Высокие тополя
Шрифт:
— Ты чё делаешь? — завопил мужик неожиданно визгливым бабьим голосом. — Ты чё пинаешься?
— Освободи, говорю, будь вежлив, а то возьму вот за загривок и в воду.
— Да это что за люди такие? Что за дерьмо такое, господи прости. Эй, кто здесь есть?! Матросы!
— Не троньте его, бога ради, — сказала Тася.
— Ишь разжирел, — сердито ворчал Елкин. — На его бы месте мы вдвоем улеглись.
Они пристроились у борта на ветру. Тася обмотала шею полотенцем, а ноги вместе с ботами укутала халатом и старым платьем. Сжалась. Думала невесело, что плыть придется всю ночь, все утро, почти до обеда. Хоть бы дождя не было.
Катер шел ходко,
Тася засыпала сидя. Елкин что-то говорил ей, смеялся, размахивая руками. Вот он грубо хлопнул ее по плечу, толкнул сапогом:
— Интеллигенция.
Тася не хочет улыбаться, а улыбается, лишь бы он оставил ее в покое, дал бы поспать. Так хочется спать. А уж в леспромхозе, там она будет другой.
Ночи не было конца. Тася то и дело просыпалась и, сжимаясь от холода, вновь засыпала. В бок ей упиралось что-то острое, но не было сил встать и устроиться лучше. Елкин спал, запрокинув голову, и было слышно, как с присвистом храпит он.
Лишь на рассвете заснула она беспробудным сном смертельно усталого человека.
…Она не могла потом рассказать подробно, как все это произошло. Все было словно в дурном сне, будто в бреду. Что-то со страшной силой ударило ее в спину, и она куда-то полетела, слыша оглушающий пронзительный скрежет металла и хруст ломаемого дерева. Ледяная вода вмиг поглотила ее. Захлебываясь, Тася взмахнула руками и вынырнула. Река несла ее, ударяя волнами, тесная намокшая одежда и обувь тянули ко дну. Сзади кричали истошно нечеловеческими голосами мужчины и женщины. Тася не умела хорошо плавать и от страха и холода тоже что-то кричала. Было уже немного светло, и накрапывал дождь.
— Таисья! — услышала она надсадный, прерывистый голос Елкина. — Таисья!
Он плыл слева от нее, держа спасательный круг, и как-то странно подгибал шею и дергал головой.
— Н-на! — он бросил круг. Тася ухватилась за него. Повернулась к Елкину, но того не было на воде.
На рассвете, когда все пассажиры крепко спали и клевал носом штурман, катер на повороте реки столкнулся с самоходной баржей, груженной строевым лесом. Удар был страшен: баржей пробило корпус катера, люди, разместившиеся наверху, попадали в воду, и многих ранило.
Тело Елкина выловили днем неводом. Вызванный из ближайшего поселка врач осмотрел труп и сказал, что Елкина ранило в спину, ударило чем-то в голову, и ему было трудно держаться на воде.
Он лежал на берегу. Перед отъездом (к месту катастрофы подогнали два катера) Тася подошла к Елкину, постояла, поглядела и, стремительно наклонившись, поцеловала его холодную, все еще мокрую голову.
ПЛАНЕР НА ПРОВОДАХ
Мамка Петькина ушла на ферму. Она телятницей в колхозе работает. Петька достал чугун со щами, поел и, прибрав
со стола, стал размышлять, что делать дальше. Всякой работы у него — прорва: надо наколоть дровишек и натаскать в избу, подмести во дворе и накормить корову, свинью и собаку. Да еще уроки выучить. Да еще подбить сапоги, а то они уже давно каши просят.Размышлял он секунды три-четыре. И, накинув пальтишко, нахлобучив на лоб шапку, у которой одно ухо было надорвано и нелепо торчало, побежал вприпрыжку на улицу.
Постучал в окошко соседней избы.
— Вить, подь-ка сюда!
Из ворот выскочил мальчишка с заспанным лицом.
— Чего?
— Планер запускать пошли.
— Какой планер?
— А вот увидишь…
Мальчишки похожи друг на друга: низкорослые оба, широколицые, лупоглазые.
Было сумеречно, с озер налетал холодный, пахнущий сыростью, тяжелый ветер. В домах зажигались огни.
Петька вынес из сеней самодельный планер.
Планер был большой — с полметра длиной. С крыльями, с кабиной, с хвостом — все чин-чином. Петька мастерил его восемь дней. И пока мастерил, Витьке — ни гу-гу. Удивить хотел. Страсть как любит Петька удивлять дружка, глядеть, как тот таращит от изумления глаза и бормочет: «Гляди, опять чего выдумал!»
Много разных штуковин сладил Петька. По всей избе, амбару и двору разбросаны корабли, автоматы, пистолеты, самокаты, луки, змейки. В углу сеней лежит ракета, сделанная Петькой из трубы от старой печки. Это неудачная конструкция. При запуске отказали все механизмы ракеты, и она не поднялась даже на сантиметр. Ракетостроение — пока что непосильное для Петьки дело. А вот планер вроде бы получился. Красавец! Так и поблескивает серебристой покраской. До этого никогда не видывал Петька планер, ни настоящий, ни игрушечный. По книжке все делал. Наудачу.
Витька в таких делах не мастак. Помочь дружку поможет, а сам ничего не делает. С ленцой парнишка. Но хоть и с ленцой, а дружок хороший.
— Сейчас вот запустим.
— У-у, какой тяжелющий! — присвистнул Витька. — Как ты его?..
— А у меня резина есть. — Петька вытащил из кармана пальто два резиновых жгута, соединенных проволокой. — Во!
Они перелезли в огород. Привязали к забору концы резиновых жгутов.
— Все! Давай теперь подцепим планер, растянем резину эту и опустим, — проговорил Петька, дрожа от напряженного ожидания. — И полетит.
— А если он в окошко?.. Криульнет — и в окошко.
— Нет, поди.
— А если он улетит и не найдем?
Петька не ответил.
Посвистывал ветер в пряслах. Делая сердитые гримасы и сопя, Петька растянул резиновые жгуты и, охнув, пустил планер навстречу ветру. Планер взметнулся к небу, на секунду как бы замер в воздухе и… полетел на землю, кувыркаясь. Но до земли не долетел. На проводе повис. Одно крыло за провод зацепилось, другое о столб оперлось. А хвост — вверху.
— Давай собьем. — Витька схватил ком земли.
— Не-не, попортишь.
Петька приволок толстую, сучковатую жердь и начал отцеплять планер. Но тот что-то не отцеплялся.
— Стукани по проводу, — посоветовал Витька.
Жердь тяжеленная. Так качнулась в сторону, что Петька едва удержал ее. Удержал и ударил по проводу. Но слишком здорово. Провод порвался, просвистел над головами мальчишек. Планер свалился на землю, одно крыло у него сломалось.
Ребята оцепенели и стояли молча, скользя взглядами по порванному проводу.
— Ух, что теперь будет, — поежился Витька. — А мне уж домой пора, мамка оладьи печь собиралась.