Выбор
Шрифт:
И я набрался нахальства и посмотрел на мистера Лигета, кивнув на его блокнот. Он послушно углубился в подсчеты. Все терпеливо ждут.
– Около ста пятидесяти тысяч в день.
Дядя и Гилберт переглянулись. И оба посмотрели на меня. Лигет нервно затеребил блокнот.
– Клайд, всего лишь переделать стулья, столы и лампы?
– Да.
Ответил коротко и максимально уверенно.
Гилберт подошёл ко мне вплотную и посмотрел в глаза.
– И ты, конечно, готов поручиться за результат?
И я бесстрастно отвечаю ему.
– Нет, не готов.
Удивления он уже не скрывает.
–
– А если прав?
– дядя кладет руку мне на плечо и разворачивает к себе.
– Вы решите, что со мной делать.
– А ты наглец, - старший Грифитс поворачивается к Гилберту, - ну, что, выгоним его?
– А мы посмотрим на результат его "соображений".
– Значит, так тому и быть, сын.
Грифитс прошелся вдоль столов, приглядываясь, слегка пожал плечами. И вдруг спросил Марту..
– Милочка, вы сильно устаете на штамповке? Может, болит вам что нибудь?
Ах ты....Я затаил дыхание. Гилберт подошёл ближе. Марта переводит взгляд с одного на другого. И молчит.
– Она скажет, что все в порядке, дядя, - успел вмешаться, пока не заговорила сама, - они все скажут, что все хорошо. Никто не хочет терять работу.
– Да, ты прав, их ответам доверять не стоит, - сказал Грифитс, подумав, - хорошо, начинай перестраивать отделение. Гилберт, Лигет, содействуйте и держите меня в курсе. И, Клайд, на эти выходные приходи на обед, поговорим еще.
Оо, черт..Хорошо, Берта это слышит сама, и не решит, что и я теперь бегаю от нее " к дяде на обед". Но что же делать..
За этими мыслями не заметил, что дядя и Лигет уже вышли, о чем то разговаривая и ко мне подошёл Гилберт.
– Пройдемся немного, Клайд?
– Давай, милый, рассказывай мне все все.
Роберта подперла ладошкой подбородок и с улыбкой приготовилась слушать. Тихий вечер за плотно задернутыми занавесками, уютно в треть накала горит лампа. В комнате полумрак, освещен стол, на нем наш уже привычный чай и пирожные, все таки я зашел по дороге в кондитерскую. Как же хорошо..На Берте ее домашнее платьице, то самое, бежевое с полосками, что было одето на ней в тот первый вечер, когда я к ней так неожиданно ввалился. Чудные пушистые волосы так же, как и тогда, светятся под лампой каштановым ореолом.
– Клайд, ну что ты..
– Что, солнышко?
– Смотришь так, - Берта смущенно оправила платье и провела ладонью по волосам, - перестань.
– Перестать на тебя смотреть?
– склоняю голову на бок и делаю жалостное лицо.
– Смотри, но..
– Что?
– Я не знаю, - она окончательно смутилась и покраснела, взяла чашку и отпила чаю, закрыв лицо, - рассказывай.
– Ох, девочка, сколько всего было, с чего начать,даже и не знаю..Пожалуй..
– Клайд, я могу поверить, что ты, встретив отца в Денвере и получив его приглашение, решил малость почитать о производстве воротничков, дабы не быть тут совсем уж олухом поначалу.
Мы медленно идем по круговой дорожке вокруг фабричного корпуса, Гилберт решил не разговаривать в офисе.
– Я могу поверить, что ты, приехав сюда и попав в декатировочную, решил выждать и не суетиться, ждал момента проявить
себя.Я молча иду рядом и не отвечаю, монолог Гилберта пока не предполагает ответа, версия изложена, теперь пусть говорит. Не суетиться, как верно заметил только что двоюродный брат.
– Я опять таки могу поверить, что, получив это отделение, ты решил, что настал подходящий момент и стал готовиться.
Мы дошли до поворота за угол корпуса и Гилберт остановился, повернувшись ко мне лицом. Чуть наклонился и заглянул мне прямо в глаза. А мы похожи, ох как похожи. В другое время, в другом месте мы бы..
– Но я не могу объяснить себе другое, Клайд. Может, ты мне поможешь?
Чуть отступаю, Гилберт подошёл слишком близко, ловлю себя на том, что вывожу его на расстояние удара, он опасен. И он мне нравится, черт возьми.
– Так задай вопрос, Гилберт.
Он выпрямился и сунул руки в карманы, посмотрел искоса, склонив голову, как будто рассматривает интересный экспонат.
– Хорошо.
Пауза. Я знаю, что он собирается спросить.
– Клайд, как получилось, что ничтожество типа тебя, которое еще два дня назад пританцовывало не хуже дрессированной собачки перед третьестепенным фабричным начальством, и смотрело мне в рот так, что хотелось тебя пнуть..
Гилберт цедил слова с обдуманным холодным презрением, не сводя с меня ледяных серых глаз. Силен. Я ждал чего то подобного, но чтобы так..Ох, силен, тяжко бьет. Где учили, кто? Но он продолжает.
– Как получилось, что полное ничтожество, которое даже никчемные хлыщи с Двенадцатого называют между собой не иначе как "пудельком Сондры"..
Ого...
– Как получилось, что это ничтожество внезапно не просто осмелилось поднять голову, не просто внятно сумело изложить действительно дельные предложения по производству..Как оно внезапно изменилось внутренне настолько, что я готов пожать ему руку прямо сейчас? Ну? Что скажешь, пуделек Сондры? Что скажешь, Клайди-маленький?
– Скажу, что ты не задал свой главный вопрос, Гил.
Они не дрогнув принял обращение по семейному, чего уж там, раз пошел разговор глаза в глаза.
– Как интересно. И какой же вопрос я избегаю тебе задать, Клайд?
– Почему я явно не собираюсь проявлять свои таланты на Фабрике пылесосов Финчли через всего то четыре месяца, Гилберт.
Глаза его расширились, он побледнел.
– Ах ты..
– Тихо, братец!
Гилберт набрал воздух и медленно выдохнул, не произнеся ни слова. Взял себя в руки.
– Так, хорошо. Считай, что этот вопрос прозвучал.
– Гил, ты же умный человек. Ответь на свой вопрос сам.
Никаких оправданий, никаких развернутых объяснений. Пусть думает и додумывает сам. А я помогу. Аккуратно.
– Клайд, ты уже почти официальный жених Сондры, разве не так?
Я рассмеялся, подбавив в смех обдуманную дозу горечи.
– Ничего подобного, ее родители и слышать не захотят о таком зяте, как я.
– Это известно, но когда Сондре исполнится восемнадцать, им придется принять ее решение.
И тут Гилберт понял. Решил, что понял.
– Ты передумал и хочешь с ней расстаться??
Ну, давай. Давай!
– Да.
– Но почему? Она действительно любит тебя, конечно, в ее понимании, но любит!