию займется опровержением фундаментального принципа, зафиксированного в ст. 1 Всеобщей декларации прав человека ООН [102] (принята и провозглашена резолюцией 217 А (III) Генеральной Ассамблеи ООН от 10 декабря 1948 г.): «Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах». А ведь еще два с лишним века назад это не только не казалось очевидным, но и воспринималось как покушение на общественные устои.

102

Всеобщая декларация прав человека (принята Генеральной Ассамблеей ООН 10.12.1948) // СПС «КонсультантПлюс».

Вторая идея призвана обеспечить реальность первой, т. е. гарантировать условия, при которых человеческое достоинство может быть защищено правовыми средствами. Для этого требуется конструкция власти, которая бы ограждала общество от произвола и тирании. Такая конструкция возможна, если она зиждется на принципе разделения властей. Об этом подробнее будет сказано ниже, а здесь лишь подчеркну, что разделение властей имеет, так сказать, отрицательную направленность. Этот принцип содержит в себе презумпцию не добродетелей (знаний, мудрости, благородства и т. п.) властвующих, а, наоборот, их подверженности земным соблазнам. Как бы ни был «хорош» властвующий, но, с одной стороны, на него способны негативно повлиять длительность правления и его окружение, с другой – вовсе не обязательно, что «хорошего» правителя сменит «лучший» или хотя бы «такой же». К. Попперу принадлежат замечательные слова:

«Ясно, что как только задается вопрос “Кто должен править? ”, трудно избежать такого ответа, как “лучший”, “мудрейший”, “рожденный править”, “тот, кто владеет искусством правления” или, может быть, “всеобщая воля”, “раса господ”, “индустриальные рабочие”, “народ”. Этот ответ звучит вроде бы убедительно – в самом деле, кто станет защищать правление “худшего”, “величайшего идиота” или “рожденного рабом”? <…> Если мы с этим согласимся, то нам придется ответить на вопрос, не сталкивается ли политическая мысль с самого начала с возможностью дурного правительства, не должны ли мы готовиться к худшим правителям, надеясь на лучших. Однако это ведет к новому взгляду на проблему политики, так как нам теперь требуется на место вопроса “Кто должен править?” поставить другой вопрос: “Как нам следует организовать политические учреждения, чтобы плохие или некомпетентные правители не нанесли слишком большого урона? ”» [103] .

103

Поппер К.Р. Указ. соч. Т. 1. С. 160-161.