Высокий Утес

Юный воин посчитал, что вождь прав. Он мысленно корил себя за проявленную слабость. Не знал он еще, что мудрость может и таким образом говорить сердцу.

VIII

Из воспоминаний Дастина Томпсона

Я был единственным белым пленником, которого кайова считали равным себе. Мои ровесники, захваченные вместе со мной в Далласе, выполняли черную работу. Изначально их было тринадцать. К тому моменту, в живых осталось всего трое, не считая меня. Кайова редко брали много пленных во время своих налетов, отдавая предпочтение лошадям. Четыре белых человека в лагере для них даже много. Зато они любили уводить в плен женщин. Как я уже говорил, они обучили нас военному мастерству. Но они не собирались отправлять рабов в походы. Всех, кроме меня. Маленький Жеребенок относился ко мне, как к приятелю. Его примеру следовали и остальные. Мой свободолюбивый норов, должно быть, тоже сослужил мне добрую службу. Для остальных же упражнения в боевом искусстве служили проверкой прочности характера. Если пленный проходил эту проверку, он мог принять на себя обязанности по исполнению рабского труда. Если же нет, жизнь его подходила к концу, поскольку от него теперь не было никакой пользы. Именно по этой причине численность пленников так сильно сократилась.

Восточный Техас, куда мы были вынуждены перекочевать всей нашей огромной отарой, являлся родиной конфедерации племен кэддо. То был народ многочисленный. Несмотря на то, что в прошлом им пришлось многое утратить в борьбе с чикосавами, они выжили. Ко всему прочему, этот народ издревле враждовал с кайова. Само собой, на враждебной территории без кровопролитных стычек не обошлось. Неподалеку от того места, где кайова поставили свой лагерь, располагалась деревня племени айнай. Богатыми табунами лошадей оно не славилось, ибо вело оседлый образ жизни, но, благодаря разведчикам, вождю стало известно, что в недавнем походе на кичайев айнаи захватили сотню лошадей. Высокий Утес был удивлен тому, что племя кичай сумело обзавестись таким количеством скакунов. Все ведь знали, что они никогда не были богатым племенем. Впрочем, вождь недолго ломал над этим голову. Он, как и все, был рад благосклонности Великого Духа. Воины собирались идти за лошадьми айнаев.

Участвовать в походе меня никто не заставлял. Маленький Жеребенок, правда, пару раз предлагал. Именно предлагал, давая возможность отказаться. Но я не отказался. Мне хотелось проверить свои воинские способности на поле боя. Я, в конце концов, много месяцев обучался искусству отправлять людей в Страну Вечной Охоты. К тому же, мне не хотелось, чтобы кайова считали меня трусом. Откажись я от возможности проявить себя в сражении, они бы относились ко мне, как к самому настоящему салабону. Такого я бы не стерпел. Хотя я понимал, что, скорее всего, буду прислуживать опытным воином, и что вряд ли поучаствую в бою, если он случится.

Прихватив свой лук и охотничий нож, - единственное оружие, коим я тогда владел, - я оседлал скакуна, которого сам и приручил. Жеребенок посмотрел на меня с одобрением. Высокий Утес тоже положительно оценил мои действия.

Как я уже сказал, мы собирались отправиться в поход за лошадьми. Брать в такие рейды много воинов не было смысла. Всего нас было около десяти человек, считая меня и сына вождя. Высокий Утес решил отправиться с нами. Мне хотелось увидеть, каков этот легендарный индеец в деле. С нетерпением ждал я появления на горизонте лагеря айнаев. Нам потребовалось менее двух дней, чтобы достичь становища. От Маленького Жеребенка я узнал, что стойбища айнаев крупными назвать нельзя. Они ставят типи только при охоте на бизонов или при грабительском походе для ночлега. Живут же они в землянках, занимаются выращиванием маиса и созданием изделий из керамики. В правдивости этой информации я убедился, когда отправился в разведку с тремя воинами нашего немногочисленного отряда. Лагерь состоял всего из семи типи. Айнаи отправлялись в такие набеги сравнительно небольшими группами. Если сопоставить размер того становища с лагерями кайова и команчей, то можно почувствовать существенную разницу. Хотя, как уже неоднократно упоминалось, айнаи - племя оседлое. Подобное сравнение выглядит довольно глупо, и взбрести могло только в мою голову.

Воины чужого племени, в большинстве своем, сидели у своих типи, беспечно покуривая трубки и о чем-то беседуя. Этих краснокожих я хорошо запомнил. Головы у них были ровно выбриты, волосы выстрижены так, что образовывали гребень, а часть этих самых волос тонкой прядью ложилась на плечи. Особенность прически сильно бросилась мне в глаза, так как долгие месяцы я лицезрел лишь лоснящиеся от медвежьего жира длинные волосы кайовов. Айнаи не отличались высоким ростом, как и все кэддо. При ходьбе они не напоминали дикарей, что недели проводят, сидя на лошади, сдирая скальпы с врагов или считая количество нанесенных ку. Нет, они скорее походили на самых обычных землепашцев, которыми, по сути, и являлись. Гардероб большинства из них состоял из одной лишь набедренной повязки. Некоторые были одеты в плащи, обильно украшенные яркими узорами.

Угнанный ими табун, не подозревая об опасности, беззаботно пасся неподалеку от лагеря.

Наш доклад удовлетворил вождя. Оставив лошадей под присмотром нескольких воинов, мы, крадучись, стали приближаться к вражеской стоянке. Сердце бешено колотилось в груди. Никогда раньше мне не доводилось участвовать в подобного рода вылазках. Приходилось действовать бесшумно. Одно неверное движение, один звук мог все испортить. Я изо всех сил пытался делать все правильно, не издавая и малейшего шороха. Вождь же вовсе не напрягался. Возникало стойкое ощущение, что он просто сейчас вышагивает своей привычной походкой, как и всегда, не очень-то и задумываясь над мерами предосторожности. Вот только, при этом, он не издавал не единого звука. Впрочем, Жеребенок и остальные участники набега тоже проявляли в этом деле изрядный профессионализм. Я почувствовал себя сосунком. Гадкое было чувство.

Приблизившись к табуну, воины вскочили на лошадей, низко пригибаясь к шеям животных. Они прятались от часовых в лошадиной ораве. Нельзя было допустить, чтобы айнаи преждевременно нас заметили. Несмотря на скромного вида стоянку, их, все же, было намного больше, чем нас. На лице Высокого Утеса я заметил тревогу. Вождь, похоже, по-настоящему переживал насчет того, сможет ли Падающий-С-Лошади удержаться на спине коня, не свалившись с него и не привлекши ненужного внимания со стороны врагов. Понимая и разделяя его тревогу, я попытался не оплошать. Как же я был благодарен судьбе за то, что не сплоховать мне удалось. Я приметил себе симпатичную лошаденку и вскочил на нее, как бывалый конокрад. Мой напыщенный вид лишь повеселил вождя. Вскоре он сам отыскал себе скакуна и заарканил его, разумеется, куда изящнее, чем я.

И тут началось самое интересное! Мы пинали захваченных мустангов по бокам, что есть мочи, заставляя их мчаться во весь опор. Подкрасться без шума к чужому табуну, не привлекая к себе внимания его хозяев, - вполне возможно. Но увести огромный табун так, чтобы этого не заметили, невозможно совсем. Впрочем, мы не боялись гнева айнаев. Догнать нас пешком они не смогли бы при всем желании.

Великий Дух проявил к нам свое благоволение. Редко бывает так, чтобы за один раз удалось увести целый табун, состоящий из ста лошадей. Но у нас в тот день получилось. Толпа животных, недавно принадлежавшая заклятым врагам кайова, теперь поспешно двигалась туда, куда ее направляли сыны гордого племени.

Не знаю, когда айнаи осознали, что гнаться за нами бессмысленно и прекратили погоню. Мне также неизвестно, что с ними сталось после того, как они перестали нас преследовать. Возможно, им оказали помощь представители родственных племен. А может, им не посчастливилось, и они попались в руки каранкава - союзников кайова, шаставших тогда на востоке Техаса. Но кто-то из них точно выжил и донес о случившемся своим соплеменникам.

Вести такой огромный табун к Нечес было непросто. Индейцам пришлось временно принять на себя роль ковбоев, с которой они, в общем-то, справились недурно. Однако возвращение в родной лагерь заняло пять дней вместо двух, которых нам было достаточно, чтобы достичь становища айнаев. Каждую ночь за табуном присматривал один из воинов, пока остальные отдыхали. Как-то и мне пришлось подежурить. Во время караула меня временами клонило в сон. Но я не давал ему полностью мной завладеть, так что свою работу исполнил исправно. Невероятно сложно было в почти кромешной тьме наблюдать за тем, чтобы ни один жеребец из целой сотни не пропал. Но, как оказалось на утро, все лошади были на месте. Маленький Жеребенок даже похвалил меня за это. Вождь лишь удостоил меня одобрительным взором.

Я заметил, что в последние дни пути ковбойская деятельность изрядно поднадоела диким сынам прерий.

– Никогда не думал, что мне придется вести табун, как какому-то бледнолицему пастуху, - недовольно буркнул Маленький Жеребенок.

– Зато представь, как нас будут встречать в лагере с такой богатой добычей, - попытался утешить его я.

Попытка была не бесполезной. Мысль о многочисленных восхищенных взглядах соплеменников, которыми они нас, несомненно, щедро одарят, успокоила сына вождя. Недовольство индейца уступило место приятным мечтаниям, тешившим его самолюбие.

Нас действительно приветствовали радостными возгласами и веселым улюлюканьем. Еще бы! Не всегда и не всем удается привести домой сотню лошадей, не потеряв при этом ни одного воина. Жеребенок рассказал мне многочисленные истории о том, как хозяева табунов нагоняли незадачливых конокрадов и самым жестоким образом заставляли их заплатить за воровство.

Я почему-то только теперь обратил внимание на других ребят, которых кайова захватили в плен вместе со мной. До того момента судьба их меня не колышила. Я думал о себе. С ними обращались ужасно. Наказывали за малейшие провинности ударами хлыста, заставляли выполнять непосильный труд. Никого это, впрочем, не удивляло. В представлении безжалостных дикарей они были лишь собственностью. Я один испытывал к ним жалость. Но, конечно же, не на виду у всех. В те дни я считал, что репутацию отважного воина следует поддерживать.