Взыскующие неба
Шрифт:
Человеческое тело Кромахи преодолело оставшееся до земли расстояние и гулко ударилось подошвами оземь. Поверхность была неровная и каменистая; он, враз отяжелевший, приземлился почти наугад, не выбирая места - и правая щиколотка хрустнула, а левая остро заныла. От боли Кромахи чуть не потерял равновесие, но медлить было некогда - сова настигала его...
...и в тумане перед ней выросла человеческая фигура. Сова не успела свернуть, она лишь суматошливо захлопала крыльями по воздуху, пытаясь остановиться - и получила такой удар кулаком в грудь, что отчетливо послышался треск. Испустив сдавленный крик, сова кое-как перевалила за груду камней и исчезла из виду. Может быть, там она и упала - Кромахи этого не никогда не узнал.
Ковыляя, он сделал несколько шагов в сторону, и силы покинули его окончательно. Кромахи понял, что
Он смертельно устал, не мог ни идти, ни лететь. Хотя бы полчаса отдыха...
Под чьими-то шагами неподалеку заскрипели камни. Послышались голоса. Кромахи встрепенулся: похоже, старый Комгалл послал кого-то из своих людей поискать под стеною тело. Вероятнее всего, князь Уски не сомневался, что загадочный чужак разбился насмерть, но вождь должен быть слишком беспечным, чтобы не удостовериться собственными глазами... Голоса приближались, Кромахи различал уже отдельные слова - да, воины искали его и переговаривались между собой вполголоса, с опаской. А он, в полном изнеможении, сидел на камне, совсем близко, и не мог двинуться с места, даже если бы пожелал. В человеческом обличье он никуда бы не делся, а в птичьем... в предутреннем тумане наверняка таились еще совы и другие опасности. Кромахи вдруг охватило какое-то странное отупение; ему стало все равно, что его сейчас найдут, потащат обратно в крепость или попросту убьют на месте с перепугу, внезапно обнаружив живым.
Над ним раздалось негромкое карканье, очень знакомое. Зашелестела ветка, на которую опустилась птица; Кромахи, проклиная слабые человеческие глаза, вгляделся в утренний туман - и увидел Фиахну. Под кустом, на котором она сидела, виднелась старая нора или просто щель между камнями, наполовину заваленная грудой хвороста... Оцепенение прошло, Кромахи торопливо подполз к кусту, руками разбросал сухие колючие сучья, загородившие вход, а потом, уже в птичьем облике, беспомощно шурша распростертыми крыльями и обдирая грудь о землю, заполз в темноту. Это действительно оказалась нора, она заканчивалась небольшим круглым расширением, вроде залы, в котором он даже смог развернуться головой к входу. Если бы за ним вздумал последовать какой-нибудь хищник вроде хорька, его ждал бы острый, как наконечник стрелы, клюв. Кромахи еще мог им владеть с достаточной силой и меткостью, благо простора для этого не требовалось.
Снова послышалось карканье, и кто-то заслонил собой лаз. Скребя когтями по камню и прижимая крылья к бокам, в нору влезла Фиахна. Добравшись до "зала", она тоже развернулась и устроилась головой к входу. Так, тесно прижавшись друг к другу, Кромахи и Фиахна просидели до утра.
Глава VII
У Гильдаса с самого утра ничего не ладилось. Как он ни уверял себя, что Кромальхад сам решил свою судьбу, бог весть на что обидевшись и разорвав былую дружбу, подспудно Гильдасу все-таки казалось, что он виноват. Виноват, что надолго оставил Кромальхада одного и позволил ему наслушаться похвал в доме князя - неудивительно, что у бедняги, после долгого вынужденного воздержания, голова пошла кругом, ведь тщеславия и гордости Кромальхаду было не занимать. Виноват, что разрешил ему отправиться в Уску - как был бы виноват наставник, отпустивший ученика в опасный путь без достаточной подготовки.
Но Кромальхад - не ребенок и не юноша, он взрослый мужчина и воин. Во всяком случае, так он выглядел и так держался. На взгляд Гильдаса, ему было уж никак не меньше тридцати зим. Однако давешняя ссора, во время которой Кромальхад злился и плакал, как разобиженный мальчуган, заставила его внезапно усомниться в этом...
Кромальхад вел себя, как человек, никогда не видавший людей. Может быть, он вырос в заточении? Или при рождении он был оставлен матерью и его вырастили дикие звери? Случалось и такое... Гильдас своими ушами слышал историю о Кенуиге из Урзаха, которого в младенчестве подобрала и вскормила медведица, сообщив ему силу десятерых. Вернувшись к родным, Кенуиг обрел дар членораздельной
человеческой речи, но, впадая в гнев, сразу принимался рычать, и он никогда не срезал ногти, и все тело у него поросло жесткой курчавой шерстью. Говорили еще, что великий и таинственный город Рим, откуда на памяти прапрадедов приходили бронзовые легионы, выстроившие великую стену против пиктов, и где, еще раньше того, проповедовал и умер бесстрашный Питер, ученик Йесы - так вот, говорили, что Рим выстроили двое братьев, вскормленных молоком волчицы..."Кто он и что ты о нем знаешь? Откуда он взялся в ваших краях и отчего поначалу тебе пришлось водить его едва ли не за руку, разъясняя такие вещи, которые должны быть знакомы и понятны любому, кто вырос из детской рубашонки? А потом, едва набравшись опыта, он восстал против тебя, как глупый и храбрый сын, у которого едва пробивается борода, восстает против благоразумного отца...".
Да и как он мог бы удержать Кромальхада? Если не добрым словом, то разве что силой - но, дойди дело до стычки, Кромальхад одолел бы его, усугубив ссору стыдом поражения. И к тому же за ним стоял князь. Что сказал бы Гильдас старому воину? Что Кромальхада нельзя отпускать в Уску, потому что с ним случится неладное, неизвестно что, но непременно случится?
Его подняли бы на смех, и правильно бы сделали.
Возможно, он должен был попросить Брегу - пусть бы она, своей властью Мудрой Женщины, воспретила князю куда-либо отпускать или посылать Кромальхада.
До каких пор?
Пока не выяснится, кто же он такой. Что он такое.
Отчего-то сегодня это особенно не давало Гильдасу покоя.
Он вышел за дверь сполоснуть котелок, и тут от солнца отделилось и полетело к нему что-то черное, двигаясь в воздухе зигзагами, словно гигантская летучая мышь, невесть откуда взявшаяся днем. Гильдас в удивлении стоял и смотрел, даже не думая отстраниться; когда странное существо, колыхаясь вверх и вниз на лету, приблизилось, он едва успел подставить руки, чтобы оно не шмякнулось ему в лицо.
У него на руках лежала птица - то ли некрупный ворон, то ли крупная и почти черная ворона. Неподалеку послышалось карканье; Гильдас поднял голову и увидел вторую ворону, сидевшую на ограде. Перехватив взгляд человека, она сорвалась с места и улетела. Гильдас вспомнил странных друзей Кромальхада...
Птица издала хриплый крик, похожий на стон. На крыльях и на спине у нее зияли проплешины, точно ее ощипывали заживо, поломанные перья торчали как попало, на боках виднелись царапины, явно оставленные чьими-то когтями, ножка болталась. Гильдас подивился: какая же неведомая сила помогала искалеченной птице держаться в воздухе? Немудрено, что она бросилась к человеку, прося у него помощи и защиты.
Он отнес раненую птицу в хижину, положил ее на лежанку, а сам принялся греть воду в котелке. Снова послышалось хриплое, едва слышное карканье, на сей раз еще больше похожее на стон.
– Потерпи, я сейчас, - сказал Гильдас, как будто она могла понять. Впрочем, если животное, мучаясь от боли, могло стонать почти по-человечески, не стоило отказывать ему и в человеческом разумении.
Он никогда еще не лечил птиц, но, наверное, стоило хотя бы попытаться... Взяв кусок чистого полотна и несколько палочек, чтобы сделать лубок на сломанную ножку, Гильдас повернулся - и всё, что он держал в руках, посыпалось на пол.
На кровати, растянувшись ничком, лежал Кромальхад.
Он был без сознания два дня; впрочем, это было к лучшему - Кромальхад почти не шевелился, пока Гильдас промывал ему раны и ссадины, пока составлял кости в сломанной ноге и вправлял на место вывихнутую. Рассказывать князю или Энгусу о возвращении Кромальхада Гильдас не спешил. Да и что он мог им рассказать? Что Кромальхад свалился на него с неба в птичьем облике? Воины Скары перепугались бы насмерть - и явились бы с оружием...
Если Гильдас, не ведая того, приютил у себя оборотня или иное порождение Холмов, ему самому предстояло исправлять свою ошибку.
Но ведь Кромальхад был безобиден. До сих пор он никому в Скаре не сделал зла. Когда-то он пришел в поселок, прося приюта и помощи, и вот опять обращался к людям - к Гильдасу - ничего не требуя, а только полагаясь на человеческое милосердие, на которое вправе рассчитывать каждый, даже если он не человек. Лишь бы пришедший не нарушал законов гостеприимства и готов был, при необходимости, не только просить, но и давать...