Выбор

– Не удивлен потому, что мое положение тут очень непрочно и всецело зависит от расположения семьи. Сегодня я тут, а завтра - выкинут прочь.

Губы Гилберта презрительно скривились, он снисходительно посмотрел на меня, а что же ты ждал то, приблуда?

– Ошибаетесь, Клайд, вы меня не слушаете?

Попался. Попался!

– Слушаю очень внимательно, дядя.

Гилберт побледнел, я только что впервые обратился к Грифитсу-старшему по семейному.

– Ваше положение здесь всецело зависит от того, как вы исполняете свою работу, как работает вверенное вам отделение, достойно ли вы представляете семью, наконец. Вы это понимаете?

– Разумеется. И именно поэтому я позволил себе в разговоре с мистером Лигетом упомянуть о некоторых соображениях, касательно улучшения работы этого самого отделения.

Гилберт скривился вторично.

– Какими соображениями вы можете нас обогатить, Клайд? Вы же ничего не знаете, нигде не учились, не имеете никакого образования!

А ты горячишься, братец. Где твоя бесстрастность?

– Потратьте толику времени и сами решите, обогатят они вас или нет. А диплом, в конце концов, это просто красивый кусок типографской бумаги, не более. Родоначальники Морганов не блистали манерами и образованием, например.

Уел. Дядя с братом переглянулись. И в конторке раздался громовой хохот мистера Грифитса-старшего. Девчонки в цеху от неожиданности прекратили работать и разом подняли головы. Глаза Роберты нашли меня и я постарался ответным взглядом передать - все хорошо, родная! Она опустила голову и бодро застучала штампом.

– Получил, сынок?

Отсмеявшись, дядя прошелся по кабинету, выглянул в цех. Как раз вернулись Лигет и мисс Тодд.

– Ну вот, мисс Тодд, последите пока тут за порядком, мы забираем мистера Клайда на некоторое время.

– Конечно, я все сделаю , - мисс Тодд зашла внутрь и по хозяйски заняла мое место. Стало как то тоскливо, вернусь ли сюда вообще. Поединок в разгаре и исход очень неясен. Гилберт в ярости.

– Итак, Клайд, мы вас слушаем. Говорите вы красиво, но пока это только слова. Излагайте ваши таинственные соображения. Лигет, останьтесь!

Я подошел к выходу в цех и сделал приглашающий жест. Мы вышли к девушкам и я начал обход.

– Последние недели я наблюдаю, разумеется, не за счет основных обязанностей,за тем, как распределяется рабочее время девушек.

Как раз во время этого вступления я поравнялся с Робертой. Услышав про "последние недели", она сделала круглые глаза от удивления. И прыснула от смеха, поняв, что я делаю. Украдкой показываю ей кулак, она утыкается в воротнички, плечи ее трясутся. Ну, я тебе задам..

– Иными словами, я хотел узнать, нет ли неоправданных простоев в работе, замедлений работы.

– То есть, нет ли нарушений дисциплины, не ленятся ли девушки?
– дядя остановился и стал присматриваться к тому, как работает Марта. Ты на что там загляделся, а?

– О, нет, проблем с дисциплиной у нас нет и не было.

– Тогда о чем идет речь?
– нетерпеливо спросил Гилберт. Интересно стало?

– Речь о том, что я заметил остановки в работе, вызванные не ленью, не нерадивостью.

Делаю паузу.

– Чем они вызваны, Клайд?

И тебе стало интересно, дядя?

– Болью, дядя.

– Чем?

Он явно обескуражен.

– Болью. Усталостью. Болью в спине и руках.

Гилберт пренебрежительно усмехнулся.

– Тоже мне открытие, работницы устают на работе..Ради этого мы тут тратим свое время?

– Работницы могут уставать меньше и производить больше, их руки могут работать с меньшей болью и не делать остановок посреди рабочего процесса, Гилберт.

И усмешка медленно исчезла с его лица. Резко я. Но пора ставить себя.

– Поясни еще раз насчет остановок работы, Клайд.

Гилберт удивленно посмотрел на отца, я тоже. Они обратился ко мне на "ты". Впервые. Не расслабляться.

– Сюда идет поток воротничков, около ста тысяч в день, так?

Дядя вопросительно взглянул на сына, Гилберт кивнул.

– Очень важно, чтобы процесс был ровным и непрерывным. Каждая работница штампует около четырех тысяч воротничков в день.

Говоря это, я начал неспешно прохаживаться по цеху.

– Рабочий день составляет девять часов или пятьсот сорок минут. Таким образом, средняя поминутная выработка составляет около семи воротничков в минуту.

Лигет достал блокнот и ручку, ничего себе проняло. Смелый он, однако.

– Когда работница останавливается хотя бы на минуту, это минус семь воротничков из ее возможной выработки в этот день.

– На сколько останавливается работница в день, ты подсчитал?

Дядя подался вперед, он уже все понял. Ну, девочки, простите. Ничего личного.

– В среднем простой составляет около часа.

Лигет лихорадочно начал подсчет. Он тоже уже все понял. Дядя нетерпеливо посматривает на его блокнот. Я деликатно молчу. Роберта восхищенно на меня смотрит, забыв про всю нашу конспирацию. Кулак показан вторично.

– Более десяти тысяч в день, мистер Грифитс.

Лигет вытирает выступивший на лбу пот.

– То есть мы теряем пятьдесят тысяч воротничков в неделю или двести тысяч в месяц?

Лигет молча кивнул. Гилберт ничего не сказал.

– Не теряем, дядя.- позволяю себе вмешаться.

– А что же?

– Мы их недополучаем. Если бы не этот простой, девушки могли бы вырабатывать больше.

Все, меня тут возненавидят. Ну, дикий мир капитализма.

– Так. Хорошо. Теперь изложи причину простоя и почему бы мне не выгнать всех работниц и не набрать новых, порасторопнее.

Грифитс-старший шумно выдохнул воздух и грозно посмотрел на девчонок. Те дружно опустили головы и постарались уйти в работу. Получалось ни шатко, ни валко. Берта, хватит пялиться, быть тебе отшлепанной сегодня.

– Выгонять бессмысленно, новые работницы также будут простаивать этот час.

– Почему же?

Уфф..Проняло железную душу, Гилберт вмешался. Не радуемся, рано.

– Потому что вы замените людей, но не замените то, на чем они сидят и на чем они работают.

– Ты хочешь сказать..

Все. Это Гилберт. На "ты". Я выиграл.

– Да, я хочу сказать, что если сделать стулья удобнее, столы пониже, свет помягче - работницы перестанут страдать от болей в спине, усталости в руках и жжения в глазах. И не будут простаивать по часу в день. Более того, повысится и текущая поминутная выработка, не буду слишком смел, если заговорю не о семи, а о десяти-двенадцати в минуту.