Выученные уроки
Шрифт:
— На твоем месте я бы побоялась сидеть здесь, — сказала я, глядя на других гриффиндорцев. — Уверена, это какой-то грех для обеих сторон.
Скорпиус ничего не сказал. Он продолжал смотреть вниз и есть.
— Джеймс завтра вернется. Так что у него будет пара дней, чтобы попытаться убить гриффиндорскую команду.
На это Скорпиус отвечает. Он поднимает глаза и странно смотрит на меня:
— Он не будет играть.
— Что? — покачала я головой, совершенно растерянная. — Кто это сказал?
— Все говорят, — он тоже растерян. — Они уже нашли замену. Ты не знала?
— Нет! —
Скорпиус хмурится:
— Ну, это правда.
— Но его ноги и рука уже полностью залечены. Только его голова еще немного…
— Роуз, — он серьезно посмотрел на меня, — они не позволят ему играть. В Святом Мунго сказали, что он не сможет.
— Но никто не сказал об этом Джеймсу, — заспорила я, глядя на Ала, чтобы проверить, знает ли он об этом. Я не понимаю, как я могла это пропустить.
— Ну, его родители знают, — ответил Скорпиус, и у меня ощущение, что эту историю уже много раз перетерли в слизеринской раздевалке. — Это его отец сказал Лонгботтому искать замену.
Я в шоке, буквально в шоке. Я уверена, у меня челюсть отвисла.
— Джеймс просто умрет от бешенства.
И тогда Скорпиус будто пожал плечом.
— Нам же лучше.
Мой шок тут же превратился в гнев и раздражение.
— Ты спятил? — недоверчиво спросила я. — Это мой гребаный кузен, ты ведь это знаешь, так?
— Извини, — Скорпиус хмурится и обиженно смотрит на меня. — Я не знал, что вы с ним лучшие друзья.
— Не в этом дело, так? — выкрикиваю я. Несколько человек оборачиваются и смотрят на нас, так что я понижаю голос до шипения. — Дело в том, что это моя семья, а тебе явно на это насрать. Ты так зациклен на каком-то тупом квиддичном матче!
— Почему ты кричишь на меня? — обороняясь, спрашивает он.
— А что, похоже на то, что я кричу? — рявкаю я, мой голос напоминает злобное шипение.
С чего бы ему беспокоиться? Всего лишь одним Поттером меньше, чтобы беспокоить его семью. Я возненавидела себя в ту же секунду, как подумала об этом.
— Но я не имел в виду…
— Забудь, — выплевываю я, злобно скрестив руки на груди.
— Но…
— Я сказала, забудь! — не знаю, почему мое настроение так быстро меняется, потому что резкая смена настроения — это вроде как прерогатива Скорпиуса. И мне жаль, что я обвинила его, пусть даже и в мыслях, но я в то же время и зла, и это так трудно.
— Роуз, прости ме…
Хватит этих гребаных извинений.
— Мне надо учиться, — быстро говорю я, поднимаясь над своей полуполной тарелкой.
— Я думал, мы будем заниматься вместе?
Я качаю головой.
— Нет. Не сегодня. Мне нужно поучиться самой, — я хватаю сумку с пустого места рядом со мной. — Тебе лучше пересесть за слизеринский стол.
Скорпиус смотрит на меня так, будто я убила его щенка. Я почувствовала себя виноватой. Правда. Но я не хочу быть рядом с ним сейчас. Не знаю почему.
— Ну, — нервно сказала я, пытаясь сохранять свое лицо невозмутимым, — увидимся завтра.
Он просто смотрит на меня и ничего не говорит. Дальше за столом я вижу Элизабет и Меган, которые склонились друг к другу, разглядывая нас. Я могу только представить, что они говорят.
Я ухожу и иду прямо в Гриффиндор.
Я
поверить не могу, что провела пятнадцать лет, умоляя рассказать мне о прошлом моих родителей, чтобы понять, что это не то, что я хочу знать.========== Глава 44. Ал. Все есть так, как есть ==========
Если б я поспорил с кем-то, я бы сказал, что только две вещи на свете хоть немного волнуют моего брата.
Девчонки и квиддич.
Учитывая его внезапную моногамию, я бы поставил на то, что квиддич стал ему еще важнее, чем раньше. Если об этом подумать, с квиддича все и началось, вся эта ссора между нами. Если б я сказал, что не обижен, или что я пережил это, я бы солгал. Но я уже не так расстроен, как был, потому что, во-первых, Челси действительно оказалась очень хорошим Ловцом. Я не знаю, лучше ли она меня (она побила меня в тот единственный раз, когда мы играли друг против друга), но она точно не ужасна. Она, наверное, очень хорошее приобретение для команды. Но все равно хреново, потому что и для меня квиддич был единственным, что я любил, тоже.
Но Джеймс перевел увлечение квиддичем на совершенно новый уровень. Он практически измотал команду тренировками, и тренировками, и тренировками в течение года. У них больше нет времени ни на что другое, так что неудивительно, что у них всех ужасные отметки в этом году. Но может им плевать. Джеймсу точно плевать. Зачем ему хорошие оценки, когда все его будущее обеспечит гипотетический квиддичный контракт профессионала.
Или нет.
Папа, наконец, сказал ему, что он не будет играть против Слизерина. Я слышал об этом от Роуз, которая, как оказалось, слышала от Скорпиуса. Это довольно хреново, что вражеская команда узнала об этом раньше, чем сам Джеймс, но не скажу, что я очень удивлен. Мама с папой, наверное, боялись, что Джеймс спятит, слетит с катушек и еще сильнее себя травмирует.
И они были правы, насчет слетания с катушек, по крайней мере.
Мы с Джеймсом не говорили на самом деле с тех пор, как он в больнице. У нас будто негласное соглашение — не быть друг к другу полными ублюдками, но мы не стали лучшими друзьями. Мы как будто просто избегаем друг друга. Я был рад, что он в порядке, но не мог заговорить с ним, чтобы произнести большую речь с извинениями, которую придумал в своей голове, пока он был без сознания. Было слишком странно.
Я оказался в Мунго в тот день, когда папа ему, наконец, сказал. Это было за день до выписки, и мама хотела, чтобы мы с Лили забрали некоторые его вещи и отвезли в Хогвартс. Мы вообще-то были наверху в столовой, чтобы перекусить, когда ему объявляли новости. Когда мы вернулись вниз, Джеймс был уже на ногах и орал во все горло, что все хотят сломать ему жизнь.
— Вы не можете запретить мне играть! — кричал он, полностью проигнорировав то, что мы вошли в комнату. — Я взрослый и могу делать все, что хочу!
— Целители не подпишут твой допуск к игре, — спокойно сказал папа. Определенно, он подготовился к неизбежной драке. Лили выглядела растерянной, и я не удивлен, учитывая, что я узнал все детали прежде самого Джеймса.
— В жопу целителей, — Джеймс тоже не шутил. Он выглядел просто спятившим, и его глаза были огромными и серьезными. — Я должен играть!