Взлетная полоса

Сергей чувствовал, что ведет себя по меньшей мере глупо. Было похоже, как будто бы он совершил сейчас нечто предосудительное или, еще того хуже, его только что уличили в чем-то крайне постыдном. Но ведь, ровным счетом, не было ни того и ни другого. А стало быть, и краснеть и смущаться не было абсолютно никаких оснований. Но сколько бы он это не внушал себе, чувствовать себя в компании брата и сестры вольно и непринужденно, как это было только что, он уже не мог. И самое глупое было то, что он никак не мог объяснить себе причину этой неожиданно напавшей на него скованности. Нарушила всеобщее молчание в конце концов Ирина.

– - Почему вы все-таки молчите, Сережа?
– - озабоченно спросила она.

– - Весь поглощен яствами. Как утверждает народная мудрость, когда я ем, я глух и нем, -- ответил Сергей и пожалел, что не прикусил себе при этом язык. Сказал какую-то чушь.

– - Неправда. Теперь я точно знаю, что что-то произошло.

– - Успокойся, сестра. Ты еще не настолько стара, чтобы обладать такой мнительностью, -- заметил Евгений.

– - А у вас тем более нет никаких оснований сидеть тут и дуться как мыши на крупу. Эх вы! А я еще хотела с вами потанцевать.

– - Пожалуйста!
– - быстро согласился Евгений.

– - И я готов!
– - поддержал его Сергей.

– - Нет уж. Я не люблю таких квелых партнеров. Наверно, вы просто оба устали, вот у вас языки и не шевелятся. А раз так -- отправляйтесь-ка вы по домам. Я останусь тут. Сереже не надо будет меня провожать. А тебе, брат, отсюда до дому двадцать минут ходьбы. Перед сном прогуляешься -- это только на пользу.

Мужчины как по команде встали из-за стола. Сергей даже не допил кофе, сославшись на то, что боится долго не уснуть.

Он взял с вешалки фуражку и остановился возле двери.

– - Может, Ирочка, вам все-таки тоже пойти домой?
– - спросил он и быстро добавил: -- Вы не сомневайтесь, я вас одну не оставлю.

– - Идите, -- улыбнулась Ирина.
– - До завтра. Мне еще убраться здесь надо.

Мужчины вышли на лестницу, лифт спустился вниз, очутились на улице. Не сговариваясь, закурили.

– - Вы, кажется, на самом деле на что-то обиделись, -- нарушил молчание Евгений.
– - Может, на то, что я говорил о вашей порядочности? Но поймите меня, она моя сестра. А я не побоялся раскрыть вам самую большую ее тайну.

– - Бог с вами, Женя! Какая у меня может быть обида?

– - Тогда что же? Вас сразу будто подменили.

– - А вы думаете, я знаю сам? Конечно, ваше сообщение меня ошеломило. Но дело вовсе не в том, что оно меня к чему-то побудило или обязало. Я сразу подумал, какая это будет травма для Володьки, когда он узнает истинное положение дел. Ничего себе накладка получилась:

– - Да уж, -- глубоко затянулся Евгений.
– - Не хотел бы я оказаться на месте хоть кого из вас троих. А впрочем, ничего из ряда вон выходящего. Всего лишь одна из двадцати восьми ситуаций, точно описанных в библии. Но вот какая именно? Вы-то сами к Ирине как относитесь? Ведь вы тоже из мяса, человек ведь. Вам-то она нравится?

– - Объективно -- она очаровательна.

– - А субъективно?

– - Никогда об этом не думал.

– - Ну что ж, объективно -- это тоже неплохо. Философы утверждают, что объективизм провозглашает воздержание от критических оценок. Пусть моей Иришке повезет.

И они расстались. И странное дело, как только Сергей остался один, он тотчас же успокоился. Однако освободиться от пережитого в mb.b вечер впечатления полностью ему не удалось. Уже под утро, когда сон его обычно бывал наиболее крепок, ему приснилась улица, мерцающие фонари, в которой слышались только собственные его шаги, и он сам, одиноко бредущий по мокрому, усыпанному листвой тротуару. Он шел долго, оглядывался по сторонам, что-то искал. Но не находил и брел дальше. И вдруг увидел на асфальте очень красивую золотую безделушку. Он даже не разглядел, что именно. Увидел среди листьев что-то блестящее, понял, что это золото, и почему-то испугался. Очень испугался. Но протянул руку и схватил тускло поблескивающий предмет. И тотчас же услыхал сердитый и требовательный, какого никогда не слыхал в жизни, голос Владимира: "Оставь! Это не твое! Оставь!" Он заметался по улице, но Владимир, как зловещая тень, неотступно следовал за ним. Он бежал от брата изо всех сил и уже начал задыхаться, и уже понял, что маленький, согревшийся у него в руке кусочек золота надо отдать. Но в этот момент другой голос, чужой и незнакомый, прошипел у него за спиной: "Не слушай никого. И никому не отдавай. Это твое. Оно само пришло тебе в руки". И он побежал дальше, преследуемый криками: "Отдай!", "Не отдавай!", "Это не твое!", "Это ты нашел!". Каждый крик бил, как хлыст, то справа, то слева. И внутри у него от этих ударов все содрогалось. Боль была настолько мучительной, что он проснулся весь мокрый и совершенно растерзанный. Проснулся и, не зажигая света, сел на тахте. Сердце усиленно билось. В голове стучало. "Что за дурацкий сон? И почему он мне приснился?" -- подумал он и неожиданно вспомнил Ирину. Вспомнил, какой представил ее, увидев в дверях, когда она возвращалась от соседей, и вздохнул. "Вот оно откуда берется. В руку сон, в руку. Не золото это, это она сама ко мне пришла. А я оробел, растерялся. Потому и сидел там -- как воды в рот набрал. Юлия. Юля довела меня до этой чертовщины".

Глава 9

Начиная с мая и до самого отъезда на юг, что обычно бывало где-то в сентябре, Александр Петрович и Маргарита Андреевна, как правило, жили на даче. Частенько, особенно в жаркие дни, когда в городе нечем было дышать, а утреннее солнце уже успело к семи часам хорошенько прогреть песчаный пляж на берегу канала и на нем в это время было особенно приятно загорать, вместе с отцом на дачу выезжала Юля. По пятницам к ним присоединялся Игорь. Это стало в доме Кулешовых-- Руденко почти нормой. Но иногда установившийся за много лет порядок неожиданно рушился. И почти всякий раз по вине Юли. Так случилось и в эту пятницу. Перед концом работы Александр Петрович в обычной своей манере спросил дочь:

– - Ну, ты готова?

Но Юля неожиданно отказалась ехать.

– - А мать будет ждать. Затеяла там какой-то ужин:

– - У меня тут дела, -- коротко ответила Юля и, чтобы не расстраивать отца окончательно, добавила: -- Я приеду завтра. Вместе с тобой. Ты же утром вернешься:

Александр Петрович заметил в глазах у дочери веселые искорки и нахмурил брови.

– - И непременно. И нечего по этому поводу, моя милая, иронизировать. Это мое хобби, и я совершенно не собираюсь от него отказываться, -недовольно и назидательно проговорил он.

– - В таком случае, до завтра, -- не обращая внимания на его тон, ответила юля и направилась к двери.

– - А Игорь?
– - вдогонку спросил Александр Петрович.

– - Спроси у него, -- посоветовала Юля и выскользнула в приемную.

Возможно, при другой ситуации Юля и объяснила бы отцу, что за дела задерживают ее в городе. Но сегодня у нее были серьезные основания не вдаваться в подробности. Она просто не имела права говорить, что отправляется на ужин в кафе. Александр Петрович категорически был против того, чтобы его подчиненные пользовались для встреч или иных торжественных случаев подобными заведениями. "Уж если вы без этого не можете, проводите, пожалуйста, такие ,%`./`(ob(o дома. По-семейному:" -- не раз говорил он на служебных совещаниях. Но некоторое, мягко выражаясь, несовпадение взглядов наблюдалось у начальников и у подчиненных, как, впрочем, у родителей и детей, всегда. Поэтому Юля отправилась по адресу, указанному Зарубой, а Александр Петрович поехал на дачу.

Однако на Октябрьской площади водитель, румяный здоровяк с бычьей шеей, свернул с прямого маршрута направо, спустился в туннель, проехал под площадью, не доезжая Крымского моста, свернул еще раз направо и снова очутился на площади. Но теперь до нее немного не доехал и остановился напротив аптеки.

Александр Петрович вылез из машины, но, прежде чем хлопнуть дверцей, сказал водителю:

– - Позвоните, Виктор, на всякий случай Маргарите Андреевне. Спросите, не надо ли чего-нибудь захватить из города.

После этого он перешел проезжую часть и направился в комиссионный магазин, в котором наряду с антиквариатом и прочими произведениями искусства торговали и картинами. Здесь его, как и некоторых других завзятых коллекционеров живописи, хорошо знали. Александр Петрович не спеша осмотрел торговый зал. Картин предлагалось много. Были среди них полотна очень известных мастеров. Но в основном это были портреты. Исключение составляло несколько натюрмортов. А Александр Петрович подбирал для своей коллекции пейзажи. Впрочем, приобрести что-либо сегодня он и не рассчитывал. По вторникам и пятницам магазин сам производил скупку полотен живописи у населения. Распродажа же их велась по средам и субботам. В эти дни в комиссионном на Октябрьской площади творилось бог знает что.