Высокий Утес

Воины стали спускаться вниз, полюбоваться своим триумфом вблизи, когда я заметил, что один из животных передумал и, как видно, решил отомстить за гибель своих собратьев. Этот бизон был очень крупным, что дико меня испугало. Он прямо-таки летел в сторону Маленького Жеребенка, стоявшего у обрыва и наблюдавшего за происходящим внизу. Я прицелился и пустил стрелу из собственноручно сделанного лука. Стрела пролетела мимо, даже не задев дикого зверя. Я выстрелил снова. На этот раз стрела угодила бизону в бок. Он приостановил бег и повернул голову в мою сторону. На секунду я подумал, что он сейчас побежит на меня, а я, испуганный, в оцепенении не смогу и пальцем пошевелить. Так оно и случилось. Животное помчалось на меня, полное решимости задавить мелкого двуногого на месте. Я посмотрел в сторону спасенного мной индейца. Он только сейчас обернулся и увидел, что происходит. Почему он не услышал громкого топота раньше, я не понял. Видимо, был сильно увлечен тем, за чем наблюдал. Он потянулся к своему луку. Мне не хотелось быть по гроб обязанным за свое спасение какому-то краснокожему. Лучше уж пусть он считает себя должником. Я взял себя в руки, вынул из колчана, (опять же, сделанного своими руками), стрелу и пустил ее в голову зверя, скакавшего мне на встречу. Выстрел оказался удачным. Животное свалилось с ног и весьма символично распласталось передо мной на земле. Я почувствовал себя победителем. Маленький Жеребенок спешил ко мне.

– Ну, ты даешь, - пролепетал он в изумлении, - Сам завалил бизона! Ну, что сказать? Ты можешь позаботиться о спасении своей жизни.

Я сказал ему:

– Нет, я позаботился о тебе. Бизон сначала скакал в твою сторону. Было ясно, как день, что он собирается затоптать тебя. А ты, как глухой, стоял на месте, не шелохнувшись.

В то время я уже мог позволить себе такую дерзость. Жеребенок уже не считал меня рабом и стал относиться ко мне, как к равному. Так ко мне относились почти все кайова, что меня очень удивляло. Все ведь знали, что представители этого племени всегда относились к пленникам, как к собственности. За такие слова я давно мог схватить пулю, ну или, по меньшей мере, добрую оплеуху. Однако я всю жизнь был тем еще баловнем судьбы.

И все же, мои слова, произнесенные с изрядной долей смелости, сына вождя немного смутили. Да чего уж там, он был весьма удивлен.

– Бледнолицый хочет, чтобы я поверил его лжи?
– спросил он надменно.

– Я не лгу, - теперь уже не так дерзко ответил я.

Он снова посмотрел на убитого бизона. Должно быть, представлял, как это чудовище давит его своими копытами. Больше он мне ничего не сказал. Просто ушел. Я так и не понял, согласился ли он с тем, что сказал я, или нет. Мы вернулись в лагерь. Вечером собрались почти все женщины племени и направились к оврагу, чтобы освежевать дичь. У индейцев так принято. Практически вся работа возложена на их хрупкие плечи. Они скоблят шкуры, причем в очень больших количествах, ставят типи, прибирают в этих типи, заботятся о том, чтобы мужчины выглядели опрятно. Мужчинам же остается мастерить оружие, охотиться и резать врагов десятками и сотнями, в зависимости от цвета кожи этих самых врагов. С женщинами к обрыву направилось человек двадцать пять мужчин. Мы ведь были на враждебной территории.

Похоже, я постепенно свыкался с миром этих дикарей. И мне это очень не нравилось. Я никогда не понимал, и не понимаю людей, живших с краснокожими и перенявших их образ жизни. На прошлой неделе встретился с важного вида персоной. Одет он был в серое пальто, на голове - цилиндр, в руке - трость, усы элегантно выбриты. Словом - джентльмен. Нам нужно было решить кое-какие дела в совместном бизнесе. И каково же было мое удивление, когда я, зайдя в его почти что дворец, обнаружил, что этот человек совершает ритуал раскуривания трубки и осеняет себя священными струями дыма!. Казалось бы, цивилизованный человек, а верит во всякие бредни.

Нет уж, я никогда не имел ничего общего с этим. Я верю только в то, что все предрешено Великим Духом, или каким-нибудь другим Высшим Существом. И не спрашивайте, как это все уживается в одной мое голове.

Я не был пленником в лагере кайовов. Я был там почти, что своим. Но своим этим дьяволам я никогда не стал. Будучи свободным, в душе я чувствовал себя пленником. Душа цивилизованного человека во мне говорила о том, что ей не комфортно в таком окружении. Я вспоминал, как нашел истерзанный труп мисс МакКинг, как эти дикари резали маленьких детей на части, как они насиловали женщин и заживо снимали скальпы с мужчин. Меня от них отделяла непреодолимая пропасть. И я об этом помнил всегда.

Иногда я думал о вожде Высоком Утесе. До сих пор мной не познан феномен этой личности. Для меня он, своего рода, дикарский джентльмен. Это, конечно, не означает, что рука его никогда не снимала скальпы. Нет, это, скорее, говорит о том, что он сильно выделялся среди всей этой краснокожей массы своим сдержанным нравом, на удивление благородным сердцем и, конечно, мудростью. За мудрые слова и поступки его помнят, и даже частенько вспоминают о нем в приличном обществе.

Маленький Жеребенок стал относиться ко мне с уважением. Видимо, потому, что ценил людей, способных постоять за себя. Как уже упоминалось выше, порой, когда он был неправ, или неоправданно меня в чем-то обвинял, я отвечал ему с дерзостью. Несмотря на свою свободу, я все ждал от него побоев или чего-то в духе "помни свое место, бледнолицый!". Но ничего подобного так и не дождался. Напротив, после таких случаев он все более уважал меня.

К этим дикарям я относился соответственно - как к дикарям. Но, тем не менее, был рад тому, что они относятся ко мне с некоторой долей уважения. Через время на меня обратил внимание сам вождь! От него не ускользнуло то, с какой уверенностью я держался в окружении некогда не знакомого мне общества. Помню, как-то раз один воин приказал мне, как рабу, принести воды и напоить его лошадей. Звали его Крепким Вязом. Я отказался повиноваться, напомнив, что ничьей собственностью не являюсь. Он посмотрел на меня, как на надоедливую муху, и готов был шлепнуть по затылку. Я приготовился к обороне, и в этот момент мы услышали властный, и в тоже время, мелодичный голос Высокого Утеса.

– Падающий-С-Лошади больше не раб, - сказал вождь и велел Крепкому Вязу отцепиться от меня.

Я был поражен всем этим. Вождь кайовов, - этих ненавидевших всех цивилизованных людей, дикарей, - назвал меня свободным. Я попытался не утратить своего достоинства и, надеюсь, действительно выглядел тогда, как свободный человек.

VI

Странствия Бурого Медведя

"Скиталец - вот моя участь". Только об этом думал я во время своего длительного путешествия. Лишь это занимало мою голову, когда я пытался уберечь ее от смертельных ударов злых людей, или когда склонял ее в знак благодарности людям с добрым сердцем. Какую мудрость могу получить я в своих странствиях? О таких вопросах я старался не задумываться. Великий Дух знает все. Я решил довериться его воле.

Запас пищи исчез в первый же день моих скитаний. Голод подступил быстро. С каждой минутой он лишь усиливался. Я все время напоминал Великому Духу о его обещании хранить меня, поднимал к небу свой тотем, вопил, как сумасшедший. Но никакого ответа не получал.

Второй день странствий я провел без пищи. По пути, на мое счастье, подвернулся ручей. Я утолил жажду. Бизоньего пузыря у меня не было. Тот, что я прихватил с собой, порвался, едва я успел расправиться с его содержимым. Из лагеря я пытался уйти как можно быстрее, и у меня не было времени проверять его качество.

С этим апачем я встретился совершенно неожиданно. Солнце пекло беспощадно. Прищурившись, я разглядел на горизонте одинокого всадника. Заметив меня, он стал ко мне приближаться. Он был очень хорошо вооружен. С его пояса свисал томагавк, за спиной виднелся перекинутый через плечо лук, на правом боку покоился колчан, полный стрел, а в руке он сжимал ружье. Волосы стягивала красного цвета повязка из ткани. Яркой была она, я ее хорошо запомнил.

Я по привычке положил руку на рукоятку находившегося в ножнах ножа, приготовился схватиться за лук, но решил сначала наладить мирные отношения с путником, несмотря на то, что он был представителем враждебного мне племени. Языка апачей я не знал, а потому объяснялся жестами. Это наречие было известно почти всем племенам Равнин. Апачи - горцы, но и им порой приходилось посещать прерии, а для общения с их обитателями требовалось знать язык знаков.

– Кто ты и куда идешь?
– спросил я незнакомца.

Мне повезло. Язык жестов он знал.

– Меня зовут Пронзающий Врага, - сказал апач, - Я иду издалека, с земель моего родного племени. Бледнолицые зовут эти места Аризоной.

– Зачем ты путешествуешь? Почему ты один?
– снова спросил я.

– Я ищу подвигов. Наш вождь отказывается вступать на тропу войны с белыми и не хочет воевать с враждебными племенами. Он хочет жить со всеми в мире. Говорит, что сам Великий Дух призывает его к этому. Мне его слова не понравились. Я - воин. Мое сердце жаждет крови, мой пояс томится в ожидании скальпов. Поэтому я покинул свое племя и вступил на путь поисков великих побед, или доблестной смерти.