Выжить в Антарктиде
Шрифт:
Павел вгляделся в жену и рассмеялся:
– Пат, ты напоминаешь королеву фей!
– с по-идиотски счастливой миной на лице он раскинулся на ступенях в позе морской звезды.
Грач, борясь с собственным приступом неуместного веселья и наваждения в целом, подошел к Ашору, перебравшемуся по другую сторону возвышения с «бубликом», и спросил:
– У меня что-то вроде эйфории. Ты уверен, что это не приведет к побочным действиям, как при приеме наркотиков?
– Эйфория от переизбытка праны, – ответил Ашор. – Это долго не продлится, так что пусть… Иди приляг где-нибудь, а то упадешь.
«Солнце» сияло как десяток обычных солнц, и на «бублик» стало больно смотреть. Очертания зала скрывались за пеленой, Грач уже не видел Патрисии, потерял из виду Ашора. Широко зевнув, он побрел к лестнице,
«Жаль, Аня не видит, ей бы понравилось…» – шевельнулось у Володи в мозгу. Появилось слабое беспокойство о девушке: как она там? Скоро ли придет? Ей бы тоже не помешало искупаться в живительной пране. Грач даже сделал попытку приподняться, пойти за ней, проверить, почему Громов и Егорова не спешат в Хранилище, но не смог встать. Ему было слишком хорошо, чтобы испытывать негативные переживания. Тревога таяла, растворяясь в счастливом забытьи.
Они все расслаблялись, впадали в прострацию. На них изливалась райская благодать, а нежная прекрасная музыка убаюкивала, обещая приятные сновидения.
Грач лег, беззаботно махнув рукой на неподобающую для охранника, всегда обязанного быть начеку, позицию. Шершавая ступенька, усыпанная мелкой крошкой, ему показалась мягче самой роскошной перины.
Исцеляющий свет выдавился за пределы Хранилища и растекся по пещерному залу. Все, кого он касался, засыпали, и на лицах их блуждали улыбки.
Никто не заметил, как зашевелился Доберкур. Он глубоко вздохнул, на несколько мгновений распахнул глаза, а потом, вновь успокоившись, повернулся на бок, занимая более удобное положение…
53. В Хранилище. Развязка.
Ги Доберкур
Все пошло наперекосяк с того момента, как заболел мальчик.
Ги ненавидел болезни и боялся их. Слабость и, как следствие, не способность реализоваться, нудная обязанность принимать лекарства по часам, изможденный вид – что в этом хорошего? Сам он болел, к счастью, редко, но сталкиваться с больными и больницами ему приходилось. Его семья основала благотворительный фонд помощи неимущим, и Ги некоторое время возглавлял его. Это красиво смотрелось на фотографиях и приносило политические дивиденды, но мало кто знал, какой мистический ужас охватывал Доберкура-младшего всякий раз, когда он переступал порог очередного госпиталя. Ги внушал себе, что откупается от болезни и немощи деньгами, ведь каждому воздается по делам его, но, будь его воля, он бы лучше поддерживал каких-нибудь художников и поэтов. Да, вышло бы не столь душещипательно, но не менее благородно.
Болезнь мальчика сразу показалась Доберкуру дурным знаком, и он не обманулся в предчувствиях.
Сначала ему пришлось поменяться с Ашором и выехать на патрулирование с Дмитрием Ишевичем. Это было плохо по двум причинам. Во-первых, Ги желал держать кулон и Сережу под присмотром. Во-вторых, Ишевича он ненавидел, и скрывать эту ненависть было весьма затратно в плане душевных сил. Он бы с радостью устроил разведчику несчастный случай, но понимал, что Ишевич не дитя, которого легко обмануть. Он может избежать ловушки и отправить вместо себя на тот свет самого Доберкура. Пришлось, сжав зубы, терпеть и надеяться, что Сергей Давыдов не наделает глупостей.
Увы, Сергей их наделал, и Ги пришлось защищаться.
Уже после, сидя взаперти и страдая от жестоких побоев (Грач, хоть и не усугублял, но приложил знатно), Доберкур пришел к выводу, что и на него неблагоприятно действует излучение ципинь сюаня - иначе объяснить потерю хладнокровия не получалось. Вместо того, чтобы просто сбежать и дождаться удобного момента, Ги зачем-то ввязался в драку против обозленных русских мужиков.
Но, как говорят те самые русские мужики, «нет худа без добра». Теперь Ги знал расклад сил стопроцентно. Ашор и Патрисия, на которых он делал ставку, переметнулись в противоположный стан, и с ними теперь нечего было церемониться. Аня Егорова, пусть и киллер, показала слабину, никак не отреагировав
на стрельбу (хотя Доберкур не сомневался, что оружие при ней было), это доказывало ее несостоятельность и подверженность излучению. Паша и Гена - очевидный балласт, которые ни за что не полезут на передний план. Ну, и минус Дима Ишевич – тоже немаловажный фактор. Ги давно собирался его устранить еще в отеле, да паршивец сбежал прямо из-под носа. Впрочем, судьба все равно его настигла.Следующими шагами становилось выбивание из игры Грача, поиск настоящего Ключа и бросок до Хранилища. Все это следовало проделать как можно скорее, потому что, начав влиять на психику, ципинь сюань не остановится. Ги читал об этом эффекте в старинном тибетском трактате.
С этим трактатом получилось даже забавно. Посылая его с необычными поручениями и закаляя характер, его отец преследовал собственные тайные цели. Ги до поры не понимал толком, чем занимается в пустынях, джунглях и горах. У него не было полной картины. Однако все его поездки были не случайны, и разрозненные с виду задания постепенно выстраивались в связную цепь.
Именно в Потале, куда его отправили с простеньким поручением забрать приобретенную Доберкуром-старшим редкую рукопись пятого века, Ги пришлось наиболее тяжко. С манускриптом, представлявшим собой шелковый свиток, крепившийся на два деревянных колышка, трудностей не возникло, но пришлось постараться, чтобы отвязаться от преследователей и вывезти редкость за пределы государства.
Как оказалось, манускрипт содержал массу полезных сведений о необычном артефакте под названием «ципинь сюань» или «вихревая катапульта», или «черное солнце». Ги сделал копию и отнес лингвисту, заказав себе самый точный перевод. Лингвист затребовал немалые деньги, в том числе и за срочность, но Ги согласился бы на любую сумму, тем более, что, выполнив работу, жадина удачно впал в депрессию и покончил с собой, оставив семье кучу долгов и вопросов.
О содеянном Доберкур-младший не жалел. Папаша оказался калачом тертым, и, отправляя сына в Антарктиду, даже не подумал поделиться сведениями, написанными в тибетском манускрипте. Всем, чем угодно. Но только не им – знал, что эта рукопись дает в руки невиданную власть. Что ж, Ги сам о себе позаботился. Он изучил перевод от и до, затвердил некоторые абзацы наизусть, и долгое время считал себя едва ли не самым крупным знатоком по ципинь сюань, способным соперничать даже с Патрисией Ласаль.
По отдельным репликам, отпускаемым Патрисией, Ги казалось, что ей многое не известно. Она ничего не понимала в поведении радужной дымки (или пузыря, как его величали русские), не ведала о подземном ходе, и Ги сомневался, такой ли хороший из нее физик, как ему говорили. Впрочем, он старался поддерживать ее невежество, выдвигая бесполезные предложения, и с удовольствием наблюдая за ее растерянностью.
Противники в Антарктиде достались Доберкуру откровенно слабые. По сравнению с теми, кто преследовал его в Тибете, пытаясь отнять манускрипт, они были слишком сентиментальны и человеколюбивы. Громов – подумать только! – перед сном развязал ему руки, сковав спереди наручниками, и даже принес еды и воды. Неслыханная щедрость! И расточительство – сам Доберкур никогда бы не проявил снисхождения к пленным. Но тем хуже было для них, потому что у Ги вовсю уже зрел замысел, как выбраться из радиорубки, несмотря на забитые окна и двери.
Освободиться от наручников было сущим пустяком. Роясь среди хлама в поисках подходящих химических ингредиентов, Ги наткнулся на чистый сверток, который явно появился тут совершенно недавно. Развернув его, он не удержался от приглушенного возгласа: в тряпке обнаружилась серьга, очертаниями один в один напоминающая кулон Патрисии.
– Ну, ты и зараза! – произнес Доберкур в адрес своей подопечной, не скрывая отчасти своего восхищения. – Но учителя ты своего не превзошла.
*
В Хранилище Ги устроился с комфортом. Экспериментировать с Ключом он не стал – себе дороже, просто сидел, наблюдал и ждал Патрисию. Она должна была явиться не позднее, чем через сутки. Явиться одна – за своей реликвией. Это дело касалось только их двоих, и Ги был уверен, что Пат непременно избавится от сопровождающих.