Выйду замуж за спасателя

– Та - не мама. Эта - мама. Вега, пойдем, пойдем....
– тянет меня за дверь Мирон.

– Там у Вас заявление есть, что я могу забирать Мирона. От Добрыни Никитича!
– лепечу я.
– Досвидания.

Спотыкаясь друг об друга, вылетаем с ним за дверь класса.

Сделав большие глаза подозрительно переглядываемся.

– Она пгишла!
– шепчет он.
– Я боялся, что она меня забегет! Бежим!

Мне, если честно, "бежать" хочется не меньше, чем ему. Потому что, я не в курсе всей ситуации с "мамой". И не хотела бы выяснения отношений, особенно при ребёнке.

Убежать мы успеваем недалеко. До раздевалки.

– Эй!
– окрикивает меня "мама", хватая Мирона за другую руку.

Дёргает его на себя. Я, машинально, к себе. Он как кукла натягивается между нами.

Боясь, сделать ему больно, отпускаю его руку.

– Мирон!
– присаживается она перед ним, за плечи рывком разворачивая к себе.
– Мироша... Ты помнишь меня? Я - мама твоя....

Взгляд у нее такой, слегка невменяемый. Истеричный. Пугающий. Улыбка натянутая.

Мирон, застыв, вжимает голову в плечи.

– Я тебе подарок принесла....

Схватив его крепко одной рукой, пытается что-то вытащить из сумочки.

Желая хоть как-то его поддержать, встаю сзади него, ладонью за грудь прижимая к себе.

– Вы его пугаете, - пытаюсь встрять я.

Поднимает на меня яростный взгляд, полный ненависти.

– Ты никто ему!
– дёргает снова к себе.

Господи-боже! Что делать-то?!

Хоть бы какие-нибудь ЦУ дал Добрыня на этот счёт!

– А я - мать. Не лезь! Уйди...

Отрицательно качаю головой.

– Мирон, а у тебя сестренка младшая есть. Хочешь, я тебе фотографии покажу?

Она старается говорить ласково, но в голосе скользит ненависть. Наверное, ко мне.

– Вот....
– сует ему в руки коробочку с игрушкой.
– Держи. Бери-бери....
– тараторит она.

Отталкивая коробку, он резко разворачивается, хватаясь за меня руками. И прижимается ко мне. Прячет лицо.

Ладонью накрываю его макушку.

Чувствую, как у него колотится сердечко.

– Вы его напугали. Не надо так. Не дергайте его.

Я бы на руки его взяла, но Мирон - в папу, крепкий, тяжёлый. Боюсь, не подниму.

Поджимая губы "мама" поднимается, с угрозой смотрит мне в глаза.

– Меня зовут Вера....
– пытаюсь сгладить конфликт ради Мирона.

Глажу его по голове.

– А как зовут сестру Мирона?

– Не твоё дело, - горько.

И спустя несколько секунд добавляет, не глядя мне в глаза.

– Влада....

Киваю.

– Красивое имя.

– Мирон, иди, одевайся, я тебя жду.

Он срывается бегом в раздевалку.

А мы неловко стоим друг напротив друга.

– Давайте....
– шепчу я, протягивая руку за коробочкой.

Вытягиваю у неё из пальцев.

Дверь в школу открывается.

– Вер, ну ты куда унеслась?...
– басит с возмущением Добрыня.

Спотыкается на полуслове, увидев с кем я стою.

– Папка!
– вылетает из раздевалки Мирон в распахнутой куртки, на бегу, практически запрыгивая на руки к отцу.

– Вера, пойдем, - сурово зовет меня Добрыня, не поздоровавшись даже с бывшей женой.

Прижимая к себе сына, отворачивается.

– До свидания....
– пожимаю я плечами.

И иду следом за ними. Держа в руках подарок Мирона. Надо ему отдать. Мама, всё-таки.

Она показалась мне несчастной….

Глава 21 - Семья

По дороге забрав Иринку от бабки, едем домой. Бабка вернула её с платком, завязанным как шарф сверху. Как матрёшку.

Хотя пухан у неё с плотным воротником, прилегающим к шее и шарф там нахрен не нужен. Да и на улице довольно тепло.

Вера держит в руках коробку с долбанной игрушкой от Риты.

Мирон, насупившись смотрит в окно.

Все молчим....

– Чё это?
– высовывается вперёд Ира, пытаясь вытянуть из рук Веры коробку.
– Это мне?

– Нет. Это Мирону.

– Выкинь, Вер, - сдержанно оскаливаюсь я.

Отрицательно качает головой.

– Потом поговорим...

Поглядываю на детей в зеркало заднего вида.

– Жарко....
– дёргая за крепко завязанные узлы платка пытается распаковаться Иринка.
– Мам....

– Потерпи, я не достану, - вздыхает Вера

– Мирон, помоги Ире узел развязать, - прошу я.

– Не буду....
– бурчит.

– Я. Тебя. Прошу. Помочь.

– Ла-а-адно....
– недовольно ковыряет ее узел.

– Ир, как ты съездила? Все нормально?
– спрашивает с тревогой Вера.

Ира скукоживает циничную недовольную моську.

– Она меня раждела вшю и фоткала!
– с отвращением.

От ахуя резко торможу, выкручивая руль к обочине.

– В смысле?!
– вскрикиваем одновременно с Верой.

– Шиняки на жопе фотала. И шарапины на шее.

– А-а-а-а....
– обиженно поджимает губы Вера.
– Понятно.

– Нахрена это?
– бросаю искоса подозрительный взгляд.

– В суд понесут, наверное. Не ожидала...

– Говорила - "живот втяни, что ты выпятила, видно же - одни ребры! Жрёте череж раж!" А я живот надула!
– с упрямыми интонациями рассказывает Иринка.
– А она шкажала - "рахитик" какой-то! Шкажала - в больницу меня положат лечить.

– Вот сука старая, - бормочу тихо.

Вера устало закрывает лицо руками. Опуская руки, смотрит слепо и равнодушно вперёд.

– Ладно, ВерПална, уныние это грех, - сжимаю её руку.
– Прорвёмся. Дети без синяков и царапин ещё ни у кого не вырастали. Зачем ты вообще её к этой Мальбертовне отпускаешь?

– А я в городе совсем одна, Добрыня Никитич. Случится что-то, в больницу, например, попаду, куда девочек? Отец из принципа не возьмёт. Его позиция такая - "развелась со мной, справляйся во всем сама". Или отдавай их совсем. А так - я буду брать не тогда, когда тебе надо, а когда сам хочу. А Ирина Альбертовна возьмёт.... Не смотря на то, что.... "старая сука", - последнее произносит беззвучно одними губами.
– Да и на суде тот факт, что не даю детям общаться с бабушками-дедушками сыграет против меня.