Выжить в Антарктиде

– Вова, – начал Громов, который тяготился неприветливостью и намеренным молчанием друга.

– Сейчас не время для дискуссий! После поговорим. – Как и следовало ожидать, Володя затаил обиду. – Аня, пистолет!

– Не дам! Я ваш запасной вариант и должна быть вооружена на всякий пожарный. Сам у Доберкура отними, чай, не маленький!

Грач секунду размышлял, потом кивнул и, не оглядываясь, пошел вперед. Когда он с Павлом скрылся за поворотом, Аня присела на небольшой камень, торчавший из неровной стены.

– Я передумала, дай мне какую-нибудь таблетку.

Громов полез за аптечкой.

– На Вовку не обращай внимания, он остынет. Он уже принял ситуацию.

– Разберемся, - кивнул Юра. – Лишь бы сейчас вопрос с Доберкуром решить. Что с тобой случилось?

– Ой, не спрашивай! Получила каменюкой по каске. Ну, и по другим частям тела. Но зато у Пат появилась солидная фора.

Проглотив таблетку, Аня пошла дальше. Юра предложил ей опереться на него, и она согласилась. Однако, несмотря на усилия, их скорость все падала.

– В сон клонит, - заявила Аня неожиданно и закашлялась. – Я, наверное, часа четыре всего спала.

– Вот выберемся, отоспимся, - пообещал Громов. – Я сутки буду в постели валяться, а то и всю дорогу от Антарктиды до Москвы просплю.

– Ага! Я тоже.

Юра поймал себя на мысли, что они с Аней ведут себя странно. Болтают на отвлечённую тему, словно на прогулке. Не торопятся и совершенно перестали волноваться. Сонный покой обволакивал их, укачивая и усыпляя на пару. Юра даже готов был поклясться, что слышит, как мамин голос напевает ему колыбельную, как в раннем детстве. Вот откуда, из каких уголков памяти это всплыло? Он и не думал об этом никогда. А тут хотелось улечься прямо на рельсы, свернуться калачиком и закрыть глаза. А еще Юра чувствовал возрастающее неприятное давление в височной области и связывал все эти явления с работой «черного солнца».

– Кажется, эта зараза и до меня добралась, - зевнула Аня. – Вова жаловался утром на рассеянность, а я вот сейчас…

Она, пошатнувшись, вдруг стала оседать, и Юра, перепугавшись и от этого испуга слегка очнувшись, подхватил ее на руки.

– Ой!
– выдала Аня и, нервно прыснув, обняла Громова за шею.

– Подожди-ка, - он перехватил ее поудобнее и понес вперед.

– Да не, не надо, поставь меня! Я сама пойду, – Аня вроде как веселилась, но руки ее никак не могли нормально сцепиться в замок, соскальзывали и наконец повисли плетьми, а голова сползла с плеча и запрокинулась. – Куда ты меня тащишь?

– Впереди стоит вагон, мы там немного передохнем, - сказал Громов.

Он усадил ее на грубую грязную скамью вагонетки и сам обессилено схватился за поручень.

– Ты что-нибудь слышишь? – через некоторое время шепнула Аня.

Юра прислушался:

– Нет.

– И я нет. Где они все?

– Не знаю, но если не доносится ни криков, ни выстрелов, это добрый знак.

– Юр, а тебе не кажется, что впереди горит слишком яркий свет, и он не похож на электрический?

Юра выпрямился и, поколебавшись, спросил в ответ:

– А тебе не кажется, что совсем рядом играет музыка? Я давно ее слышу, но убеждал себя, что это глюк.

– Это не глюк, – Аня мотнула головой, – красивая мелодия, я тоже ее слышу. Еще перед тем, как таблетку пила. От нее сон навевает.

– Надо бы разведать, что там и как…

Туннель, где они находились, невдалеке вливался в огромный зал с невообразимо высоким сводом. Он и правда казался целиком заполненным странным белым светом, словно аквариум водой. Свет даже колыхался, подобно волнам на ветру, хотя в пещере не ощущалось ни малейшего дуновения. И где-то там, вне всякого сомнения в его непрозрачном молочном нутре рождались певучие ноты совершенной, прямо-таки неземной гармонии…

– Мне это не нравится, Юр. Как считаешь, можно Володю позвать или лучше не привлекать внимания?

– Лучше не привлекать. Сиди тут, я пойду посмотрю.

– Я с тобой!

– Не стоит, я без тебя быстрей обернусь.

– Не бросай меня! – Аня напоминала маленькую девочку, растерянную и беспомощную. – Не будем разделяться!

– Ладно, - Юра подал ей руку, - сможешь идти-то?

– Должна. Ты только не спеши.

Они кое-как миновали состав и с опаской замерли на путях перед мотодрезиной. Белый свет, словно живая жидкая субстанция, висел метрах в десяти от них, то отставая от стен, то плотно к ним прилипая. Он дышал, распухал и резко опадал, шел волнами и мерцал серебристыми огоньками.

– Это «солнце», да?
– шепнула Аня. – А чего оно сюда вылезло? Я боюсь… вдруг, это как с Сережей и Артемом…

– Это не похоже на радужную дымку, - выдохнул Юра, - совсем другое.

– Дымка тоже выглядела красиво, а потом… Где Володя? Неужели он там?!

Свет, качнулся, слегка отпрянув, словно испугался ее последнего вскрика, но тотчас потянулся к людям тонкими щупальцами.

– Бежим отсюда! – Аня в панике дернулась и попыталась броситься наутек, но подвернула ногу на неровно торчавшей шпале, и упала.

Юра кинулся к ней, поднимая.

И тут это белое нечто накрыло их.

52. В Хранилище. На краю гибели

Патрисия Ласаль-Долгов

К этому она была не готова. Простреленное плечо пульсировало и болело так, что на глаза сами собой навернулись слезы. Ги деликатничать не собирался – вцепился в воротник куртки, принуждая снять ее. Патрисия и сама хотела избавиться от верхней одежды, чтобы взглянуть на рану и по возможности чем-нибудь перевязать. Морщась от усилий, она стянула куртку, оставив ее на растерзание Доберкуру. Рукав свитера был весь в крови.

– Ты кретин! – выругалась она, безуспешно пытаясь сдержать болезненные всхлипы. – Нет при мне Ключа!

Ги, переворошив все карманы и разодрав подкладку, отшвырнул куртку и снова направил на Пат оружие. Его глаза лихорадочно блестели, соперничая с бликами от «солнца», пляшущими на очках ночного зрения, поднятыми на взъерошенное темя. Красное лицо покрывали бисеринки пота, а рука, державшая пистолет, мелко подрагивала.

– Не верю, что ты опрометчиво оставила его в рюкзаке. Реликвия такая ценность, а рюкзак можно потерять. Ключ где-то на тебе! Мы теряем время, Пат, снимай все до нитки!

– Я не могу! Мне больно!

Он набросился на нее, толкнув на жесткие камни. Пат вскрикнула, а ощутив на своем теле его ищущие руки, из последних сил залепила ему пощечину.

– Только тронь меня еще! Ни слова от меня не услышишь!

Ее вопль слегка его отрезвил. Сунув ствол за ремень брюк, Ги рванул рукав ее свитера, оторвав по шву, что называется, «с мясом», и обнажил рану. Изучив открывшуюся картину, он хмыкнул и наложил на окровавленное плечо грязный кусок трикотажной ткани, крепко затянув узел. Пат кричала и ругалась, но ему как будто было все равно.