Высшая мера

Он знал, куда идет, знал, что в небольшом переулочке рядом с Тверской, недалеко от Елисеевского магазина, если пройти в сторону Столешникова переулка, есть неплохая клиника, где быстро и хорошо устанавливают контактные линзы.

И он поставил себе контактные линзы, заменив ими очки. Все-таки очки, какова бы ни была оправа, связывали его с прежней, банковской жизнью. Линзы он попросил зеленоватого цвета, цвет вполне подходил к его новым светлым волосам.

–  Неделю будете привыкать, - предупредила его строгая пожилая женщина, которая, несмотря на характер своей работы, все-таки предпочитала пользоваться очками самыми обыкновенными.

–  Привыкну, - заверил ее Апыхтин.
– В последнее время мне ко многому приходится привыкать.

–  Как и всем нам, - вздохнула женщина.

На том и расстались. Напоследок, правда, женщина вручила Апыхтину небольшой листок с плохо отпечатанным.текстом.

–  Что это?

–  Инструкция. Как себя вести в тех или иных случаях. Снимать ли линзы на ночь, опускать ли их в воду, в какую воду… Ну и так далее.

–  Спасибо, - сложив листок пополам, Апыхтин опустил его в карман.

–  В случае чего… Заходите.

–  Спасибо! До скорой встречи!

И он направился к Центральному телеграфу.

Теперь единственное, кроме роста, что осталось у него своего, нетронутого, это голос, и он решил, что пора им воспользоваться. Апыхтин долго оттягивал свой звонок Юфереву, хотя много раз мог позвонить и с Кипра, уже из Москвы мог связаться, но все не решался, словно ждал какого-то сигнала, знака, разрешения. Вполне возможно, ждал, пока затянутся внутренние его раны, затянутся настолько, что он сможет взять на себя груз разговора. И вот только сейчас, преобразившийся до неузнаваемости, ставший почти другим человеком, он решился наконец на звонок.

Юферев поднял трубку сразу. Слышимость была настолько хорошей, что возникло ощущение, будто следователь совсем рядом, чуть ли не за спиной.

–  Александр Леонидович? Добрый день!

–  Здравствуйте, - сдержанно ответил следователь.

–  Апыхтин беспокоит.

–  О!
– обрадовался Юферев.
– Владимир Николаевич! Уже приехали?

–  Нет, я еще на Кипре, - привычно начал заметать следы Апыхтин.
– Решил задержаться на недельку.

–  Это прекрасно!
– одобрил Юферев.
– Как там у вас погода?

–  Погода?
– удивился Апыхтин и невольно рассмеялся.
– На Кипре не спрашивают о погоде. Она здесь не меняется уже несколько тысячелетий.

–  Ах да… Я и забыл.

–  Что новенького, Александр Леонидович? Есть какие-нибудь подвижки, находки?

–  Подвижки?
– переспросил Юферев и на некоторое время замолчал, прикидывая, что бы сказать Апыхтину о последних событиях в городе.
– Есть новости, но боюсь, пока только печальные.

–  Неужели в моем положении может случиться что-то еще более огорчительное?

–  Еще два трупа… Мужчина и женщина.

–  Кто же их? За что?

–  Кто и за что, сказать не могу, не знаю… А вот способ… Способ совершения преступления остается тот же.

–  Вы нашли убийц? Вышли на их след? Наступили на хвост?

–  Нет, - коротко ответил Юферев сразу на все вопросы.

–  Такие ловкие и неуловимые?
– спросил Апыхтин и с удивлением прислушался к себе, всмотрелся в себя, обнаружив вдруг, что нет у него никакого недовольства сообщением Юферева. Более того, возникло холодящее, тревожное чувство удовлетворения. Это хорошо, что все так плохо, значит, ему придется все проделать самому.

Вот!

В этот миг и прозвучали в нем те самые слова, состоялось то самое решение, которое он скрывал от самого себя до последнего момента.

Он все проделает сам!

Это будет правильно, справедливо, и этим, только этим он сможет искупить свою вину перед Катей и Вовкой. Он обещал исправиться, обещал им, уже мертвым, и он исправится. Люди, убившие Катю и Вовку, жить не должны. И пока они живут, ничем другим он заниматься не сможет.

И не будет заниматься ничем другим.

И все его превращения вдруг обрели смысл, ясное и четкое предназначение. Может быть, он еще отпустит бороду, волосы лягут волной на его плечи, может быть, он снова войдет в свой кабинет в тяжелых затемненных очках.

Но произойдет это не раньше, не раньше чем…

Апыхтин даже себе не стал проговаривать затеянное. Ему почему-то стало ясно, что даже мысленно он не имеет права быть откровенным, не должен отпускать в пространство свои замыслы, потому что их наверняка уловят те, кого они касаются.

–  Неуловимые?
– переспросил Юферев.
– Не думаю. Есть некоторые подробности, которые внушают надежду…

–  И вы поделитесь со мной этими подробностями?

–  Приезжайте, Владимир Николаевич, поговорим. Кстати, вам привет от Кандаурова.

–  А почему кстати?

–  Он тоже принимает некоторое участие… Сказал, что обещал вам найти этих отморозков… Это правда?

–  У него есть успехи?

–  Не думаю.

–  Это хорошо, - вырвалось у Апыхтина, и он досадливо поморщился - не уследил за собой, позволил сорваться слову - искреннему и правдивому.

–  В каком смысле?
– удивился Юферев.

–  В том, что убийц все-таки должна брать милиция, а не воры…

–  Полностью с вами согласен!

Апыхтин понял - он задел что-то живое в душе следователя, тот, видимо, ревниво относился к усилиям Кандаурова.

–  А мои банкиры? Сказали что-нибудь дельное?

–  Нет, - коротко ответил Юферев, и этот его ответ Апыхтин понял куда шире и подробнее - не получилось у следователя разговора с его заместителями.

–  Скрытничают?

–  Да.

–  И нет никакого способа их разговорить?

–  Разве что вы подключитесь, Владимир Николаевич.

–  Охотно.

–  Я вот подумал… - начал было Юферев и замолчал в неуверенности.

–  Ну-ну!

–  Не поставить ли «жучки» в их телефоны?

–  Поставьте.

–  Вы не возражаете?

–  Нет.

–  Заметано, - обрадовался Юферев.
– Значит, я к ним и обращаться не буду.

–  Не надо, - сказал Апыхтин.

–  Значит, по этому поводу у вас нет ни колебаний, ни сомнений, и мои действия…

–  Действуйте.

–  И ваши заместители об этом могут и не знать?

–  Так будет даже лучше.

–  Понял!
– сказал Юферев.

–  Им больше не грозят по телефону?

–  Мы договорились, что, если угрозы будут, они сообщат.

–  Пока не сообщали?