Выученные уроки

— Он спросил, что случилось, — объяснил папа, в его голосе облегчение. Я впечатлен, что он понял мой изломанный вопрос, но он прав, это я и спрашивал. Так что — очко в пользу папы.

Пальцы мамы все еще на моей щеке, и она передвигает их, чтобы провести вдоль линии роста волос. Я знаю, она пытается быть нежной, но даже самое легкое прикосновение отдается жуткой болью, и я внутренне вздрагиваю, но уверен, что эта реакция не отражается на моем лице, потому что она не останавливается.

— Может, нам стоит позвать целителей? — предлагает папа, но я едва слышу его, потому что его голос так тих, и, когда мама отвечает, ее голос так же тих.

— Пока нет. Еще несколько минут побудем с ним наедине.

И тогда я чувствую на себе вторую ладонь, которая потяжелее, но она не трогает мою щеку или лоб, а ложится на мамину руку и оттягивает ее. Даже без сознания я чувствую изменение в воздухе. Я не знаю, должен ли разозлиться, расслабиться или испугаться. Я просто рад своей временной слепоте.

Я ничего не слышу несколько секунд, только учащенное дыхание. А потом я слышу такое, что в нормальных условиях заставило бы меня блевануть:

— Я скучаю по тебе, Джин, — звучит так тихо, что я еле слышу, но недостаточно тихо.

— Скучаешь?

Кто-то громко сглатывает (наверное, я — пытаюсь удержаться от рвоты).

— Каждый день.

Ох, гадость! Я снова внутренне содрогаюсь, но определенно делаю это слишком сильно, потому что что-то словно колотит меня по затылку. И это худшая боль, что была за всю мою жизнь, она проходит сквозь голову и достигает пальцев ног.

Твою мать!

Родители шокировано смотрят на меня, и у них уходит секунда, чтобы выйти из того, чем они там занимались. Они держатся за руки, но выпускают их, когда оба оборачиваются и бегут ко мне. Мама дерьмово выглядит, как будто она плакала часами, или не спала целыми днями, или и то, и другое.

Подождите.

Кажется, мои глаза открыты, раз уж я могу их видеть. Это значит, что я очнулся. Что значит, что… Где я, черт возьми?

— Ох, бля… Твою мать! — боль, господи, это больно.

— Ох, Джеймс, — мама выглядит так, будто сейчас снова расплачется. — Иди, позови целителя! — быстро сказала она папе, не отворачиваясь от меня. Он выбегает, и мама склоняется надо мной, проверяя что-то, понятия не имею что. — Ты в порядке? — задушено спрашивает она.

— Это нахер больно! — раздраженно сказал я, желая снова вернуться в слепоту, потому что, когда глаза открыты, боль увеличивается раз в десять. — Какого черта произошло? — мое горло пересохло, и слова звучат хрипло.

— Ты травмировался на тренировке. Бладжер ударил тебя по голове, а потом ты упал. О боже, я так испугалась…

Моя голова меня убивает, и я двигаю рукой, чтобы проверить, но обнаруживаю, что рука привязана. В раздражении я тяну ее, но мама меня останавливает, приподнимая другую мою руку. Эта не привязана, так что я приподнимаю ее и проверяю рану. Все, что я чувствую — это бинты, хотя и очень толстые бинты, которые явно обернуты вокруг всей моей головы. Это должно быть очень плохо.

— Кто меня ударил? — спросил я, нахмуриваясь в попытке вспомнить.

Мама как-то грустно мне улыбается.

— Эллиот. Это был несчастный случай.

Эллиот. Ха.

— Гребаный пидор, — дождись только, когда я выйду.

— Джеймс! — я смотрю на нее, удивляясь. Она что, серьезно собирается отчитать меня за мой язык, когда я полумертвый? Она не отчитывает, просто качает головой и немного выдыхает, явно давно затаив дыхание.

— Где я вообще? — спросил я, все еще раздраженный по большей части всей жизнью.

— Святой Мунго. Им пришлось доставить тебя сюда.

— Как долго я так лежал?

— Три дня, — тихо сказала она, и у меня появилось чувство, что, когда прошло три дня, люди начали сдаваться.

— Боже, где папа? Мне кое-что нужно, — я неудобно свернулся, но только для того, чтобы получить очередную порцию боли в моей голове. — Блять! — я закрыл глаза, но это не помогло.

— Папа здесь, — сказала мама, и я услышал шаги, снова входящие в комнату. Я открыл глаза и увидел, что она тянет его ко мне.

— Что нужно, дружище? — спросил он, и я с удивлением вижу, что даже он выглядит испуганным и в то же время расслабившимся.

— Скажем им, чтобы дали мне какую-нибудь нахрен хрень, — выкрикиваю, снова зажмуривая глаза. — Я дышать не могу, ужасно больно.

И это правда. Когда я дышу, болит грудь, от чего еще сильнее болит голова, и это нахер убивает меня!

Папа исчезает секунд на тридцать, и, когда на этот раз возвращается, с ним несколько человек. Вот так вот, есть несколько положительных сторон в том, чтобы быть Поттером, когда половина мира боится твоего отца и говорит: «Откуда?», когда папа велит: «Прыгай». Женщина, у которой на бейдже написано «Мирна», запрокидывает мою голову и заливает мне в глотку зелье, по вкусу напоминающее старые носки. Я борюсь с поднявшимся приступом тошноты, чему я рад секунду спустя, когда оно сразу же начинает действовать. Блаженное онемение растекается по всему моему телу, и мне тут же стало спокойнее и намного веселее. На самом деле, я чувствую себя так, будто покурил что-то совершенно отличное. Хотелось бы, чтобы у меня было что-то покурить. Где, черт побери, Эллиот?

Следующая пара часов проходит быстро, и я не обращаю внимания ни на что и ни на кого. Целители проводят на мне уже миллионный тест, и один из них был довольно позорный и задевающий самолюбие, но мне даже плевать. Все кажется спокойным и мирным, и я это принимаю, думая, что, может, все не так уж и плохо, в конце концов. Люди слушаются каждого моего слова, приносят мне еду и все, что я попрошу. Вообще-то это даже круто. Становится все лучше и лучше, потому что они продолжают и продолжают заливать мне в глотку зелье так часто, что я даже уже перестал замечать мерзкий вкус.

Мама и папа носятся вокруг меня и не спорят друг с другом. На самом деле, они довольно милы, хотя это и немного неловко. Но я всего этого не замечаю, а сижу и думаю, смогу ли взять с собой немного этого зелья в школу, чтобы попытаться распознать его ингредиенты. Это определенно лучшая штука во всей вселенной. Уверен, Роуз разберется, она хороша в такой херне. Я поймаю ее в один из тех дней, когда она не будет меня ненавидеть, хотя это будет нелегко. Но ее будет легче уговорить, если я смогу дать ей попробовать. В конце концов, она может быть раздражающе умной, но она явно не совершенство, и у нее есть задатки плохой девочки. Если мы начнем варить эту херню в школе, мы просто разбогатеем.

Мои мысли прерваны легким стуком в дверь. Папа открыл ее, и в палату медленно вошла Кейт. Слава богу. Как бы мне ни нравилось, что меня балуют, я рад видеть кого-то младше тридцати пяти. Особенно, если это Кейт, и черт, она выглядит шикарно.

Она выглядит напуганной и настороженной, и быстро и нервно мне улыбается, прежде чем повернуться к моим родителям.

— Здравствуйте. Я Кейт, — она сглатывает и пытается им улыбнуться, но у меня ощущение, что она почему-то перепугана до смерти. — Профессор Лонгботтом разрешил мне прийти во время обеда, если вы согласны, конечно.