Высокий Утес

Глядя на всеми презираемых пленников, я вспоминал о мистере Чарли Датсоне, что жил на одной улице с семьей МакКингов. Этот человек был сущим зверем, и без всякой жалости относился к своим ниггерам. Я, так сказать, пытался сравнить уровень жестокости. Но, нет... Краснокожие варвары были бессердечными тварями. К рабам, а тем более к техасцам, они испытывали адскую ненависть. Отношение к плененным уроженцам Техаса было соответствующим. Техасцы, ведь, яростно уничтожали индейцев из года в год. Признаюсь, до того, как попал в плен, я даже симпатизировал властителям прерий. Но после набега, в котором они проявили всю свою демоническую сущность, и увиденного мной в лагере за время плена, я понял, почему рейнджеры не оказывают дикарям хотя бы и малейшего милосердия во время карательных экспедиций.

Несмотря на то, что свое сочувствие к пленникам я всеми силами пытался скрыть, от острого взгляда вождя не ускользнуло то, как товарищ его сына смотрел на своих соотечественников. Он понимал меня. О, в этом не было сомнений! Но он и не собирался что-то менять. При всем своем благородстве, он тоже был дикарем. Высокий Утес считал, что уважение, которым я был щедро одарен, - исключительный случай, неслыханная ранее милость. В сущности, так оно и было. Будь я одним из этих незадачливых бледнолицых, которым, все же, удалось каким-то чудом пройти испытания, ко мне бы относились не лучше, чем к ним.

Спустя три дня после нашего возвращения из удачного похода случилось страшное. Одному из пленных надоело рабское существование. Похоже, его не устраивала жуткая несправедливость. Его считали собачонком, над которым можно без конца измываться. Меня же, как невольника, освобожденного сыном вождя, уважали. Этот парень, похоже, отчаялся и впал в истерику. Хозяин заставлял его скоблить шкуры - делать женскую работу. Он отказался. Хозяин стал бить его прочной тонкой тростинкой. Терпеть ее удары, скажу я вам, то еще удовольствие. По себе знаю. Пленник этого не стерпел и, жутко взвизгнув, вскочил на своего поработителя и принялся колотить его по лицу со всей возможной яростью. Я слышал его рыдания, сидя в типи, подаренном мне Маленьким Жеребенком. Сердце разрывалось на части, но я ничего не мог сделать. Нанесенного бледнолицым молокососом оскорбления ни один воин не стерпел бы. И этот не стал. Воин огрел непокорного раба крепким ударом в висок. Паренек обмяк и на мгновение выпал из реальности. Грязно выругавшись, воин схватил мальца за волосы и поволок его через весь лагерь, к южному концу стойбища. Взбудораженные происходящим индейцы следовали за ним. Мужчины, державшие при себе белых рабов, сгребли их в охапку, и повели за собой. Очевидно, хотели научить их манерам на наглядном примере. Я не пошел к месту расправы, проигнорировав укоризненный взгляд Маленького Жеребенка. До меня доносился дикий вопль отчаяния, смешанный с веселыми выкриками дикарей. Пленник ужасающе визжал, слышались бессчётные мольбы о пощаде. Я закрыл уши. Слезы навернулись сами собой. Долгое пребывание среди спартанцев своего времени закалили во мне и без того стойкий характер. Но стерпеть это было невозможно. Подняв голову с все еще закрытыми ушами, я увидел стоявшего невдалеке Высокого Утеса. Лицо его выражало полное равнодушие ко всему происходящему. Я вдруг посмотрел на него со злобой, как на заклятого врага. Да, как уже упоминалось, пропасть между мной и этими дикарями была очень глубокой.

Хозяин, сам лишивший себя собственности, был, по-видимому, очень доволен собой. Его соплеменники тоже. Забить беззащитного ребенка до смерти у них считалось проявлением твердости духа. Маленький Жеребенок, конечно, тоже был рад случившемуся. Он сказал мне, что Твердое Копье показал ему достойный пример. Мне хотелось наброситься на него, и поступить так же, как погибший пленник. "Плевать, что будет" - думал я. Но все-таки сдержался.

К вечеру, когда всеобщее возбуждение понемногу улеглось, я решил посмотреть на тело убитого, которое оттащили немного от становища. Совсем уж убирать труп не собирались. Он служил хорошим напоминанием другим пленным ребятам. Принося речную воду в лагерь по утрам, они видели то, что увидел я. Это мотивировало их беспрекословно повиноваться своим господам на протяжении всего дня. А я увидел нечто. На такое вряд ли и дьявол способен. От черепа убитого осталась кровавое месиво. Мозга я там не обнаружил. Меня посетила жуткая мысль, что его попросту съели. Зато увидел одну уцелевшую глазницу. Вторая была раздавлена и превратилась в небольшую слизистую массу. Кости, все до единой, были сломаны. В веселящей душу дикаря "забаве", несомненно, поучаствовали озлобленные непокорностью мальца женщины и дети. Волос в луже крови не наблюдалось. Твердое Копье взял скальп себе. Невдалеке от тела валялись внутренности, вывалившиеся из распоротого пополам туловища. Никогда доселе не думал, что увижу человеческие сердце, почки и селезенку собственными глазами.

Заснуть после увиденного мне, разумеется, не удалось. Впоследствии я узнал, что жена Твердого Копья была изнасилована и посажена на копье одним кавалеристом. Сын краснокожего воина был четвертован техасскими рейнджерами. Выходит, у него были причины такого враждебного настроя к белым людям. Я стал бояться его. Но куда больше меня пугало человеческое жестокосердие, которое мной тогда было познано во всей полноте. Впоследствии и я совершал злые поступки, о чем теперь, на склоне лет, жалею. Но может ли мое сожаление и полное раскаяние хоть что-то вернуть? Нет...

Весь следующий день я провел в почти полном молчании и одиночестве. Часто ходил к реке. Нечес - река далеко не самая длинная и полноводная из тех, что я повидал. Но и ее видов хватало, чтобы часами любоваться водной стихией. Это занятие меня успокаивало. Пару раз зачерпнуть воды приходила Ширококрылая Сова - девчонка из племени тэва, когда-то взятая в плен кайовами. Она мне нравилась. Но мысль о близких отношениях с дикаркой меня пугали. Я пытался о ней не думать, хоть было это очень сложно.

В полдень к реке пришли Дик и Саймон, пленники. Они смотрели на меня с нескрываемой ненавистью. Я не выдержал их взглядов и ушел. Вечером вернулся. Мое поведение не нравилось Маленькому Жеребенку. В его глазах читалось явное неодобрение. Мне было плевать. Он никогда не был мне приятелем. Он был всего - лишь краснорожим убийцей.

IX

Странствия Бурого Медведя

Я жил для себя. Да, я не заботился о своем племени. За это меня и не любили. Я был, как это вы, белые, говорите, эгоистом. Смысл своей жизни я видел лишь в угождении себе. Как я уже сказал, именно по этой причине Великий Дух велел мне искать мудрость в странствиях. Я не видел тогда смысла в этом повелении, но подчинился. Создатель пообещал позаботиться обо мне. Своему обещанию он не изменял. Иначе трудно объяснить, как я один на своих двоих смог одержать победу над хорошо вооруженным всадником-апачем.

Я ехал не спеша, лишь слегка понукая жеребца. Такое путешествие располагало к размышлениям. Сначала я вспоминал о тех днях, в которых проявлял свои храбрость, силу и выносливость на тропе войны. Я, на самом деле, был в шаге от того, чтобы стать членом общества каитсенко. В битве с воинами племени уичита, решивших выкрасть наших лошадей у Красной реки, я посчитал свой первый "ку", коснувшись противника посохом и оставшись в живых, ускользнув от его выстрелов. Мне вспомнилась схватка с рейнджерами, в которой я атаковал наших врагов, прикрывая отступление соплеменников. Мы потеряли трех воинов. В те дни это считалось серьезной утратой. Тем не менее, мое бесстрашие не обошли вниманием. Соплеменника я спас в стычке с осейджами у реки Канейдиан, когда его уже собирался обезглавить своим томагавком один из воинов враждебного племени. Я совершил три из четырех величайших подвигов, благодаря которым воин становится одним из воинов-каитсенко. Совершить последний мне было не суждено. Я бы очень хотел напасть на лидера вражеского отряда в разгаре сражения, подвергнув себя смертельному риску. Но кто может предугадать волю Великого Духа? Мне было велено странствовать.

Долгое время я скитался в полном одиночестве. По вечерам набирал хвороста и сухой травы в близлежащих лесах и разводил костер. Разводил я его таким образом, чтобы не привлекать к себе внимания. Ветки были расставлены так, что поддерживали огонь, но не давали ему возможности подниматься ввысь. В то же время, огня вполне хватало, чтобы согреть мое тело. Если бы поблизости рыскали недоброжелатели, им вряд ли удалось бы меня обнаружить. Помимо колчана, наполненного стрелами, к седлу погибшего воина была приторочена походная сума - вроде той, что используют солдаты. Порывшись в ней, я отыскал золотые часы, на которых было что-то выгравировано на языке белых, две пачки долларов и, что меня обрадовало больше всего, трубку! С ней сидеть у костра, и погружаться в размышления было намного приятней, чем без нее.

В сумке я обнаружил деньги бледнолицых. Выходит, апач, которого я одолел, уже встречал на своем пути белых, с которых можно было снять скальп. Причем, эти белые, к тому же, были людьми, имеющими какой-никакой достаток. Но почему, тогда, я не заметил ни одного скальпа на поясе погибшего воина? Этот человек, определенно, был очень странным существом. Меня покоробило от мысли, что он, все-таки, содрал пряди и продал их бандитам, промышлявшим грязным делом. Мы знали охотников за скальпами. Нескольких, в свое время, я даже убил. Эти мерзавцы продавали скальпы правительству за хорошую плату. Самыми дорогими считались пряди наших братьев - команчей. К негодяям, занимавшимся этими постыдными деяниями, мы всегда относились с презрением, и особо их ненавидели.

Я понимал, что мне не стоит задумываться над волей Великого Духа. И, тем не менее, мысли мои то и дело возвращались к ней. Кто-то из белых как-то сказал, что мысли человека - неудержимые кони. Что ж, это одни из немногих мудрых слов бледнолицего, которые мне доводилось слышать. Меня не переставал мучить вопрос: к чему все эти странствия? Зачем я покинул родную деревню? Какую, в конце концов, мудрость могу я получить в этих скитаниях?

Постелью мне служило попона, снятая со спины лошади, которую я привязал неподалеку к одиноко стоявшему деревцу. Щедрость Создателя меня удивила. В пожитках апача я обнаружил крепкое лассо. Новое. Видимо, прежний его хозяин не успел им воспользоваться до встречи с воином, искавшим подвигов. Лассо принадлежало белым. Оно было сделано из плотной веревки. Сухожилий бизона или сыромятной кожи я на нем не обнаружил.