Взлетная полоса

– - Что ты помнишь? Содержание?

– - И содержание.

– - Это не главное.

– - И людей. Катюшу я даже на свой лад пыталась танцевать.

– - Мысли его, философия, величайшая способность к анализу событий и фактов -- вот что в первую очередь возводит графа на пьедестал. Я глубоко убежден, что, если бы он был не писатель, а ученый, скажем математик, он был бы выше Эйлера, а если был бы физиком, с ним мог бы сравниться разве только Ньютон. Да-да! Сам Исаак Ньютон!

– - Ты, как всегда, неуемный фантаст.

– - Пусть так. Разве это плохо? Другие его даже не читают. Ты думаешь, твой зять Толстого читал?

– - Уверена, Как же может быть иначе!

– - А я нет.

– - Что -- нет?

– - Не уверен.

– - Ты еще не вздумай его об этом спросить!
– - напугалась Маргарита Андреевна.

– - Вот-вот. Сама, стало быть, не веришь, а уже защищаешь. Читать и тем более перечитывать Толстого в наше время -- роскошь. И многим она просто не по зубам! Людей засасывает пучина суеты. Они все одержимы страстью созерцания. Смотреть! Смотреть! Не важно что и не важно где. Только бы видеть, получать хотя бы элементарную зрительную информацию. Кумирами действия стали хоккеисты, футболисты и вообще все, кто способен прыгать, бегать сломя голову, кувыркаться. Ну кому нужен в этой толчее великий аналитический ум Rолстого? До раздумий ли тут?

– - Ты мрачно настроен, -- заметила Маргарита Андреевна.

– - Нет, Ритушка. Наоборот: констатирую, восхищаюсь и думаю. Не доказывает ли он своим примером, что творческий человек не только в шестьдесят, но и в семьдесят и старше остается работоспособным, полезным и нужным для общества.

– - Ах, ты вот о чем!
– - не сдержала улыбки Маргарита Андреевна.

– - Об этом, об этом, Ритушка.

– - Боишься старости:

– - Несправедливости боюсь. Боюсь, за меня решат то, что должен решать только я сам. Потому что так, как я себя, меня никто не знает. И сколько еще у меня сил и что я еще могу -- тоже никто взвесить не может.

– - А уже есть какие-нибудь разговоры?
– - участливо осведомилась Маргарита Андреевна.

– - Общая ситуация есть, -- хмуро ответил Александр Петрович.

– - Ну, это тебя, может, и не касается. А вот то, что ты об этом сам думаешь, нехорошо. Ты уж лучше или не думай, не волнуй себя, или уходи, не дожидайся, когда тебя об этом попросят. Я бы, на твоем месте, именно так и сделала. Уходи и поживи хоть немного без забот, без лишней нервотрепки. Тебе ведь и почитать-то некогда. Читаешь по ночам, как школьник. И гулять совсем не гуляешь. Разве это дело? Иди- ка лучше на воздух, подвигайся, подыши. Посмотри, какая луна! И тихо:

Александр Петрович взглянул через стекло веранды на участок и только сейчас заметил, что весь он залит удивительным причудливым серебристо-оранжевым светом. От этого света листья на деревьях блестели как лакированные, трава, казалось, превратилась в серебряные колючки, а золотистая кора сосен зажглась фиолетовым огнем. И все это замерло, застыло без малейшего движения, потому что даже слабый ветер не дул в это время над лесом. Александр Петрович вспомнил, что когда-то давно, когда эта дача только была построена, он с женой в такие ночи не только любил побродить по берегу канала, но даже плавать на лодке. Но это было почти сразу же после войны:

– - Да, тихо. Очень тихо, -- согласился он.
– - Но я все же еще посижу тут. Разгуляешься -- не уснешь. А мне завтра рано вставать.

– - Во сколько приедет Виктор?

– - К восьми тридцати.

Александр Петрович дочитал роман до места описания встречи Катюши с Нехлюдовым и, хотя до конца тома оставалось уже совсем немного, закрыл книгу.

Уснул он скоро. А утром в семь часов был уже на ногах. Однако машина пришла лишь только в девять. Александр Петрович весь изнервничался и встретил водителя хмуро.

– - В чем дело?
– - сухо спросил он.

– - Да, понимаете, баллон спустил. Я за запаской, а она тоже, понимаете, слабовата оказалась. Да вы не беспокойтесь. Мы мигом!

– - заверил водитель и сразу набрал скорость.

Александр Петрович всю дорогу молчал. Водитель, чувствуя свою вину, несколько раз пытался было с ним заговорить. Но, ни разу не получив ответа, тоже умолк. Только в половине одиннадцатого добрались они до магазина. Остановились на том же самом месте, напротив аптеки, где и накануне. Александр Петрович вылез из машины и направился в магазин. Возле входа толпилось немало народу. Александр Петрович попытался протиснуться в двери. И неожиданно снова увидел Рощина. Довольный, запыхавшийся, со сбившимся набок галстуком, артист уже выбирался из толпы. Высоко над головой он держал небольшую картину в старинной золоченой раме. Взгляды их встретились. Рощин тоже узнал Александра Петровича и приветливо помахал ему картиной. При этом полотно повернулось к Александру Петровичу своей лицевой стороной, и он увидел зимний, залитый солнцем пейзаж Грабаря. Сочный, выразительный, словно вышивка, рисунок, манера исполнения не оставляли ни малейшего сомнения в том, что и на этот раз Рощину повезло. Картины Грабаря давно уже стали /.gb( такой же редкостью, как и картины многих передвижников. "Вот это и есть та самая единственная, о которой мне говорили", -- невольно вспомнил Александр Петрович и, окончательно расстроившись, повернул обратно. На дачу он вернулся в самом мрачном настроении.

– - Да ведь мы и опоздали-то ну самую малость: -- пытался было утешить его водитель.

Но Александр Петрович в ответ безнадежно махнул рукой.

– - В понедельник поговорим, -- подписывая путевой лист, сказал он и отпустил машину.

Юля и Игорь были уже на даче и вместе с Маргаритой Андреевной поджидали к завтраку Александра Петровича. Он пришел к столу и молча сел на свое место. Молча съел омлет, молча выпил кофе. Маргарита Андреевна поняла, что муж вернулся чем-то расстроенным. Но до поры до времени никаких вопросов ему не задавала. И лишь когда он, отодвинув от себя пустую чашку, закурил, спросила:

– - Впустую съездил?

Александр Петрович утвердительно кивнул.

– - Совсем, совсем ничего не было?

– - Кое-что было, -- неохотно ответил Александр Петрович.

– - Что же именно?

– - Грабарь был:

– - Так почему же ты не взял?

– - Известно почему. Не успел. А Рощин этот ваш ленинградский тут как тут. Экий право проныра:

О промахе Виктора Александр Петрович, заметив лукавый взгляд дочери, ничего решил не говорить.

– - А, так я знаю эту картину. Зимний пейзаж?
– - сразу вспомнила Маргарита Андреевна.
– - Тогда все понятно. Он за ним еще в Ленинграде охотился.

– - Что значит в Ленинграде? Картина была в Москве.

– - Последнее время -- да. А раньше была в Ленинграде. Значит, он за ней следил.

– - Может быть, -- мрачно согласился Александр Петрович.

– - Да, да. И между прочим, настоящие коллекционеры только так и поступают.

Этого Александр Петрович уже не выдержал.

– - Ты, милая, в корень смотри!
– - назидательно проговорил он.
– - Ему делать нечего. А у меня, было бы тебе известно, КБ на шее. И спецпроекты -один ответственнее другого.

– - Но Грабарь -- это тоже Грабарь.

– - Все равно. Дело на безделицу менять не собираюсь. И торчать у дверей комиссионного с утра до вечера тоже не стану.

– - Тем более в таком чине, -- заметила Юля.

– - Тем более, -- подтвердил Александр Петрович.

Маргарита Андреевна ничего на это мужу не ответила, а заговорила вдруг совсем о другом.

– - Ты давно хотел подумать о новой квартире для ребят, -- напомнила она.

– - Каких ребят?
– - опешил Александр Петрович.