Высокий Утес
Шрифт:
Воины сполна отплатили тонкавам за совершенное злодеяние. Все погибшие враги были достойны смерти. Вожди - за то, что не собирались останавливать преступника; старшие воины - за то, что ничего с этим не делали и не учили охочих до убийств юношей правилам поведения; молодые - за то, что поддерживали поступок убийцы. Вьющийся Хвост снял три скальпа и украсил ими свое копье.
Он был наказан за необдуманный поступок и дерзость, проявленную к лидерам. Ему было запрещено рассказывать о подвигах, проявленных в битве, у костра. Но все итак знали о его храбрости. Мальчики, готовившиеся к тому, чтобы встать на военную тропу, стремились быть такими же доблестными, как он. При возвращении военного отряда домой, девушки, в первую очередь, смотрели на него, а потом и на остальных воинов. А он заглядывался только на Утреннюю Росу, дочь Оброненного Пера
Воспоминания о годах юности всегда веселили вождя. Кто мог подумать, что юноша, отличавшийся безрассудной храбростью и только вступивший в разряд катайки, когда-то станет мудрецом, словам которого будут прислушиваться самые великие вожди!
V
Из воспоминаний Дастина Томпсона
Я очень быстро свыкся с миром кайовов, в отличие от других пленников, среди которых находились такие неудачники, что я просто диву давался. Я неплохо стрелял из лука. Хотя и с трудом, но все же мог даже смастерить его без посторонней помощи. Читать по следам я научился не сразу, но, как говорится, терпение и труд все перетрут. Я не ленился, благодаря чему в скором времени умел почти все. Из обычного раба я быстро превратился в преуспевающего ученика, чему Маленький Жеребенок, кстати, был только рад. Еще бы, ведь самым толковым парнем был именно его пленник, а не чей-то другой.
Единственным моим проколом было объездка лошадей. Да, дивные создания Божьи, которых я так любил и с которыми без труда справлялся в Далласе, здесь частенько скидывали меня на землю, и я всякий раз больно ударялся о землю то лицом, то спиной, то задницей. Дело в том, что для того, чтобы заслужить право ездить на лошади приходилось ее, для начала, укротить. Никто, ведь, не собирался давать бледнолицым увальням своих собственных скакунов для упражнений. Нас собирали в небольшие группки по три-четыре человека и отправляли в прерии, где мы искали дикие табуны, бороздившие равнины, и пытались заарканить одну из лошадей крепким лассо из бизоньих сухожилий. За мои поражения на этом фронте меня назвали Падающим-С-Лошади. Индейцы сочли такое прозвище больно остроумным и весьма для меня подходящим. Мне же оно совсем не нравилось. Хотя я слышал, что некоторых пленников и, даже, вождей звали и похуже.
После сна, о котором упоминалось раньше, я стал пристально наблюдать за тем индейцем, что когда-то пытался преподать мне урок хорошего тона в Далласе. Воин этот был молчалив, да и дружелюбием особым не отличался. От Маленького Жеребенка я узнал, что в лагере его недолюбливают, потому, что, мол, толку от него нет никакого. Пугал меня этот угрюмый, ни с кем не общавшийся странный человек. Поэтому, я отчетливо помню тот день, когда он взял и ушел из лагеря. Предварительно, он о чем-то побеседовал с вождем. Заметив то, что они уединились в типи вождя, я пытался подслушать их разговор, но в условиях кипевшего жизнью становища это было просто невозможно. Обсуждали они, должно, что-то важное. Не может же кто попало вот-так взять и заявиться к вождю по-своему усмотрению. Разговор их я не слышал, но помню, что по его завершении пугавший меня краснокожий вышел из типи, собрался в дорогу и попросту уехал. Он надолго пропал из моей жизни...
Я не буду здесь подробно вспоминать все тонкости жизни белого человека с индейцами, ибо моя история ничем не отличается от сотни других таких же историй. В конце концов, не я один был пленником у краснокожих хозяев континента. Я как-то слышал рассказ о парне, которого дикари похитили в раннем возрасте. Он прожил с ними целых тридцать лет и описал все в какой-то книжонке, которую я никогда не видел и в руки не брал. Мисс МакКинг, в свое время, рассказывала мне удивительные истории о том, как "несчастные мальчишки" попадали в плен к безжалостным команчам, и как те обучали их жестокому искусству войны. Я не считаю этих ребят несчастными. Нет, скорее уж счастливчиками. Те, которым удалось выжить после индейских набегов, получали знания о том, как выжить в самых суровых условиях. Ничему полезнее я за свою жизнь не обучался. Не могу понять людей, что годами учатся законам физики, всяческим математическим аксиомам и прочей ерунде. Человек должен уметь выживать и писать, чтобы поведать будущим поколениям о том, как он выживал. Я благодарен школе Далласа и нудной училке в очках лишь за то, что научили меня держать перо в руках и выводить буквы на бумаге. Об остальных часах, потраченных впустую за дубовыми партами, я лишь жалею.
Отдельного
упоминания, пожалуй, стоит тот день, когда я впервые отправился на охоту. Нам пришлось сняться с места и отправится на восток, в сторону окрестностей Бомонта. Маленький Жеребенок сказал мне, что мы отправляемся в земли вражеского племени. Говорил он не без удовольствия - ждал хорошей битвы, в которой мог бы вновь проявить себя. Нужного места для стоянки, со всем нашим грузом и немалым количеством женщин, детей и стариков, мы достигли за пару недель. Впоследствии я поражался тому, насколько быстро с такими переходами справляются военные отряды в походе. Избранное вождем место представляло собой широкую равнину на многие мили вокруг. Мы стали как можно ближе к реке Нечес. Вообще, зачастую, индейцы всегда пытались ставить лагеря ближе к рекам, чтобы не испытывать недостатка в воде.Отряд, выступивший тогда на охоту, состоял из двадцати воинов, меня и Маленького Жеребенка. Такого количества охотников хватило бы для того, чтобы забить достаточно дичи и, в случае возможного нападения врагов, устроить безопасное отступление. Стадо, которое мы увидели, достигнув пастбища, было довольно большим. Чтобы не привлечь к себе внимания животных, мы, пригнувшись для слежки, скрылись за высоким холмом и осмотрели местность. Один из воинов заметил в отдалении овраг. Это очень помогло нам в дальнейшем.
– Овраг - это хорошо, - сказал мне Маленький Жеребенок после осмотра окрестностей, - Мы можем просто загнать туда бизонов. Тогда нам останется только собирать туши. Мы с тобой сгоним бизонов к пропасти.
Я не был внимателен к последним его словам. Меня волновал вопрос: почему с нами нет вождя? Мне было дико интересно увидеть его, как охотника. Но потом я решил, что он дает возможность молодым воинам насытить племя, и что охотится рядом с простыми людьми ниже достоинства великого лидера и шамана. В последнем, как оказалось, я был не прав. По возвращении в лагерь после охоты я все же рискнул спросить об этом Маленького Жеребенка. Он удивленно посмотрел на меня и сказал, что его отец не такой заносчивый. Не охотился он с остальными потому, что на него, как на вождя и мудреца, было возложено слишком много обязанностей, исполнению которых охота могла воспрепятствовать. Я тогда не совсем его понял, но лишних вопросов решил не задавать.
Чтобы загнать стадо к обрыву, его стоило, как следует спугнуть. Для этого нам с Жеребенком необходимы были волчьи шкуры. Некоторые наши воины были предусмотрительны, и захватили с собой парочку для такого случая. Мы с Жеребенком напялили их на себя. Он показал мне, как надо передвигаться, чтобы бизоны поверили в то, что для них существует опасность нападения хищников. Мне казалось, что одного запаха, который исходил от этих шкур, хватило бы. Запах был прескверный. К тому же, шкура очень сильно кололась, несмотря на то, что тот, кто ее обрабатывал, явно пытался сделать все как лучше.
Мы медленно приближались к стаду. Сын вождя, видимо, желал удостовериться в том, что бизоны чувствуют себя в безопасности и что их удастся спугнуть.
– Зачем мы это делаем?
– прошептал я, - Их же могут напугать воины.
– Напугать-то они смогут, - ответил Жеребенок, - Но бизоны разбегутся в разные стороны, и тогда не видать нам удачной охоты. Нам еще повезет, если мы в живых останемся, а не будем раздавлены их копытами. Нам нужно их спугнуть, а воины позаботятся о том, чтобы стадо бежало в нужном направлении, к обрыву. То есть, зажмут его с двух сторон. Десять человек будут стрелять по ним с правой стороны, и десять - с левой. Во время неразберихи при бегстве это заставляет животных держаться вместе.
По мере приближения к стаду наше продвижение неуклонно ускорялось. Должен признаться, я жутко боялся того, что могучие дети прерий могут просто задавить нас. Я не знал тогда, что они довольно пугливы. Заметив двух "волков", мчавшихся прямо на них, бизоны бросились бежать во все стороны. И тут выскочили наши воины. Они действовали точно так, как говорил мне Маленький Жеребенок. Стрелы мешали кому-либо из животных выйти из их своеобразного "строя" и умчатся куда подальше. Таким образом, всадники загнали бизонов к обрыву, с которого те и свалились. Ясное дело, все стадо в пропасть падать не собиралось. Так всегда было на охоте. Часть стада пожелала избежать смертной участи, сообразив, очевидно, что она их ожидает. Охотники им не препятствовали, ибо создавать препятствия бизонам, решившим выжить, было, по меньшей мере, не разумно. Добычи у нас итак было вдоволь.